Скалы круто вздымались над изумрудным океаном ветвей и листьев, над грудами камней, сверкавших подобно голубым нефритам и темно-красным рубинам под лучами восходящего солнца. Изгибаясь, скалы расходились все дальше на восток и на запад, над колыхавшимся под жарким ветром пологом джунглей. Этот гигантский палисад с его крутыми склонами скал, с ослепительно сверкавшими в них кусками кварца, казался неприступным. Но путник, совершавший утомительное восхождение наверх, находился уже на полпути к вершине.

Человек этот был из рода «людей холмов», привычных к непростой жизни в горах, к тому же был он человеком недюжинной ловкости и силы. Вся его одежда состояла из пары коротких шелковых штанов и жестких сандалий, каковые он нес, перекинув через плечо.

Меч и кинжал, болтавшиеся на поясе, явно мешали ему.

Он был мощного телосложения, этот горец с гибким и мускулистым телом барса. Бронзовый загар покрывал его спину, а густая черная грива волос были перехвачена у висков серебряным обручем.

Железные мускулы смельчака, его твердые ноги и быстрые глаза хорошо слушались его на этом трудном и опасном подъеме. Ниже, в котловине зеленым морем шумели и волновались джунгли. Выше по склону нависал край скалы, черный на фоне утреннего неба.

Человек был утомлен. Он спешил, но тем не менее двигался со скоростью улитки, ощупывая руками и ногами каждый выступ и трещину в стене. Иногда находил удобные выбоины и ниши, где можно было передохнуть, а иногда повисал на самых кончиках пальцев.

Медленно, сражаясь за каждую пядь, извиваясь как червь, он все же поднимался вверх. Время от времени он останавливался, чтобы перевести дух и отереть пот со лба и внимательно разглядывал простиравшиеся внизу джунгли.

Он пытался высмотреть в зеленом море хоть какой-нибудь признак человеческой жизни или малейшего движения.

Вершина была уже совсем близко, но ему был виден только участок скалы в несколько футов высотой и щель в толще отвесной стены. Немного погодя он добрался и до нее.

Щель оказалась неглубокой каверной у самого края скалы. Горец удовлетворенно крякнул и закрепился на краю, опершись на него локтями. Пещерка, нет, скорее просто ниша в скале была уже кем-то занята. Маленькая скорченная мумия, сложив руки на ссохшейся груди, уронив маленькую сморщенную голову на грудь, недвижно сидела в нише, прислонившись к скале. Руки и ноги мумии были перехвачены сыромятными ремнями, давно превратившимися в окаменевшие обрывки. Одежда давно истлела и превратилась в пыль. Между скрещенными руками и поникшей головой покоился пожелтевший, как слоновая кость, и заскорузлый от времени свиток пергамента.

Отдыхавший протянул руку и выдернул свиток. Не глядя, он сунул его за пояс, подтянулся и выпрямился во весь рост. Подпрыгнув он схватился за выступ скалы и, снова подтянувшись на руках, оказался наверху.

Там он остановился, с трудом переводя дыхание, и посмотрел вниз.

Это было похоже на то, как если бы смотреть сверху вовнутрь огромной каменной чаши. Дно чаши покрывала густая растительность, но снаружи лес нигде больше не был таким дремучим. Скалы, окаймлявшие чашу, не имели просветов и располагались на одинаковой высоте.

Странный каприз природы не вязался с окружающим миром: огромный, три-четыре мили в диаметре естественный амфитеатр, заполненный непроходимым лесом и окруженный частоколом скал.

Человек на скале недолго размышлял над проделками Богов. В последнем рывке он достиг вершин возросших несколько ниже по склону деревьев и облегченно вздохнул, увидев мелькнувшие среди зелени мраморные купола. Это был не мираж, не миф; под ним лежал заброшенный и покинутый всеми легендарный дворец Алкменона.

Конан-Киммериец, воин с Барачагских островов, с Черного берега и прочих мест, где жизнь была дикой, добрался до королевства Кешана и, гонимый алчностью к воспетым в мифах сокровищам, превосходившим своими размерами богатства Туранских королей, отправился в эти края.

Варварское королевство Кешан лежало в восточных землях Куша, где широкие луга граничили с лесами, наступавшими с юга. Населяла страну смешанная раса: смуглокожая знать управляла народом, в большинстве своем состоявшем из негров. Правители королевства — принцы и великие жрецы — считали себя потомками белой расы, в незапамятные времена управлявшей страной со столицею в Алкменоне. Говорящие о разном легенды и мифы не давали точного объяснения упадку королевства и уходу жителей из города. Не менее смутными были и рассказы о зубах Гуахаура — сокровище Алкменона. Но и этих крох оказалось достаточно, чтобы заставить Конана решиться на дальний поход в Кешан, через степи и джунгли, через горы и водопады.

Он достиг Кешана, — края, который был сказкой, мифом для многих народов севера и запада, и услышал много рассказов, подтверждавших слухи о драгоценных зубах Гуахаура. Не смог он узнать только о точном местонахождении сокровищ: в Кешане не любили любопытных чужаков.

Но чужеземец не выказал замешательства. С холодным высокомерием он предложил величавым, увешанным безвкусными драгоценностями вельможам ценные подарки. Он представился им профессиональным воином, забредшим в Кешан в поисках службы. Он предложил за хорошую плату обучить армию Кешана и повести ее против соседнего Пунта, — старого врага, чья недавняя победа на полях сражений привела в ярость раздражительного повелителя Кешана.

Предложение Конана было не таким дерзким, как могло бы показаться. Слава о нем летела впереди него, достигнув даже отдаленного Кешана. Его имя прославили подвиги, совершенные им на южных берегах, когда он был предводителем черных корсаров. Им восхищались, его боялись во всех черных владениях.

Он выдержал испытания, придуманные для него лукавыми вельможами. В пограничных стычках Конан великолепно преподал врагам искусство настоящего рукопашного боя.

Его отвага и неустрашимость покорили правителей королевства, наслышанных уже о его славе военачальника. Казалось, теперь планы Конана смогут осуществиться.

Для Конана главным было подольше задержаться в Кешане, чтобы выяснить, где спрятаны сокровища Гуахаура. Но тут произошло непредвиденное — в Кешан прибыло посольство из Зимбабве во главе с Тхутмекри.