Мертвец стоял на поляне в джунглях. Там-то на него и наткнулся Фаррис. Покойник, да еще стоящий, это нечто. Как потом выяснилось, человеческое существо оказалось не вполне мертво, но в тот момент впечатление было стопроцентным.

Невысокий смуглолицый человек в белой робе, типичный представитель одного из лаосских племен центральной части Индокитая, стоял: ни за что не держась, а широко открытые глаза не моргая смотрели вперед. Одна нога была слегка приподнята. И он не дышал.

– Но он не может быть мертвым, – воскликнул Фаррис, – мертвые люди не стоят в джунглях. Они вообще не могут, не должны стоять. В джунглях или где-либо еще. Ведь он даже не привязан и должен бы упасть.

Его перебил Пианг, проводник. Этот бойкий маленький лаосец начал терять присущую ему самоуверенность, как только они сбились с тропы. А стоящий в джунглях покойник довершил его деморализацию.

Как только они наткнулись на загадочного мертвеца, Пианг застыл на месте, выпучив глаза. Теперь он дал волю своему испугу.

– Этот человек – хунати! Не трогайте его! Нам нужно уходить отсюда! Мы остановились в плохой части джунглей.

Фаррис не двинулся с места. Он уже давно охотился в юго-восточной Азии и с определенной долей скептицизма относился к предрассудкам местных жителей. Но с другой стороны, он чувствовал некоторую растерянность.

– Если этот человек и не мертв, то выглядит он плохо. Ему наверняка нужна помощь, – заявил он.

– Нет, нет, – настаивал Пианг. – Он хунати, давайте быстрее уходить отсюда.

Белый от страха Пианг постоянно озирался вокруг себя. Они находились на низком плато, где росли деревья, свойственные скорее климату с чередующимися сезонными дождями, чем заливаемым непрекращающимися ливнями джунглям. Фикусы были здесь не такими густыми, и среди них можно было увидеть верхушки далеких гигантских смоковниц, возвышавшихся словно скалы в безмолвном лунном свете.

Неестественная тишина окружила путешественников. Они с трудом различали голоса птиц и крики обезьян где-то вдали, а рев тигра донесся аж из предгорий. Но здесь, на плато, было удивительно тихо.

Фаррис подошел к неподвижному аборигену и осторожно прикоснулся к его смуглому запястью. Сначала он не почувствовал пульса, затем уловил слабое биение.

– Один удар в две минуты, – пробормотал Фаррис. – Как, черт возьми, он может жить?

Он посмотрел на голую грудь мужчины. Она вздымалась, но так медленно, что глаз с трудом улавливал движение. Несколько минут она оставалась слегка выпуклой, затем так же медленно опускалась.

Фаррис достал карманный фонарик и посветил в глаза аборигену.

Сначала не было никакой реакции на свет. Затем очень медленно веки начали опускаться и полностью закрылись. А потом опять раскрылись.

– Он моргает, но в сотни раз медленнее! – воскликнул Фаррис. – Пульс, дыхание, реакции – все замедленно в несколько сотен раз. Человек либо в шоке, либо под воздействием наркотиков.

Затем он заметил то, что заставило его содрогнуться. Зрачок аборигена начал медленно поворачиваться в его сторону. А его поднятая нога оказалась теперь немного выше.

Как будто он шел, но в сотни раз медленнее, чем нормальный человек.

Все это было необъяснимо. Затем произошла еще более странная вещь. Раздался звук треснувшей ветки.

У Пианга от страха перехватило дыхание, и единственное, что он смог сделать, это махнуть рукой в сторону. Фаррис посмотрел в том направлении.

На поляне находился еще один абориген, замерший в сотне футов в стороне. Он тоже не двигался. Но его тело было наклонено вперед в позе бегуна, который внезапно застыл на месте. Ветка треснула именно под его ногой.

– Они поклоняются великим Изменениям! – шепотом произнес Пианг. – Мы не должны мешать.

Фаррис был согласен с этим. За долгое время пребывания в Азии он успел получить некоторое представление о кое-каких местных культах и меньше всего хотел вмешиваться в религиозные таинства.

Его делом была охота. А эти странные живые мертвецы, независимо от того, под действием какого наркотика они находились, были в безопасности, особенно если другие рядом.

– Мы пойдем дальше, – сказал Фаррис.

Пианг поспешно направился к краю плато. От страха он проламывался через заросли, как преследуемый волками олень, пока они наконец-то не вышли на потерянную тропинку.

– Вот тропа, которая ведет к правительственной станции, – сказал он с большим облегчением. – Мы, должно быть, потеряли ее у ущелья. Я не так много раз заходил в эту часть Лаоса.

Фаррис спросил:

– Пианг, что такое хунати? И поклонение Изменению… Что ты имел в виду?

После странной встречи в джунглях проводник стал менее говорливым, чем в первые дни путешествия.

– Это религиозный культ, – скупо ответил он.

Затем добавил немного надменно:

– Аборигены очень невежественны. Они не посещали школы в миссии, как я.

– Чему они поклоняются? – спросил Фаррис. – Ты употребил слово – великим?

Пианг пожал плечами и соврал:

– Я не знаю. Говорят, что в этих лесах есть люди, которые могут стать хунати. А как это происходит, я не знаю.

Всю дорогу Фаррис размышлял об услышанном от проводника, а еще больше об увиденном. Что-то странное было в этих людях. В их похожести на мертвецов. Это не была полная неподвижность, скорее замедленное движение.

Что было тому причиной и какую цель преследовали поклонники неведомого культа? Если это действительно был культ.

– Мне кажется, что они могут стать легкой добычей для змеи или тигра.

Пианг отчаянно покачал головой.

– Нет, человек, который хунати, находится в безопасности, по крайней мере от зверей. Ни одно животное не тронет его.

Фаррис удивился. Возможно, причиной была их полная неподвижность? Он предположил, что этот культ основан на страхе перед силами природы. Подобные верования часто встречались в этой части мира. И не удивительно. Жизнь тропических лесов была совсем не похожа на размеренное существование леса умеренных поясов. Ее трудно было любить, но вполне можно было бояться.

Однако он должен разобраться! Прошло уже два дня с тех пор, как он покинул верховья Меконга и блуждал по джунглям в надежде как можно скорее добраться до французской исследовательской ботанической станции, которая и являлась целью его похода.

Фаррис смахнул москитов со своей потной шеи, жалея о том, что не остановился на привал еще на закате. Но карта показывала, что он находился в нескольких милях от станции, и оставалась надежда добраться до нее до ночи. Но он не предусмотрел, да и не мог рассчитывать на то, что Пианг потеряет тропинку. Должно быть, именно так и произошло. Сейчас они шли по узкой дорожке, которая вела по краю плато.

Стофутовой высоты фикус закрывал лунный свет. Тропинка извивалась и петляла, огибая заросли бамбука и маленькие ручейки, а окружавшие ее ползучие растения и лианы создавали в темноте дьявольские образы.

Фаррису казалось, что они опять потеряли путь. Снова и снова он спрашивал себя, ради чего он покинул Америку.

– А вот и станция, – внезапно произнес Пианг с явным облегчением.

Впереди открылась поляна, на дальнем ее конце ютился домик. На траву из окон этого ветхого бамбукового бунгало падал свет.

Когда до места оставалось всего несколько ярдов, Фаррис ощутил, как сильно он устал. Ему хотелось знать, сможет ли он сегодня ночью получить приличную кровать и что за парень был этот Берроу, который добровольно похоронил себя в таком забытом богом месте.

Бунгало было окружено грациозными деревьями, в которых Фаррис узнал представителей семейства красильных. Луна освещала небольшой садик, обнесенный низким забором.

С темной веранды донесся голос, который поверг Фарриса в замешательство. Это был голос девушки. Она говорила по-французски.

– Пожалуйста, Андре! Не уходи! Это безумие! Хриплый мужской голос ответил: