Но это решать все-таки генералу. А пока следует расположиться так, чтобы соблюсти максимум удобств, потому что скоро этих удобств очень захочется, но найти их будет негде.

Верхний этаж состоял из семи комнат. Игорь выбрал себе самую маленькую и подселил к себе Кордебалета. Все-таки шифровальщик в группе лицо несколько привилегированное, и ему по статусу полагается отдельный кабинет, в который, кроме командира группы, никто не имеет права входить.

Из мебели в комнате был только стол, три стула и две обыкновенные русские раскладушки с матрацами, подушками и одеялами, сохранившими штампы воинских частей и инвентаризационные номера – социализм невозможен без учета.

Игорь только сел на раскладушку, проверяя ее легким раскачиванием, когда в комнату вошел Тан.

– Товарищ генерал приедет через двадцать минут. Будьте готовы. Состоится инструктаж. После этого следует отдохнуть. Сегодня ночью вылетаем.

Его птичий голос несколько смешил, и раздражал, и при этом совершенно не позволял принять капитана всерьез. Но своим сообщением Тан подтвердил мнение Игоря о том, что вьетнамец идет на задание с ними.

– Высадка какая? Вертолет?

– Десантирование с самолета. Со ста метров…

Игорь поморщился. Спортсмены-парашютисты, у которых и парашют куполом поболее, мастера и прочие асы парашютного спорта не понимают, как можно с такой высоты прыгнуть и не разбиться.

– Тан, – спросил Игорь, – ты сколько раз прыгал с парашютом?

– Три раза.

– А со ста метров?

– Не пробовал.

Это вообще убивало наповал. Группа в самом начале операции рисковала остаться без проводника на вражеской территории. Три прыжка – это, по-русски говоря, вообще ничего. Это отсутствие всякой прыжковой практики. А тут еще и десантирование со стометровки. Попали в ситуацию. И прямо как с разбега – задом в лужу.

Игорь не удивился невозмутимости самого вьетнамского капитана. Еще во времена курсантские – в Рязанском училище ВДВ – к ним прислали для двухнедельной стажировки трех вьетнамских офицеров. Курсантов повели в бассейн. Вьетнамцев тоже. Прыгали с вышки. Один за другим. Вьетнамцы тоже. Двое выныривают, третий – нет. Выловили его. Сделали искусственное дыхание. Откачали. «Что случилось?» – спрашивают. Плавать не умеет. А зачем тогда прыгал? Приказ был! Вот так… А если этот капитан тоже идет на задание «по приказу»? Сколько возни с ним предстоит. А тут еще принудительное раскрытие.

Приехал генерал Лифшиц с человеком в штатском, который даже не пожелал представиться. Немигающий взгляд мутных, в красных прожилках глаз сквозь очки с мощными линзами. Этот взгляд неприятно действовал на нервы и мешал сосредоточиться. Короткий инструктаж затянулся на три с половиной часа. Ребята в это время отдыхали. Кордебалета Игорь отправил на оставшуюся свободной раскладушку Тана. Едва ли кто настроился в такую жару уснуть, но хотя бы ноги смогли вытянуть, расслабиться.

А они вчетвером все беседовали и беседовали. Обсуждали детали. Тан больше молчал, а вопросы задавал Игорь.

– А почему высадка не с вертолета?

– А чем вам не нравится самолет? – незнакомец отвечал вопросом на вопрос. Видимо, прыжковый вариант принадлежал ему и он цепко, как за свое самолюбие, за него держался.

– Вы знаете, что такое стометровое десантирование? Ладно, мои ребята… Они привычные. Хотя это и для них не подарок. Особенно для тяжеловесных. А капитан Тан вообще имеет только три прыжка. И ни одного со стометровки. Без подготовки, по сути дела, идет человек. Пятьдесят на пятьдесят. Понимаете, что это такое?

– Все вы офицеры и выполняете приказ.

Этим было все сказано. Как отрезано.

– Команда может быть дана и на прыжок без парашюта. Это только вариант срыва задания.

– Попрошу вас выбирать выражения.

Подходящее русское слово вертелось на языке, но произнести его Согрин не решился. Привычка к подчинению взяла свое.

– Тут есть свои причины… – тяжелым баском генерал Лифшиц попытался смягчить ситуацию. От недавней торопливой злости он отошел. Впрочем, Игорь уже знал, что Лифшиц вспыхивает, и начинает злиться, и становится вдруг добрейшей души человеком всегда одинаково быстро. Такой уж темперамент. – Район контролируется американской авиацией. Там недалеко Комтум, где крупная авиационная база. И летать у них под носом вертолету рискованно. Самолет же на бреющем успевает долететь и вернуться.

– А обратно забирать?

Игорь осмотрел своих командиров.

Глаза за линзами плеснули льдом и морозом, словно человека раздражало желание Согрина вернуться обратно. Лифшиц был более спокоен и доброжелателен.

– Обратно забирать будут вертолетом, но тот вертолет полетит через Лаос. Над территорией Лаоса его будут сопровождать, а потом и встречать наши истребители.

– Если вертолет не прилетит?

– Прилетит, – прошипел очкарик с обаянием вьетнамской желтой кобры – тоже змея очковая. – Успокойтесь и не бойтесь, вы же солдат…

– Район контролируется американцами. Надо отследить все варианты. – Игорь еле сдерживался в рамках холодного приличия, но разговаривать стал исключительно с Лифшицем, словно второго не было здесь вовсе. Тот сразу это почувствовал и – заметно было – занервничал.

– Игорь Алексеевич, – Лифшиц сохранял присущую должности невозмутимость, так непохожую на его поведение утром, когда они прилетели, – не мне тебя учить, как вести себя в экстремальной ситуации. Если что случится с вертолетом, значит, судьба – автономный режим… Выходите своими силами. Мне кажется, тоже лучше через Лаос. Но там могут быть свои осложнения. На этот случай с вами капитан Тан. Он отлично знает местные условия.

Игорь понял, что вопрос об экстремальной ситуации вообще местными спецами не прорабатывался. И в случае чего – их оставляют на произвол судьбы. Умеешь плавать – выплывай, не умеешь – тони на здоровье…

– А почему нельзя все-таки сразу забросить вертолетом через Лаос?

– Этому есть свои причины, – сказал очкарик, но Игорь сделал вид, что его не услышал, и продолжал смотреть, в ожидании ответа, на Лифшица.

Лифшиц прочувствовал ситуацию. И опять поступил не по-генеральски, ответил спокойно:

– Появление русского вертолета в этом районе Лаоса может спугнуть людей, которых вы собираетесь встречать. И они изменят маршрут. Там они контролируют наземную ситуацию, и они как раз могут доставить вам неприятности при отходе через границу.

– Что это за люди?

– Они не подчиняются ни центральному правительству, ни партизанам. По крайней мере, так говорят в самом лаосском правительстве. Там – на этом участке – большие плантации наркотиков…

– Ясно. Где парашюты?

– Они уже приготовлены. Вам выдадут перед полетом. – Незнакомец с глазами за линзами все же хотел показать, что и он хоть что-то здесь значит.

– Вы что, издеваетесь? – С трудом сдерживая готовый сорваться голос, Игорь посмотрел на него, как на дурака. – Покажите-ка мне того десантника, который будет прыгать на парашюте, свернутом другим человеком. Похоже – вы первый день в армии? Короче, так… Парашюты предоставить немедленно. Мои люди будут укладывать их сами, каждый для себя. И это даже не обсуждается!

– Сделайте так, – не по-военному сказал очковой змее Лифшиц. – Он свое дело знает. Он прав…

Гости ушли. На прощание очкарик переглянулся с Таном, словно кивнул ему глазами. Игорь заметил это.

– Что это за тип? – спросил он вьетнамца, когда стих гул автомобильного двигателя за воротами.

– Это ваш… Товарищ Лисовский из вашего торгпредства… – Тан смотрел невинно и честно, невозмутимо и почти по-дурацки улыбался.

А Игорь подумал меж тем, что хотел бы увидеть торгпредство в любой стране, где каждый второй сотрудник не работает на какую-то спецслужбу…

Прошло все чуть легче, чем предполагал Согрин, склонный доверять не героизму, а умению и тренированности. Выбрасывались один за другим. На самом рассвете. В туман, клочьями зависший над заболоченной равниной. Первыми – самые тяжелые по весу, чтобы не сели на купол парашюта предыдущего. Вьетнамскому капитану предстояло прыгать последним – очень уж легкий. Игорь попросил бортмеханика присмотреть, чтобы у Тана карабин был пристегнут к лееру, и в случае чего дать хорошего пинка вьетнамскому капитану, дабы летелось легче и лучше планировалось.