Берите все в рабочьи руки.

Для вас спасенья больше нет —

Как ваша власть и ваш Совет».

…………………..

И мы пошли под визг метели,

 Куда глаза его глядели:

Пошли туда, где видел он

Освобожденье всех племен…

С. ЕСЕНИН. Из поэмы «Гуляй-поле*

ВЛАДИМИР ИЛЬИЧ

В КРЕМЛЕ

Быстрые, четкие шаги гулко отдаются по еще пустому коридору. Это Владимир Ильич рано утром спешит из своей квартиры в кабинет Совнаркома. Часовой, всегда дежуривший здесь, у дверей кабинета, завидев приближающегося Владимира Ильича, подтягивается, дабы с гордой радостью отдать честь тому, который сам столько лет бессменно стоит на страже всемирной революции.

— Здравствуйте, товарищ! — бодро, вскидывая глаза, говорит Владимир Ильич.

— Здравствуйте, Владимир Ильич! — радостно зардевшись, звучно отвечает бравый красноармеец из кремлевской школы командиров.

И как ни часто повторяется это приветствие — Владимир Ильич неизменно крайне внимателен к красноармейцам, — всегда нечто действительно поднимающее, волнующее чувствовалось в этом обмене приветствиями: так истинные народные вожди умеют привлекать к себе сердца тех, для кого они рождены, привлекать и в малом и в большом, ведя за собой единицы и миллионы.

Войдя в кабинет, он тотчас начинал рассматривать приготовленную ему почту и прежде всего телеграммы с внутренних и внешних фронтов и тотчас же размечал все новые данные на географических картах, которыми были завешаны все стены. Когда открылся новый турецкий фронт, то я не нашел места, где расположить карту нового фронта. Пришлось ее наклеить уголками на изразцовую печку, выходившую кафелем в кабинет и расположенную весьма близко от письменного стола, за которым постоянно занимался Владимир Ильич.

Когда готовили кабинет Владимиру Ильичу, то комендант Кремля, комендант здания правительства, а также рабочие и уборщицы всеми силами любовно старались сделать все как можно лучше. Комендант Кремля раздобыл у дворцовых служащих громадный ковер во всю комнату, а против письменного стола установили принесенное из дворца широкое мягкое кресло. Когда все было готово и когда наступило время впервые войти Владимиру Ильичу в этот служебный кабинет, он, увидев ковер, воскликнул:

— А это зачем? Я по такому ковру и ходить не умею. Товарищ Мальков, товарищ Цыганков, где это вы такой великолепный ковер раздобыли?

— Из дворца, Владимир Ильич, — ответили оба коменданта.

— А много их там?

— Очень много… Большая комната набита наполовину.

— А кто за них отвечает?

— Кремлевские хранители из старых гренадеров.

— Ну, это еще ничего, народ они крепкий, службу свою знают… А все-таки, Владимир Дмитриевич, — обратился он ко мне, — надо все это как можно скорее взять на учет… Это добро государственное…

— Все возьмем на учет, сделаем это в ближайшие дни… — ответил я ему.

— А ковер этот, — обратился он к комендантам, подходя совсем к ним близко, — вы сейчас же снимите. Зачем он здесь? И отнесите назад… Взяли-то небось без расписки…

— Без расписки… — сконфузились оба коменданта.

— А этого никак нельзя… Все должно быть на учете, — и он продвинулся дальше…

— А это зачем? Кресло какое-то поставили… Несите его сейчас же обратно, а мне прошу поставить обыкновенное деревянное, с плетеным сиденьем. Может, найдется на складах, поищите, но все берите по требованию и под расписку…

Вскоре мы нашли тут же почти одинаковые два кресла, какие хотел Владимир Ильич, и поставили их одно в его кабинете, а другое в зале заседаний Совнаркома. Перед письменным столом, перпендикулярно к нему, был поставлен небольшой длинноватый стол, покрытый зеленым сукном, а по бокам мягкие кожаные кресла. Здесь Владимир Ильич принимал посетителей, нередко выходя из-за своего стола и садясь обыкновенно в кресло, которое стояло ближе к печке.

Здесь произошла знаменитая беседа Владимира Ильича с А. М. Горьким, когда он экстренно был вызван из Петрограда в Москву для организации продовольственной помощи ученым и литераторам, после чего образовалась Центральная комиссия улучшения быта ученых (ЦЕКУБУ).

На стене, которая граничит с залом заседаний Совнаркома, стоял большой кожаный диван, в дальнем углу которого, ближе к окну, было разрешено сидеть некоторое время скульптору Н. А. Андрееву, лепившему из пластилина бюст Владимира Ильича. Он же впоследствии разработал проект государственного советского герба, утвержденный Владимиром Ильичем.

На письменном столе Владимира Ильича стояло несколько телефонных сигналов, которые давали ему знать, что его вызывают наши телефонисты — рабочие-красногвардейцы, старшим среди которых был рабочий-металлист Половинкин, один из преданнейших охранителей Владимира Ильича. Это первый служащий, которого я пригласил в Совнарком.

В телефонную комнату вела особая дверь, находящаяся по левую сторону от письменного стола Владимира Ильича. Тогда еще не было удобных телефонных установок, так же как и усилителей. Каждый ^разговор с провинцией, с фронтами стоил большого труда, и голос Владимира Ильича надрывался, а слышимость была нередко крайне плоха.

Было величайшее счастье, когда появились усилители и когда, наконец, наши инженеры установили новые телефоны прямо на письменном столе Владимира Ильича. Ему не приходилось больше следить за световыми и звуковыми сигналами, чтобы знать, откуда его вызывают. Такое же великое облегчение получалось при всех выступлениях его на Красной площади с трибуны или в других местах, когда всюду расставлялись усилители, и ему не приходилось надрываться, произнося свои пламенные речи.

Через некоторое время Владимир Ильич разрешил устроить в его кабинете небольшую библиотеку, причем первый комплект книг он составил сам. Среди них он пожелал приобрести четырехтомный словарь русского языка Даля, который сам поставил на книжную вертушку, стоящую близко от его кресла около письменного стола. Он часто, отдыхая, брал словарь Даля и очень внимательно изучал его.

Прямо против стола находилась дверь, обитая клеенкой, которая вела в зал заседаний Совнаркома.

Владимир Ильич никогда не курил. На него очень плохо влиял прокуренный воздух. В такой атмосфере у него разбаливалась голова. Все ближайшие товарищи это хорошо знали и, конечно, воздерживались от курения при нем. Для незнающих как в кабинете Владимира Ильича, так и в зале заседаний Совнаркома висели плакаты с печатной надписью: «Просят не курить». Среди наркомов и их замов было много заправских курильщиков. Часто выходить из зала заседаний было неудобно, да и невозможно, так как многие вопросы требовали во время обсуждения их присутствия всех наркомов. Несчастные курильщики нашли выход из этого тяжелого положения: почти в конце зала стояла большая изразцовая голландская печь, выдававшаяся на треть своей величины внутрь зала Совнаркома, образуя таким образом значительный угол между стеной и печкой. В этой части печки был отдушник. На время заседания для освежения воздуха труба печки открывалась, вьюшка оставлялась у стенки в печи. Курильщики занимали всегда место в конце стола. Время от времени они выходили из-за стола, подходили к печи в уголок и с наслаждением покуривали, выпуская дым в отдушину.