Можно ли сказать, что эти режимы, по сути, неэффективны?

Первая трудность, с которой мы сталкиваемся, пытаясь ответить на этот вопрос, в том, что сами режимы — всего лишь один из факторов эффективности или неэффективности тех или иных правителей или стран. Спрашивая, эффективны ли конституционно-плюралистические режимы, следует тут же добавить: а эффективны ли неконституционные режимы? Нет оснований полагать, будто один и тот же ответ годится и для нынешнего испанского режима, и для Третьего рейха, и для советского режима. Иными словами, любая общая оценка эффективности рискованна. Она означала бы, что режим можно характеризовать, не учитывая действительность, особенности страны, усилия поддерживающих государственные институты.

Вот почему следует выявить факторы неэффективности, связанные с сущностью конституционно-плюралистического режима; иными словами — что угрожает его существованию?

Первая угроза нам хорошо известна — опасность, обусловленная консерватизмом системы, возможность ее паралича из-за чрезмерной уступчивости нерешительных правителей под натиском частных интересов.

Вторая угроза: вечное искушение правителей уступать не столько конкретным требованиям, сколько из-за распространенной боязни совершить лишние усилия. Я имею в виду склонность правителей забывать о военных нуждах, склонность к безмятежному существованию, естественному для всех, при любом режиме.

Наконец, третья угроза — неспособность к продуманной политике, в результате чего жертвой оказывается экономика или сообщество в целом.

Все конституционно-плюралистические режимы подвержены угрозе консерватизма. Еще до войны 1939 года я во Французском философском обществе шокировал часть коллег, заявив, что демократические режимы, которые здесь я называю конституционно-плюралистическими, по сути своей консервативны. Тогда, пожалуй, я зашел слишком далеко. Однако несомненно, что любой режим такого рода в наши дни стоит перед угрозой паралича власти, причем угроза тем больше, чем дольше режим существует. В этом-то и причина феномена революций и мнимых революций, цель которых омолодить власть, вернуть режиму способность к действию. В успешно функционирующих режимах революции — мнимые. Внезапно, по той или иной причине, законодатели или министры получают полномочия более широкие, чем обычно, и пользуются ими для быстрого проведения реформ. Такую мнимую революцию мы пережили в 1936 году, во времена Народного фронта, затем в 1945 году, после Освобождения. Нечто подобное произошло и в Англии. Во всех режимах такого рода наблюдается чередование фаз: у правителей мало реальной власти, различные группы создают им всевозможные преграды, затем, после яростных выступлений общественности, правители вновь обретают способность действовать.

Возможно, эта черта присуща не только конституционно-плюралистическим режимам. До 1789 года старый режим был тоже парализован бесчисленными привилегиями и льготами, они чрезвычайно ослабляли монархическую власть, хотя она и не была конституционной. Порой французскую революцию воспринимают как крайнюю форму омоложения, укрепления власти.

Более того, в периоды, когда вроде бы ничего не происходит, может происходить многое. Например, в десятилетие после 1945 года много говорилось о застое, но за это время французское общество изменилось намного больше, чем за предшествующие десятилетия.

Иначе говоря, ограниченная активность правителей еще не свидетельствует о консерватизме общества. Общество может меняться и при правительствах, обреченных на ограниченность действий. С другой стороны, не исключено, что изменения в обществе наименее значительны именно тогда, когда правительство достаточно неактивно. В конституционно-плюралистических режимах оно не обязательно выступает как движущая сила перемен. Едва ли не парадокс: зачастую эти режимы успешно функционируют, когда мотор находится в обществе, а тормоз — в правительстве. Общество подвержено быстрым переменам благодаря жизнеспособности экономики, правительство же вмешивается, чтобы смягчать удары по группам или отдельным людям, удары, возможные вследствие преобразований, обусловленных экономическим ростом. Не забудьте, что я отношу эти режимы к индустриальной цивилизации, которую мы изучали в прошлые годы. Но в индустриальной цивилизации перемены происходят сами собой. Только дьявольски эффективное сопротивление со стороны правителей может встать на пути экономических преобразований. Паралича, который может сковать конституционные механизмы, в большинстве случаев недостаточно для предотвращения экономических и социальных перемен, мотор которых — в самом обществе.

Конституционно-плюралистическим режимам свойственны достоинства и недостатки, связанные с рассеянием власти, с явным покровительством частным интересам. По определению, они не способны ни на сенсационные шаги, которые предпринимали режимы, где правителей ничто не ограничивало, ни на масштабные промахи. События вроде коллективизации 1929–1935 годов в России при конституционно-плюралистическом режиме немыслимы.

Не забудем, однако, что и при этих режимах наблюдались явления, в каком-то смысле едва ли не столь же ужасные. Например, кризис 1930–1933 годов. Конституционно-плюралистические режимы способны, не прибегая к чудовищным действиям, пассивно сносить последствия чудовищных явлений.

Переходя к выводам, отметим, что в целом и в большинстве случаев конституционно-плюралистический режим предпочтительнее режима с монополизировавшей власть партией, — если мы стремимся к экономике, которая обеспечивает благосостояние страны.

Теперь рассмотрим опасность, которая связана с пренебрежением интересами сообщества ради интересов отдельных граждан.

Остановимся на конфликте, который отметил Парето в своем «Трактате об общей социологии», между интересами сообщества, рассматриваемого как некое единство, сущность, и интересами элементов сообщества, то есть составляющих его людей.

Парето считал, что интересы отдельных членов общества не учитываются, если максимально удовлетворяются лишь потребности некоторых — даже при условии, что жизненный уровень остальных не понижается. Но интересы отдельных людей — это далеко не то же самое, что интересы всего общества. Максимальное увеличение благосостояния граждан иногда ставит под угрозу существование и оборону самого сообщества.