С идейной стороны пьеса затрагивающая грандиозную проблему столкновения двух культур, приобретает глубокий внутренний интерес. Говорю «внутренний», так как с внешней стороны пьеса скучновата.

Постановка интересная, – в особенности «японский вечер» у Токерамо. Г. Бецкий интересный Токерамо. Только одно: в 1-м акте Токерамо, для японца очень уж сдержан, тогда как в последних актах можно несколько убавить ажитацию: ведь Токерамо умирает от истощения. Затем, во всех «сильных» переживаниях голос артиста начинает звучать очень глухо: этот прием производит известный эффект, если им пользоваться в меру. У г. же Бецкого целые действия проходят в таком глухом тембре.

Г-жа Шиловская была бы совсем хороша, если бы ее Ларош в своей развязности не теряла временами «лоска» природной парижанки.

Хорошо играл самоотверженного юношу Хиронари г. Аотаков.

«Смоленский вестник». – Смоленск. – 1910. – № 167. – С.3

А. Беляев (под псевдонимом В-la-f) «Когда цветет молодое вино»

Б.М. Бьернсон, 1905 г.

Чему более удивляться: самой пьесе, или ее автору, северному титану, который нашел в себе силы и свежесть, в годах Мафусаила, у порога могилы, написать такую яркую, свежую, юношески задорную «лебединую песнь». Размер настоящей рецензии не позволяет передать содержание пьесы: оно слишком разнообразно и глубоко, чтобы изложить в двух строках. Любовь, брак, молодость, старость, – в последних глубинах…

По внешности, – пьеса почти фарс. Не правда ли? Ведь это так смешно! А под срывами смеха – черные провалы глубокого человеческого страдания… И смех в этой пьесе – как ребенок, играющий на краю пропасти…

Такова вся пьеса, таков и главный персонаж пьесы.

Арвик. Боже мой, как он смешон! Как смешно «бродит» старое вино. Но, вглядитесь глубже, – и пред вами раскроется драма старости, когда «дух бодр, а плоть немощна», и еще глубже: конец брака, конец любви, после долгой, долгой супружеской жизни, от того, что муж сохранил свои идеалы, тогда как жена погрязла в мелочах. Брак и любовь клубком спутали человеческую жизнь, «проклятые вопросы» осложнились до нелепости, до абсурда, до смешного. Недаром, смех царит над пьесой Бьернстена!

Бенефициант, г. Бороздин, превосходный Арвик, загримированный автором пьесы, – и не даром: «не разберешь, когда ты шутишь, когда говоришь серьезно», говорить про Арвика, и в этом он весь, – Арвик – Бороздин – Бьернсон.

Детская наивность, с «себе на уме», неподдельная искренность с глубокой иронией над самим собою, и смех: от того ли, что смешно, от того ли, что до смешного грустно… Г. Аркадьев понравился менее: мало «от сердца». Не верится в жизнерадостность Карла Тоннинга.

Недурна Фру Арвик – г-жа Волховская.

В заключение – «Страшный Кабачок». «Кабачка», собственно, хоть бы и не было, «Кабачек» только декорация для главного в «Кабачке»: танец апашей. А это, действительно, «сюжет достойный кисти Айвазовского» как сказал Вафля. Описать не берусь, пасую. Скажу лишь, г-жа Отарова неподражаемая, бесподобная «апашка». А если не верите, – идите и смотрите.

«Смоленский вестник». – Смоленск. – 1910. – № 175. – С.3

А. Беляев (под псевдонимом В-la-f)

[Как вам нравится Смоленск?]

– Как вам нравится Смоленск?

– Знаете, Москва куда лучше.

– Любите вы музыку Чайковского?

– Да, но это далеко не Бетховен.

– Ну, а г-жа Мунт в роли Норы?

– (Вздох) 0, Комиссаржевская… Я не такой пессимист, как мой собеседник: я не откажу себе в удовольствии слушать Чайковского при существовании Бетховена и видеть г-жу Мунт в той роли, в которой когда-то пленяла нас Комиссаржевская.

Итак, г-жа Мунт, как самодовлеющая величина.

Симпатичный и гибкий голос, искренний тон, свежесть чувства, хорошая школа, характеризуют артистку с лучшей стороны. Нора, как художественный образ, отделана артисткой тщательно и, в общем верно. Пожалуй, следует только «больше забывать о публике» и не принимать так часто «показных поз», лицом к публике.

Очень хорош был и г-н Аркадьев. В роль Ранка, помимо внешне-психического совершенства, г. Аркадьев внес много теплого чувства. А последнее его явление и уход проведены прямо художественно, и оставляют глубокое впечатление.

Не могу того же сказать про г-на Шатова: он не сумел создать образа Гельмера и лишь «читал роль», я бы сказал, «утрированно» правильным выговором, какого не услышите даже у тех московских просвирен, к которым отсылает Гоголь учиться русскому произношению, не говоря о художественном театре.

Пред началом спектакля г. Аркадьев прочел слово о Комиссаржевской. Слово мне понравилось уже тем, что в нем не было чайки, разбитых крыльев, оборванных струн и прочего сора, который человеческая пошлость любить сваливать на могилах талантливых и великих людей,

«Не надо слов, – сказал г-н Аркадьев – вспомните Комиссаржевскую и этого довольно. А если вы не видали ее, – никакие слова не воскресят ее чудный образ».

«Смоленский вестник». – Смоленск. – 1910. – № 182. – С.3

А. Беляев (под псевдонимом В-la-f) «Цезарь и Клеопатра»

Бернард Шоу, парадоксалист и «философ по призванию», – как он сам называет себя, – в своем последнем драматическом, произведении остается верным себе: переоценка ценностей, ocтpoyмиe и самобытность. Для него нет «тронов», есть лишь простая мебель, кресло, сделанное лучше других, нет цезарей и королев, есть люди: умные, или глупые, хорошие, или дурные. Вы помните Юлия Цезаря Шекспира? Таким мы знаем Цезаря по статуям, по классическим образцам искусства и литературы. У Шоу великий Цезарь – згениальный «старичок», который скорбит о своей лысине не меньше, чем о какой-нибудь политической неудаче мирового значения. Верно ли это исторически, соответствует ли действительности, судить трудно. Но таким приемом Шоу приближает и оживляет жизнь далекого прошлого.

Пьеса поставлена г. Басмановым очень тщательно. Прекрасные декорации, хороший ансамбль. Г. Аркадьев – прекрасно передал замысел автора: истинное величие Цезаря красиво и интересно переплетается с «человеческим»: Цезарь – гений, проникающий в глубь веков, и Цезарь – человек выступают в исполнении г. Аркадьева ярко и рельефно. Немного иначе я представлял себе Клеопатру. В тех местах, где Клеопатра – только наивная девочка, г-жа Мунт очень хороша. Но в этой «девочке», в период, очерченный автором, уже проявляется другая Клеопатра: страстная, властолюбивая, порывистая, предпочетшая умереть, чем сделаться украшением триумфа победителя Октавиана, которого не сумела пленить… В этих «порывах» будущей Клеопатры, г-жа Мунт не проявила достаточной силы темперамента. На своем месте был г-н Шатов в роли красавца, знатока искусств Аполлодора. Г-жа Барабаш показала, что она не только хорошая комическая старуха, но и недурная артистка на характерные роли: интриганка Фотататита была хорошо обрисована артисткой. С положительной стороны должен быть отмечен и г. Донской в роли Потина. Остальные были на местах.

Одно замечание, к «Цезарю и Клеопатре» отношения не имеющее: неужели нельзя поступиться одним рядом стульев и раздвинуть несколько ряды партера? В настоящее время добраться до своего места можно только одним путем: по ногам соседей.

«Смоленский вестник». – Смоленск. – 1910. – № 185. – С.3

А. Беляев (под псевдонимом В-la-f) «Концерт Ядвиги Залесской»

Очевидно, музыкальный сезон еще не начался. По крайней мере на концерте г. г-ж Залесской, Ивановской и Лежен было мало публики. А жаль. Концерт был интересный.

Ядвига Залесская уже давно составила себе имя, как пианистка с вполне законченной техникой и большим художественным вкусом. Ее жанр – меланхолический Чайковский, нежный и капризный Шуман, глубоко чувствующей и искренний Шопен. На последнем концерте фундаментальным номером был «Кар навал» Шумана. Вещь трудная не столько технически, сколько в смысле передачи всей пестроты сменяющихся нacстроений.