— Это конец, конец всему, мисс Ширли! — рыдала она в комнате Энн.

— Ну почему же, голубушка, наоборот, все только начинается, — утешала ее Энн.

Но у нее самой на душе скребли кошки. Она так и не получила ответа от отца Элизабет: или ее письмо до него не дошло, или судьба дочери была ему безразлична. А если так, что ждет Элизабет? Ей и сейчас плохо, каково же ей будет, когда она вырастет?

— Эти старухи затиранят ее до смерти, — сказала Ребекка Дью, и Энн в душе согласилась с ней.

Элизабет отлично понимала положение вещей, и особенно ее возмущало отношение к ней Марты. Не то чтобы ей нравилась черствость бабушки, но она готова была признать, что бабушка имеет на это право. Но по какому праву ею помыкает эта противная Марта? Элизабет часто хотелось спросить ее об этом. «Как-нибудь и спрошу… когда наступит Завтра. Вот интересно будет на нее посмотреть!» — со злорадным наслаждением думала она.

Бабушка никогда не отпускала внучку гулять одну: дескать, ее могут украсть цыгане. Сорок лет назад такое случилось в Саммерсайде. Но с тех пор цыгане почти никогда не появлялись на острове, и Элизабет считала это просто отговоркой. Можно подумать, бабушка так уж расстроится, если ее и в самом деле украдут цыгане! Элизабет знала, что старухи ее не любят. Они даже старались никогда не называть ее по имени и в третьем лице всегда называли ее «девочка». Как это злило ее: точно так же они могли бы говорить «кошка» или «собака».

Но когда однажды Элизабет осмелилась выразить протест, лицо бабушки потемнело от гнева, и ее наказали за дерзость. А какое довольное лицо было у Марты! Элизабет часто задумывалась: за что Марта ее так невзлюбила? Она не знала, что эта мрачная старуха была беззаветно предана матери Элизабет, которой рождение ребенка стоило жизни. Но если бы девочка это и знала, она не поняла бы, каким образом утрата дорогого человека может выжечь в душе другого все добрые чувства.

Элизабет ненавидела роскошный и мрачный особняк, где она прожила всю жизнь и где все отталкивало ее как чужую. Но когда в Звонких Тополях поселилась мисс Ширли, жизнь ее волшебным образом изменилась. Куда бы она ни посмотрела, везде таилась красота. К счастью, бабушка и Марта не могли запретить ей смотреть, хотя если бы могли, то обязательно запретили бы. Недолгие и нечастые прогулки с мисс Ширли по красной дороге были светлыми моментами в тусклой жизни Элизабет. Все вокруг приводило ее в восторг: раскрашенная красно-белыми полосами башня маяка… голубые очертания дальних берегов бухты… волны с пенистыми барашками… мерцавшие в лиловых сумерках бакены… А полускрытые в дымке острова! А оранжево-красные закаты!

К вечеру Элизабет всегда подымалась в мансарду и смотрела оттуда сквозь верхушки елок, как солнце опускается в море, как всходит луна и из гавани уплывают корабли. Уплывают, чтобы не вернуться назад. Как ей хотелось уплыть на одном из них… на свой остров Счастья. Но корабли никогда не возвращались из страны, где всегда было Завтра.

И куда же ведет эта таинственная красная дорога? Иногда Элизабет казалось, что она умрет от любопытства, если этого не узнает. Когда наступит Завтра, они с мисс Ширли уйдут по ней далеко-далеко и, может быть, найдут тот самый остров, на котором смогут жить вдвоем и куда никогда не посмеют явиться бабушка с Мартой. Старухи до смерти боятся воды и никогда не плавали ни на пароходе, ни на лодке. Элизабет нравилось представлять себе, как она показывает им язык со своего острова, а они исходят бессильной злобой на берегу.

«Не поймаете! — дразнит она их. — Уже пришло Завтра. А вы остались в Сегодня».

Как это было бы весело! Как она радовалась бы, глядя на искаженное яростью лицо Марты.

И вот однажды июньским вечером произошло действительно необыкновенное событие. Мисс Ширли пришла к миссис Кемпбелл и спросила, можно ли ей завтра взять с собой Элизабет на Летучее Облачко, где ей нужно повидать некую миссис Томпсон, деятеля комитета в помощь церкви. Бабушка согласилась со своим обычным недовольным видом. Собственно, Элизабет вообще не могла понять, почему бабушка согласилась отпустить ее с мисс Ширли. Она не знала, что страх разоблачения одного интересного факта из их истории, который случайно стал известен мисс Ширли, принудил клан Принглов к покорности. Так или иначе, бабушка дала разрешение на прогулку.

— А когда я окончу дела с миссис Томпсон, — шепнула Энн на ухо Элизабет, — мы прогуляемся по красной дороге до самого мыса.

Элизабет отправилась спать в состоянии такого восторга, что не надеялась заснуть до утра. Наконец-то она разгадает тайну этой дороги, которая так давно ее манит! Тем не менее она честно проделала весь свой вечерний ритуал: аккуратно повесила одежду, почистила зубы и расчесала золотистые волосы. Элизабет считала, что у нее довольно красивые волосы, хотя они, конечно, не шли ни в какое сравнение с каштановыми локонами мисс Ширли и очаровательными завитками у ее ушей. Элизабет отдала бы все на свете, чтобы иметь такие волосы.

Прежде чем лечь в постель, она выдвинула ящик в высоком лакированном бюро и из-под стопки носовых платков вынула тщательно запрятанную фотографию мисс Ширли, которую она вырезала из местной газеты, напечатавшей портреты учителей Саммерсайдской школы.

— Доброй ночи, дорогая мисс Ширли!

Девочка поцеловала портрет и опять спрятала его в самый низ ящика. Потом залезла в постель и свернулась клубочком под одеялом — июньский вечер был прохладным, и со стороны гавани дул довольно резкий ветер, который свистел за окном, раскачивал деревья и стучал в стены и стекла. Элизабет представляла, как в лунном свете в гавани мечутся волны. Вот было бы интересно сходить туда ночью! Но такое возможно только в Завтра.

А что это такое — Летучее Облачко? Так и кажется, что это где-то в Завтра. Какая досада — быть так близко к Завтра и никак туда не попасть! А вдруг ветер нагонит дождь? Элизабет знала, что в дождь ей не позволят выйти из дому.

Она села в постели и стиснула руки на груди:

— Милый Боженька, я не хочу вечно приставать к Тебе с просьбами, но, может, Ты сделаешь, чтобы завтра была хорошая погода? Пожалуйста!