В один из июньских дней в музыкальной школе подводились итоги учебного года. После очередного педсовета преподавательница музыки Виктория Николаевна Масленникова стояла у выхода, поджидая попутчиков. Идти одной домой ей не хотелось. Ждать долго не пришлось. Скоро со второго этажа спустились преподаватели Михаил Максимович Баратов и Анна Васильевна Смирнова. В пути разговаривали на разные темы.

На трамвайной остановке к ним подошли трое мужчин. Вежливо отозвав в сторону Баратова, они предъявили ему документы.

— Вам придется проехать с нами в управление.

— Почему, за что?

— Там все узнаете.

Первая моя встреча с Баратовым состоялась скоро.

— За что меня задержали? — вызывающе начал он.

— А вы не догадываетесь?

— Нет!

Но когда ему было объявлено, что обыск в его комнате уже о многом рассказал, Баратов побледнел, обмяк и после продолжительного молчания стал давать показания. Рассказ его был длинным, но в конечном счете сводился к тому, что он пригласил к себе домой «даму сердца» и у них из-за денежных счетов произошла ссора, во время которой он убил ее. Труп спустил в подвал, расчленил его и развез части по трем «адресам».

Позднее я убедился в том, что рассказ Баратова пересыпан вымышленными эпизодами. Он все время лавировал между правдой и ложью, преимущественно утаивая правду. Естественно, что при этом нередки были «проговорки», то есть неосторожные упоминания о фактах, которые он стремился скрыть.

В процессе следствия Баратов становился все более уверенным в себе. Он держался непринужденно, стараясь показать себя человеком с чувством собственного достоинства. На вопросы отвечал последовательно и обстоятельно. Сообщая сведения о себе, неизменно подчеркивал факты, положительно характеризующие его. В частности, много говорил о своей музыкальной деятельности, высокомерно повторяя, что в его жизни все было направлено на достижение лишь одной цели — «найти себя в музыке» и что только этим объясняются материальные лишения его жены с ребенком и матери. Но это была плохая маскировка. Баратов не помогал материально ни жене, ни матери (которая не имела пенсии), но себя ни в чем не обижал.

Постепенно Баратов представал передо мной в своем подлинном облике. Даже родная мать называла его скупым себялюбцем и хвастуном. Не лучше характеризовали его и сослуживцы по работе. Они отмечали высокомерие, скрытность, грубость по отношению к равным себе, подобострастие и угодничество — к тем, от которых зависела его карьера. Это, как сказал один из свидетелей, прежде всего делец.

На допросах Баратов пространно разглагольствовал о музыке, об «экспрессионизме и импрессионизме» в ней и о прочих вещах, не имеющих к делу никакого отношения, и все это с единственной целью — поднять свой авторитет в моих глазах: вот, мол, какой я культурный. Но однажды я заинтересованно спросил, в чем он видит возможность соединения в музыке экспрессионизма с импрессионизмом, и Баратов не смог ответить мне ничего вразумительного. А когда разговор вопреки его желанию возвращался к преступлению, он для видимости пытался изобразить скорбь, но быстро забывал о ней и без малейшей дрожи в голосе описывал, как убил двадцатилетнюю девушку.

Второй обыск в комнате Баратова был еще более продолжительным, чем первый, и производился в его присутствии. Специалисты внимательно осматривали каждый метр пола и стен, каждую вещицу. Сомнительные следы тут же проверялись экспертами-биологами. На стенах, мебели и портьерах было обнаружено немало следов злодеяния, совершенного в этой комнате. И, как это часто случается с «предусмотрительными» убийцами, Баратов, стремясь уничтожить одни следы, оставлял другие. Так, бросилось в глаза, что стена в одном месте оклеена новыми обоями. Оказалось, сюда попали брызги крови. У ковровой дорожки Баратов отрезал кусок, и этот факт подсказал нам, что тот кусок также, вероятно, был запачкан кровью.

Наконец, были найдены орудия преступления. В раскладушке, висевшей в комнате, обнаружили ножовку, а в подвале (в который, кстати, можно проникнуть только через люк из комнаты Баратова) — туристский топорик. По объяснению убийцы, он нанес потерпевшей множество ударов туристским топориком, а труп расчленял с помощью ножовки. Его показания подтверждались судебно-медицинской и трасологической экспертизами, из которых следовало, что часть повреждений на голове Мамлюковой образовалась в результате ударов обухом туристского топорика, а расчленение костей трупа производилось с помощью пилы. Кроме того, эксперты-химики путем спектрографического анализа выявили на участках разреза костей трупа следы металла, аналогичного с металлом, из которого изготовлена ножовка.

Ну а как же с нашими сомнениями, которые возникли при проверке версии о том, что убийца — Баратов? Они отпали после соответствующей проверки. Вопреки мнению судебных медиков возможность сохранения трупа в подвале при комнатной температуре подтвердилась, так как там все время была естественная вентиляция воздуха.

Фибровый чемодан, в котором лежало туловище убитой, опознали свидетели, видевшие этот чемодан в комнате Баратова. Кстати, выяснилось, откуда на нем взялся след мастичной печати, заинтриговавший нас в начале расследования. Оказывается, чемодан опечатал судебный исполнитель в связи с тем, что когда-то Баратова выселяли из общежития.

Проведен был и ряд других исследований, которые помогли полностью изобличить Баратова в убийстве.

Характерная деталь, дополняющая моральный облик этого хладнокровного и расчетливого убийцы: вещи убитой, сохранившие на себе следы преступления, Баратов уничтожил, но те, на которых следов не было, он припрятал. И, отсылая сестре к дню ее рождения подарок — нотную книгу, он приложил к бандероли капроновый платок, принадлежавший убитой им девушке.

На следствии Баратов изо всех сил старался изобразить свое преступление как результат «злого рока», уклоняясь от объяснения истинных мотивов убийства. Он часто повторял, что, если бы не этот «проклятый топор», который подвернулся ему под руку, может, ничего бы и не случилось.

Почувствовав, что час расплаты приближается, Баратов под разными предлогами пытался затянуть окончание следствия. В частности, он симулировал психическое заболевание. Но уйти от расплаты ему не удалось. Суд строго наказал убийцу: по приговору он был расстрелян.

Следствие не смогло установить, когда именно началось моральное падение Баратова. Но было очевидно: его родные, близкие, сотрудники по работе знали, что он из себя представляет, и никто не попытался открыто осудить его поведение. Такое беспринципное, равнодушное отношение к Баратову, безусловно, способствовало его стремительному нравственному падению.

Их было трое

Воскресенье было теплым и безветренным. Спокойное море и безоблачное небо не предвещали морякам и горожанам портового города Красноводска в тот январский день ничего плохого. Многие на собственных моторных лодках выехали на рыбалку или на морскую прогулку. Молодые рабочие Красноводского нефтеперерабатывающего завода Николай Климов и Георгий Плотников решили на моторной лодке Климова съездить в поселок Кизыл-Су навестить своего друга Павла Иваненко.

В тот вечер товарищи домой не вернулись. Не вернулись они и на следующее утро. На заводе их также не было. В полдень старший брат Николая — Петр Климов выехал на моторной лодке соседа в Кизыл-Су и разыскал Павла Иваненко.

— Где Николай? — не здороваясь, спросил он.

— Как где? Они с Георгием еще вчера уехали...

— Дома их нет, — негромко ответил Петр.

— Я же их провожал! Они выехали еще засветло. Да, еще на причале они встретили Федю Пронина, который тоже сел к ним в лодку.

Петру не хотелось возвращаться домой. В Красноводске он еще долго стоял на берегу с тяжелыми мыслями о брате и его друзьях. Поездка в Кизыл-Су ничего не дала. Стало очевидным только, что пропавших теперь трое...