Дальше, что завещание, хотя и написанное Джоном Беллингэмом, составлено было в конторе м-ра Джеллико, как доказывает тот факт, что два клерка этой конторы подписались в качестве свидетелей. М-р Джеллико был поверенным завещателя и настаивать на точном выполнении завещания было его обязанностью. Очевидно, он поступил не так, и это заставляет предполагать какое-то соглашение между ним и Хёрстом, который был бы в выигрыше при неточном исполнении завещания. Вот тут-то и таится какая-то странность: ответственным лицом за точность исполнения являлся м-р Джеллико, а выиграл от этого Хёрст.

Все это указывало на м-ра Джеллико, как на активное лицо в сокрытии тела и, по прочтении завещания, я стал уже определенно подозревать его в совершении преступления.

— Вы не составили себе решительно никакого мнения относительно мотивов преступления? — спросил м-р Джеллико спокойным, бесстрастным тоном, как если бы обсуждалось какое-нибудь крупное судебное дело, к которому у него был чисто профессиональный интерес. Вообще его бесстрастное внимание, подчеркиваемое легкими знаками одобрения при всяком ярком пункте аргументации Торндайка, было самой поразительной чертой в его поведении в течение этой странной беседы.

— Мнение я себе составил, — отвечал Торндайк, — но оно было чисто теоретическое, и я бы никогда не мог подтвердить его. Я узнал, что назад тому лет десять у м-ра Хёрста были затруднения, и что он неожиданно получил большую сумму денег неизвестно каким путем и под какое обеспечение. Я отметил, что это обстоятельство совпало по времени с составлением завещания, и заподозрил тут какую-нибудь связь. Но ведь это было только предположение. Я не мог ничего доказать. Так я и не открыл мотивов м-ра Джеллико, не знаю их и теперь.

— В самом деле не знаете? — сказал м-р Джеллико как будто несколько живее. Он отложил окурок своей папиросы и, выбирая другую папиросу из портсигара, продолжал:

— Я думаю, что это самая интересная черта вашего замечательного анализа. Она делает вам честь. Отсутствие мотива показалось бы большинству роковым препятствием к теории, так сказать, судебного преследования. Позвольте приветствовать постоянство и твердость, с какими вы доискивались действительных очевидных фактов. — Он торжественно поклонился Торндайку (который ответил на поклон с такой же торжественностью), закурил другую папиросу и опять откинулся в кресло в спокойной позе человека, внимательно слушающего лекцию или музыку.

— Так как не было достаточных доказательств для действия, — продолжал Торндайк, — то ничего не оставалось, как ждать новых фактов. При изучении целого ряда преступлений, совершенных с большой предусмотрительностью, выявляется почти неизменно одна характерная черта. Осторожный убийца, стараясь обеспечить свою безопасность, хватает через край. И вот эта излишняя предосторожность и выдает его. Это случается постоянно, можно сказать — всегда, в тех преступлениях, которые были открыты. О тех, которые остались нераскрытыми, мы ничего не можем сказать. Я твердо надеялся, что так случится и в этом деле. Так и случилось.

В тот момент, когда дело моих клиентов казалось почти безнадежным, части человеческого скелета найдены были в Сидкепе. Я прочел об этом в вечерней газете. И как ни скудно было сообщение, оно давало мне достаточное количество фактов, убедивших меня, что неизбежная ошибка сделана преступником.

— Да что вы? — сказал м-р Джеллико. — Простое неопытное репортерское сообщение. Мне бы оно показалось ничего не стоящим с научной точки зрения.

— Таково оно и было, — отвечал Торндайк. — Но оно все же сообщало время и место открытия, а также упоминало, какие кости найдены.

Вид костей заставлял предполагать, что тело разлагалось в очень сухой атмосфере, и что части его были оторваны или отломаны. Что связки скелета были ломки — это доказывается отделением кисти руки, которая, вероятно, оторвалась случайно. Но единственный род трупа, вполне соответствующий описанию, — это египетская мумия. Мумия, правда, сохраняется хорошо, но если ее выставить на воздух в нашем климате, она быстро разрушается, так как разлагаются и связки.

Предположение, что эти кости были частями мумии, естественно, вело к подозрению, падавшему на м-ра Джеллико. Если он убил Джона Беллингэма и скрыл тело в футляре мумии, то у него оставалась самая мумия, и эта мумия подверглась влиянию воздуха и неосторожному с ней обращению.

Интересно, что среди останков не хватало безымянного пальца. Бывали случаи, что пальцы отрезались от мертвых тел ради бывших на них колец. Целью было — сохранение ценного кольца неповрежденным. Если это была рука Джона Беллингэма, то здесь была другая цель — устранить предмет, по которому можно было бы узнать труп. Это легче всего было бы сделать, сняв или распилив кольцо. Значит, здесь была другая цель? Может быть. Если бы стало как-нибудь известно, что Джон Беллингэм носил кольцо на этом пальце, и особенно, если оно сидело плотно, то устранение кольца создало бы впечатление, что это сделано ради кольца, по которому труп можно было бы узнать. Но если м-р Джеллико был убийцей и спрятал тело в другом месте, то возникло бы неопределенное подозрение, чего он и желал, а не очевидное доказательство, чего он избегал.

Впоследствии выяснилось, что Джон Беллингэм носил кольцо на этом пальце и что оно сидело очень плотно. Отсюда следует, что отсутствие пальца было добавочным пунктом, запутывающим м-ра Джеллико.

А теперь сделаем краткий обзор этой массы доказательств. До сегодняшнего открытия у меня не было ни одного очевидного факта, ни одного ключа к мотивам преступления. Но как ни слабы были отдельные улики, все же они ясно указывали на одно лицо — м-ра Джеллико. Итак…

Лицом, у которого была возможность убить и спрятать тело, был м-р Джеллико.

Пропавшего человека видели последний раз живым с м-ром Джеллико.

Неопознанный человеческий труп был доставлен в музей м-ром Джеллико.

Одним из двух лиц, у которых были причины подбросить скарабея, был м-р Джеллико, хотя, благодаря слабому зрению и очкам, ему было труднее всех присутствовавших найти его.

Лицом, ответственным за исполнение запутанного завещания, был м-р Джеллико.

Теперь относительно костей. Они были, очевидно, не костями Джона Беллингэма, а частями трупа совершенно особого вида. Но единственным лицом, располагавшим таким трупом, был м-р Джеллико.

Единственным лицом, у которого могли быть мотивы замены этими останками останков покойного, был м-р Джеллико.

Наконец, единственным лицом, по распоряжению которого открыты были эти останки в надлежащий момент, был м-р Джеллико.

Такова была сводка доказательств, бывших в моем распоряжении до заслушания дела и несколько позже, но всего этого было мало, чтобы начать действовать. Когда же дело было начато судом, то стало ясно, что или процесс будет прекращен — что было маловероятно — или, что вскроются новые обстоятельства.

Я наблюдал за развитием событий с глубоким интересом. Была сделана попытка (м-ром Джеллико или кем-то другим) заставить утвердить завещание, не разыскав тела Джона Беллингэма. Попытка эта не удалась. Следователь отказался установить подлинность останков. Отделение суда, рассматривавшее завещание, отказалось предположить смерть завещателя. При таком обороте дела завещание не могло быть утверждено.

Дальше должна была последовать попытка подсунуть нечто, могущее быть принятым за останки завещателя. Что же это было?

Ответ на это заключается в ответе на другой вопрос: было ли мое раскрытие тайны верно?

Если я не был прав, то возможно, что в настоящее время были открыты некоторые из костей несомненно Джона Беллингэма. Например, череп, коленная чашка или левая берцовая кость. Любая из них могла бы дать положительное доказательство. Если я был прав, то могла случиться только одна вещь. М-р Джеллико должен был рискнуть последним козырем, который он удерживал на тот случай, если суд откажет в утверждении. Этот ход для него был нежелателен.