В объяснительной записке, которую ему пришлось писать, задержанный подробно изложил, каким образом к нему попали сберегательные книжки и ценности и как он должен был ими распорядиться. За успешное проведение операции таинственный «Князь» обещал ему двадцать пять процентов комиссионных и заверил его, что в последующем передаст для вывоза за границу еще большую сумму. Пассажир также подробно рассказал, где, когда и при каких обстоятельствах он познакомился с неизвестным по кличке Князь, описал его приметы и сообщил, где он обычно проводит время.

Так в руки сотрудников советских органов попала скудная информация о человеке по кличке Князь.

Поиски его оказались нелегкой задачей. Это был осторожный и предусмотрительный человек. Откуда же у него такие деньги?

2. Завсегдатаи ипподрома

Приехав в Москву в очередную командировку, Юргайтис Повилас Казис, как обычно, остановился в гостинице «Минск». Знакомых в столице у него было много. Оно и понятно. Каждый старался поддерживать дружбу с начальником коммерческого отдела Каунасского шелкового комбината имени Зибертаса. Комбинат являлся постоянным поставщиком дефицитной фондовой^[2] ткани для швейных фабрик и объединений.

Деловые связи со многими должностными лицами московских швейных предприятий у Казиса подкреплялись личными. Поэтому, сделав несколько телефонных звонков, он со своими друзьями Михаилом Шевченко, Николаем Потаповым и Семеном Фридманом вскоре появился на трибуне ипподрома. Не сговариваясь, они направились к кассе тотализатора. Юргайтис купил двадцать билетов, хотя и не знал лошадей и вообще участвовал в этой игре впервые. Ставил он наугад, тем не менее ему повезло и он выиграл пятьдесят рублей. Состязания длились еще долго. С каждым заездом страсти болельщиков и участников тотализатора разгорались. Когда перед очередным заездом мимо трибун прошел любимец публики Резвый, Шевченко заспорил с Фридманом.

— Держу пари за Резвого, — заявил он.

— На сколько? — спросил Семен.

— На пятьсот!

— Согласен.

— И я ставлю столько же за Резвого, — объявил Казис.

Но Резвый не оправдал их надежд, и они оба проиграли. Однако проигрыш пятисот рублей не омрачил настроения Казиса. По окончании программы он поспешил к себе в гостиницу. Не успел войти в номер, как зазвонил телефон. Подняв трубку, Юргайтис услышал знакомый голос:

— Здравствуй. Есть дело.

— Ну заходи.

Через полчаса в номер вошел Илья Ханукашвили — модно одетый молодой человек лет тридцати двух.

— Я собирался сегодня выехать к тебе в Каунас. Нужен «нашлайте», — прямо с порога начал он.

— Сколько?

— Двадцать тысяч метров.

— Условия оплаты?

— Разумеется, прежние — пятьдесят копеек за метр.

— Хорошо, — ответил Юргайтис. — Неси письмо.

На следующий день Илья Ханукашвили принес письмо Московской швейной фабрики «Сокол» в адрес Каунасского шелкового комбината имени Зибертаса. Из письма следовало, что швейная фабрика, являясь получателем фондовой ткани, отказывается от двадцати тысяч метров «нашлайте» в пользу Министерства путей сообщения СССР.

Казис внимательно прочел документ и, удостоверившись в подлинности подписей и печати, спросил:

— Договоренность с железнодорожниками имеется?

— Конечно. Вот письмо торгового отдела Всесоюзной торгово-снабженческой конторы «Трансторгснаб». А вот и аванс, — продолжал Ханукашвили и вручил Казису пять тысяч рублей. — Остальные пять передам, как только отгрузите товар.

В тот же вечер Ханукашвили устроил в честь своего друга Казиса роскошный банкет в ресторане гостиницы «Минск». Были приглашены еще несколько человек, участников межреспубликанской ярмарки, и в том числе представительница Ленинградского объединения «Первомайская заря» Эльвира Петровна Горшанская. Илья явился в новом костюме цвета маренго и с бриллиантовым перстнем на правой руке.

Банкет прошел весело. В промежутках между тостами обсуждались деловые вопросы.

— Ах, эти фонды, — прикрыв глаза и покачивая головой, сетовала Горшанская. — От некоторых артикулов я бы с удовольствием отказалась. Ведь есть большая экономия ткани...

— Зачем отказываться от фондов? Лучше передай их Илье, — предложил Казис.

— Да... Но я же не имею права...

Воспользовавшись тем, что гости пошли танцевать, Казис шепнул Илье:

— Есть возможность еще добыть дефицит. Хочешь?

— Конечно! Какой может быть разговор?

— Тогда поговори с Эльвирой.

Ханукашвили тут же, в ресторане, договорился с Горшанской встретиться утром в номере Казиса.

Свидание состоялось. Не выясняя, какую именно ткань, в каком количестве и на каких условиях объединение может передать ему, Илья вручил Эльвире Петровне письмо Московской центральной торгово-закупочной базы Главугольурса Министерства угольной промышленности СССР, адресованное Ленинградскому объединению «Первомайская заря», являющемуся фондодержателем ткани. В письме содержалась просьба дать указание предприятиям-изготовителям — Каунасской шелковой фабрике «Кауно-аудиняй» и Каунасскому шелковому комбинату имени Зибертаса — отгрузить на базу Главугольурса фондовых тканей на сумму двести тысяч рублей.

— Столько я не могу передать, — ответила Горшанская, прочитав письмо.

— А сколько?

— Примерно на восемьдесят тысяч рублей с «Кауно-аудиняй» и на пятьдесят тысяч с Каунасского комбината.

— Сколько вам платить?

— А сколько дадите?

— Два с половиной процента от общей стоимости.

Горшанская тут же прикинула сумму — больше трех тысяч рублей.

— Я согласна, — кивнула она и пообещала к вечеру передать Ханукашвили два письма — на фабрику «Кауно-аудиняй» и на комбинат имени Зибертаса. Ханукашвили тотчас же рассчитался с Горшанской, передав ей в присутствии Казиса 3250 рублей. Вся сделка заняла несколько минут.

После ухода Горшанской Ханукашвили спросил Казиса:

— Нельзя ли ткань «Первомайской зари» заменить на артикул 92511? Она не подходит мне по конъюнктуре.

Тот задумался.

— За изменение ассортимента заплачу отдельно.

— Хорошо, — угодливо ответил Казис. — Сделаю.

За это «сделаю» Ханукашвили передал ему сберегательную книжку на предъявителя с вкладом 1500 рублей.

Итак, согласие об изменении ассортимента и отгрузке базе Главугольурса дефицитной ткани за счет фонда объединения «Первомайская заря» было достигнуто. К вечеру Горшанская занесла в номер Юргайтиса и отдала ему для Ильи два обещанных письма, подписанных ею за директора объединения. В тот же вечер Казис встретился с Ханукашвили в ресторане гостиницы «Украина» и передал ему одно письмо — в адрес фабрики «Кауно-аудиняй», а второе, адресованное комбинату, он, как представитель этого комбината, оставил себе.

— Когда приедешь к нам? — спросил он на прощанье.

— Скоро, — неопределенно ответил Ханукашвили.

— Имей в виду, руководство Каунасской базы начинает ко мне придираться. Так что не затягивай.

— Не беспокойся, приеду — все улажу.

3. Операция «Нашлайте»

Начальник отдела реализации фабрики «Кауно-аудиняй» Вилькенис встретил Илью в своем кабинете как старого, доброго друга.

— С чем приехал?

Ханукашвили выложил на стол несколько писем различных швейных фабрик Москвы и Ленинграда с просьбой передать их фонды торгово-закупочным базам ряда министерств.

Вилькенис внимательно прочел каждое письмо.

— Все сделаем, но не сразу, — предупредил он.

— Хорошо. Только начни сегодня же с «Первомайской зари».

Тотчас же было подготовлено в адрес Каунасской базы «Литтекстильторга» письмо: «Ленинградское швейное объединение «Первомайская заря» обратилось к нам с просьбой, чтобы остаток фонда сего года отгрузить Московской центральной торгово-закупочной базе Главугольурса, всего на сумму сто тысяч рублей. Поскольку мы с объединением «Первомайская заря» имеем прямые договорные отношения и нас связывает долголетняя взаимная помощь, просим вас его просьбу выполнить. Фабрика, со своей стороны, готова просьбу объединения выполнить с последующим изменением ассортимента».