Это конечно не идёт ни в какое сравнение с тем, что было в нашем родном мире, однако тоже имеет место быть. Именно поэтому я решил ради интереса поинтересоваться у своего сопровождающего его мнением относительно нашего города.

Тот на мой вопрос несколько мгновений нерешительно помолчал, почесал голову, да и рубанул правду матку как она есть, без прикрас:

— А что тут думать то, Винд? Ты делаешь реально нужное дело, и без тебя и без Эсмаруила многих из нас не было бы уже в списках живых. Однако город разрастается, мы постоянно принимаем к себе новых жителей, и совсем скоро ты рискуешь утратить контроль над этим образованием.

Это конечно мнение обычного, уже пожившего своё человека, однако если тебе действительно интересен ответ на этот вопрос — попробуй для начала сам ответить на другой вопрос:

— Знаешь ли ты о всём, что происходит в твоём городе? Известны ли тебе возникающие проблемы? Чувствуешь ли ты, что контролируешь своё детище? Очень сомневаюсь.

Именно в этом заключается главная проблема и твоя слабость. Пока твои действия и решения нравятся жителям города — всё хорошо и создаётся иллюзия порядка и гармонии, однако упаси Мириэлла сделать тебя что-то не так, и ты утонешь в протестах и негодовании.

После этого выбора у тебя останется немного. Или идти на поводу у толпы, тем самым окончательно теряя остатки её уважения, либо устраивать жёсткую диктатуру, из-за чего протесты только усилятся и тогда уже возможны жертвы среди простых жителей.

Эти слова были сказаны абсолютно чистосердечно, и от этого только сильнее задели моё самолюбие и чувство своей исключительности. Обычный человек сказал мне то, что не хотел говорить никто другой. Что с этим делать — я пока не имел ни малейшего представления, однако эту проблему на самотёк я пускать совершенно точно не собирался.

Тем временем уже совсем скоро мы подходили к знакомой камере, где помимо бойцов охраны стояла ещё и слегка бледноватая Изольда.

«Что же тут происходило, пока меня не было, если даже эту невозмутимую и я бы даже сказал равнодушную к чужим страданиям девушку пробило на эмоции?» — задумался я, и тут моему взору предстало то, что когда-то было наглой, уверенной в себе хамоватой девушкой.

Мысленно отодвинув все посторонние мысли в сторону, я толкнул дверь и в очередной раз зашёл в пристанище нашей лазутчицы…

Дверь камеры тихонько скрипнула, открывая для меня мрачное пространство, которое было буквально пропитано отчаянием и болью. Воздух не смотря на хорошую вентиляцию тут был тяжелым, и казалось, что он словно впитал в себя все крики, все мольбы и всю безысходность.

В углу камеры, свернувшись в дрожащий комок, сидела та, кто буквально час назад угрожала взломать защиту тюрьмы и залить Эсмаруил реками крови. Та, кто собственными руками чуть не украла то, что является самой основой существования нашего города, обрекая его на лишение статуса столицы мира со всеми вытекающими последствиями.

То, что осталось от дерзкой, ехидной девчонки, что когда-то смеялась в лицо всем опасностям, теперь напоминало лишь бледную тень. Её когда-то аккуратно уложенные волосы сейчас были спутаны, будто она рвала их в приступе безумия, а пряди липкими сосульками прилипли к лицу, смешавшись со слезами, слюной, и бог его знает чем ещё.

Глаза, которые недавно смотрели на меня с насмешкой и плохо скрываемым чувством превосходства, теперь были совершенно пустыми, без единого проблеска мысли.

Одежда пленницы тоже была в первоклассном беспорядке: рукава оказались порваны, а на руках были чётко видны кровавые полосы, которых раньше не было. Когда-то ухоженные ногти, теперь были сломаны и изодраны в кровь, будто она самозабвенно царапала стены, пол, себя — лишь бы хоть как-то остановить то, что происходило с ней на протяжении этого часа.

Но внешность была сущей мелочью по сравнению с тем, что было в её взгляде, направленном в никуда. В этом взгляде были отчаяние и пустота. Это был взгляд существа, в одно мгновение потерявшего всё.

На протяжении всего этого времени она понимала. Понимала и видела, что абсолютно всё, чем она раньше по праву гордилась, всё, что делало её тем, кем она была — украдено. По кусочкам. Безжалостно.

На её лице не было ни злости, ни ненависти, все они уже прошли, когда она отчаянно умоляла остановиться… Осталась только глубокая, всепоглощающая пустота.

Честно говоря от вида этого зрелища глубоко внутри меня шевельнулась задремавшая совесть, но когда я на несколько мгновений представил последствия, которые могли бы быть, если бы у этой лазутчицы получилось задуманное ею дело, то она заснула вновь.

Переведя взгляд на зашедшую следом за мной Изольду, я спросил у неё тихим голосом:

— И давно она так сидит?

Начальница Эсмаруильской тюрьмы выглядела весьма не типично для той, кто в моём родном мире не стесняясь проводил эксперименты над людьми. При взгляде на пленницу в углу камеры она сразу отводила от неё взгляд, и нервно сглатывала.

Внезапно я осознал, что судя по всему она так себя ведёт потому что проецирует подобную ситуацию на себя, и ей очень не нравятся испытываемые эмоции. Мысленно улыбнувшись, я тут же подумал:

«Как интересно получается… Хотел поставить на место одну наглую девчонку, а ставлю сразу двух… Ну да ничего, Изольда от этого только умнее будет и не станет больше совершать ошибок.»

Осознав, что мой вопрос похоже прошёл мимо сознания взбудораженной девушки, я легонько потряс её за плечо и чуть громче обычного сказал:

— Изольда, приём!

Девушка тут же сфокусировала свой взгляд на мне, и я сразу повторил свой недавний вопрос:

— Я спрашиваю — насколько давно она в таком состоянии?

— Да сразу как она отключила свой артефакт, девчонка и затихла! — раздался глубокий бас от дверей камеры, на что я довольно кивнул, и присев перед нашей пленницей на корточки, тихо сказал:

— Ну как тебе наше гостеприимство? Теперь ты готова к конструктивному диалогу?

Некоторое время пленница молчала, и я уже грешным делом начал думать, что мы несколько перебрали с воспитательными мерами, и девушка сломалась, однако в конце концов она не меняя ни позы ни взгляда, тихо сказала:

— Пришёл позлорадствовать? Как это мелочно… Если бы я знала, что у вас есть административный артефакт такого уровня — ноги бы моей не было в этом городе.

Я широко улыбнулся, до невозможности довольный состоянием пленницы и произведённым на неё впечатлением возможностями Эсмаруила, после чего спокойно сказал:

— Зачем же сразу злорадствовать… У нас с тобой был договор, что через час я вернусь и ты мне подробнейшим образом расскажешь каким это чудесным образом ты решила украсть Сердце мира. Час прошёл, и вот — я здесь, и готов тебя внимательнейшим образом выслушать.

Своими словами я умудрился вывести пленницу из её подавленного состояния, и это выразилось в том, что она посмотрела на меня как на душевно больного, и неверящим голосом прошептала:

— Ты совсем долбанутый? Ты только что буквально растерзал меня… Уничтожил всё, чего я добивалась годами… И сейчас как ни в чём не бывало говоришь, что готов меня выслушать⁈ Да ты конченный уб…

— Тише, тише… — прервал я пленницу, пока она не успела наговорить лишнего, и видя, что мои слова разжигают пожар ненависти в её взгляде ещё сильнее, тут же дополнил:

— Я могу всё вернуть!

В тот же миг девушка словно забыла как дышать и закономерно поперхнулась. Я бы может и помог ей придти в себя, однако вполне справедливо опасался за сохранность своей шкуры, поэтому предпочёл просто молча наблюдать за тем, пока она наконец откашляется и придёт в себя.

Когда этот светлый момент настал, она посмотрела на меня пристальным взглядом, в котором медленно разгорался огонёк надежды, и коротко спросила:

— Это правда?

Я только лишь кивнул, после чего совершенно спокойно сказал:

— Мне нет смысла врать тебе. Я действительно способен вернуть тебе всё до последней единички, но естественно с целым рядом условий и гарантий, которые буду продумывать уже не я.