И когда Эрика исступленно прижалась к Фаулеру, неописуемое чувство пронзило все ее существо. Ей казалось, что они с Данте составляют одно целое. Она стала живой, дышащей частью его, а он – яростным пламенем, бушующим в ней, нескончаемой жаждой наслаждения, расцветавшей пышным и нежным, словно лепестки розы, цветом.

А потом она будто попала в какой-то нескончаемый темный водоворот. Сладостное чувство пронзило все ее существо. Ей казалось, что она умирает от наслаждения. Ощущение невыразимого блаженства охватило ее. Она задыхалась, ловя открытым ртом воздух, а Данте вонзался в нее вновь и вновь, прижимая к себе так крепко, словно боялся, что она исчезнет. Наконец удовлетворенный стон сорвался с его губ, и мускулистое тело Данте содрогнулось в блаженном экстазе.

Когда погасли последние языки жаркого пламени, его тепло осталось, и Эрика поняла, что их обоюдная страсть может при желании вспыхнуть с новой силой, никогда ее не удастся утолить до конца. Эрика удовлетворенно вздохнула, понемногу приходя в себя, открыла глаза и увидела над собой прекрасное лицо Данте.

Обведя каюту все еще затуманенным взором, Эрика смущенно ахнула. Это ж надо! Оказывается, они с Фаулером удовлетворили свою безудержную страсть друг к другу не где-нибудь, а в том самом углу, в котором капитан пытался укрыться. Данте стоял, опершись своими мускулистыми руками о стену, а Эрика – ухватившись руками за его узкие бедра. Краска смущения вспыхнула на щеках Эрики, когда глаза ее встретились со смеющимися зелеными озерами в обрамлении темных густых ресниц.

– Мне тоже никогда не приходилось заниматься любовью в таком неподходящем месте, – поспешил успокоить он Эрику, поняв, чем она так смущена. – Я настолько увлекся… – его хрипловатый голос прервался, и Фаулер весело ухмыльнулся, – своей защитой, что совершенно забыл, где нахожусь. – Он провел указательным пальцем по чуть припухшим от поцелуев чувственным губам Эрики. Когда я был маленьким, мама частенько за какую-нибудь провинность ставила меня в угол. Но никогда, даже в самом страшном сне, не могло мне привидеться, что в углу можно настолько возбудиться.

Эрика звонко рассмеялась. Смущения ее как не бывало.

– Я тоже представить себе не могла, что в обычном платяном шкафу так уютно целоваться.

Взгляд Фаулера переместился на кровать – гораздо более подходящее место для удовлетворения страсти.

– Может, попробуем на кровати, детка? Похоже, мы ею пренебрегаем.

Однако Эрика покачала головой и, проведя руками по его широкой груди, кокетливо возразила:

– Я пока что не решила, примет ли суд твою защиту. – В ее глазах заплясали лукавые искорки. – Мы еще не выслушали обвинение.

Когда нежные губы Эрики коснулись легким поцелуем его сосков, а потом прошлись по плоскому животу, Данте застонал. Ее страстные поцелуи и умопомрачительные ласки, легкие и изысканные, волновали его как никогда. Ему захотелось сдаться на милость победителя. Если суд уготовил ему такое наказание, он согласен отбывать его хоть до конца жизни. Сладостные ласки Эрики заставляли Данте желать все новых и новых ее прикосновений. А руки Эрики между тем пробежались по его спине, исследуя каждый мускул. Губы ее на секунду коснулись его губ, потом нащупали на шее пульсирующую жилку, прильнули к ней поцелуем… Когда Эрика стала покрывать его грудь восхитительно нежными поцелуями, ему показалось, будто сердце вот-вот выскочит из груди. Тактика молчаливого натиска, которую применила к нему Эрика, оказалась настолько действенной, что Фаулеру на мгновение почудилось, что он сейчас сойдет с ума от охватившего его нестерпимого желания. Эрика, словно смакуя, касалась каждого дюйма его тела губами и кончиками пальцев, вызывая в возлюбленном такой вихрь ощущений, что Фаулер понял – еще немного, и он задохнется. А ласки Эрики становились все смелее, и Данте сгорал от снедавшего его яростного желания. Тело его содрогалось от предвкушения дальнейших сладостных лобзаний. А губы Эрики все ласкали его трепещущую плоть, и Данте невольно подумал, что он вот-вот растворится в охватившей его безудержной страсти без остатка.

– Сдаюсь, – едва выдохнул он.

Эрике было лестно, что она имеет такую власть над сильным, мужественным мужчиной.

– Значит, защита просит пощады? – спросила она, и на губах ее заиграла провокационная улыбка.

– Вне всякого сомнения, – заверил ее Данте, прикоснувшись ладонями к ее лицу. – Делай со мной что хочешь. Мне все равно.

И губы его страстно прижались к ее губам. Это был уже не тот безропотный мужчина, каким он только что казался, – пассивно принимающий ласки очаровавшей его женщины. Теперь он взял инициативу в свои руки. Язык его жадно проник в сладостную влажность рта Эрики, пальцы зарылись в ее густые темные волосы, откинули назад ее голову, чтобы легче было добраться до теплых мягких губ, которые покорно раскрылись под его губами. Мускулистые руки крепко прижали к стене ее трепещущее тело. У Эрики перехватило дыхание от страстного поцелуя Данте.

Казалось, время для влюбленных остановилось. Они полностью отдались буйной страсти, уносившей их в стремительный водоворот наслаждения. Поцелуи, ласки, снова поцелуи… Влюбленные никак не могли насладиться ими, их вновь захлестнуло желание обладать друг другом.

Волны захватывающих ощущений, все нарастая, накатывались на Эрику, когда Данте с силой входил в нее. Она прижималась к нему всем телом, отдаваясь целиком и полностью. Удовольствие оказалось столь острым, что Эрика, не выдержав, вскрикнула. Данте, заглушив ее крик поцелуем, продолжал вонзаться в нее со всей неистовостью, увлекая Эрику за собой в темную бездонную пучину, в которой нет ничего, кроме невыразимого наслаждения.

И когда тела влюбленных содрогнулись в экстазе, Данте, прижав Эрику к себе, почти придавив ее своим телом, стал ждать, когда его сердце замедлит свой стремительный бег. После занятий любовью с Эрикой сил у Фаулера почти не осталось. Эта женщина выматывала его полностью. Так он и стоял некоторое время, прижавшись к Эрике. Вскоре он успокоился. Дыхание стало более ровным.