На современном уровне знаний мы не можем представить себе русскую народную культуру – духовную или материальную – иначе, как синтез культурных достижений деревни и города, как результат многовековой совместной деятельности всего народа – горожан и сельских жителей. Попытки рассматривать народную культуру в целом или отдельные ее разделы как достижение одной только части населения, одного только класса (например, крестьянства, как это свойственно народнической литературе) были, как известно, подвергнуты критике В. И. Лениным еще в конце прошлого столетия (Ленин В. И. ПСС, т. 2, с. 223). «Города, – писал он позже, – представляют из себя центры экономической, политической и духовной жизни народа и являются главными двигателями прогресса» (Ленин В. И. ПСС, т. 23, с. 341).

В современном городе активно развиваются контакты различных народов, этнокультурных и этнических групп, различных вариантов бытовой национальной культуры, приводящие к усилению культурной однородности нации (Бромлей, 1983, с. 354). И в прошлом, в эпоху феодализма, город был как бы огромным котлом-ускорителем этнических и этнокультурных процессов, активным участником формирования народной культуры во всем ее многообразии. Не было, пожалуй, ни одной сколько-нибудь значительной области народной культуры, в которую не внесли бы вклада горожане. Но если роль города и городского населения в развитии духовной культуры народа издавна признавалась исследователями, то материальная культура горожан до недавнего времени не была еще настолько изучена этнографами, чтобы можно было сделать в этой области подобные обобщения.

Задумав исследование о русском феодальном городе, мы предполагали первоначально изложить результаты изучения занятий городского населения, его материальной и духовной культуры, общественного и семейного быта в одной книге. Однако по причинам чисто техническим это оказалось невозможным (Рабинович, 1978а, с. 14). И хотя предлагаемое сейчас читателю исследование носит даже другое название, оно тесно связано с вышедшим ранее как общностью замысла и построения, так и источниковедческой базой и самим содержанием, поскольку рассматриваемая здесь материальная культура принадлежит городу, городскому обществу, городской семье.

Вместе с тем, как уже сказано, материальная культура города составляет неотъемлемую часть народной культуры. Город как тип поселения стадиально более поздний, чем поселения сельские; на протяжении его существования деревня является во всех отношениях питательной средой города. Эту живую связь мы старались проследить во всем исследовании, о какой бы области развития народной культуры, о каком бы отдельном явлении ее ни шла речь. В большинстве случаев выясняется, что каждое явление уходит своими корнями в глубокую древность, что оно, хотя бы в зародыше, получено горожанами от крестьян, но в городе сильно переработано и зачастую возвращено через много десятилетий в деревню в значительно измененном, усовершенствованном виде. Такой многократный обмен лучшими достижениями и обеспечивает единство народной культуры, ее поступательное развитие.

Изучение материальной культуры горожан, пожалуй, еще в большей мере, чем предшествующие разделы нашей работы, требует системного подхода, комплексного метода исследования, привлечения разнообразных источников – вещественных, письменных, изобразительных, литературных. Источники эти столь богаты и разнородны, что для подробной их характеристики потребовалась бы еще книга, а может быть, даже не одна. Мы отсылаем поэтому читателя к тому краткому обзору, который сделан в предыдущей книге, и к тем источниковедческим публикациям, которые напечатаны со времени ее выхода (Рабинович, 1982, 1986а). Все же необходимо еще раз подчеркнуть, что, несмотря на обилие и многообразие источников, они даже в своей совокупности не дают сплошного материала ни в территориальном, ни в хронологическом отношении, что и обусловило построение этой книги, как и предыдущей, в форме очерков, посвященных крупным разделам материальной культуры горожан: жилище («Двор и дом»), одежда («Городской костюм»), пиша и утварь («Стол горожанина»). Сознавая при этом, что некоторые разделы материальной культуры – например, городское хозяйство, о котором написан и опубликован с некоторыми сокращениями очерк (Рабинович, 1976), или транспорт – могли бы дополнить предлагаемое исследование, мы считаем все же, что и подробно разработанные здесь разделы дают вместе с тремя очерками предыдущей книги достаточное представление о городском образе жизни в эпоху феодализма.

Каждый очерк охватывает весь тысячелетний период феодализма – со второй половины IX по середину XIX в. Этот огромный путь разбит нами еще ранее на четыре этапа: 1) IX–XIII вв. – возникновение и рост городов в составе Древнерусского государства, земель и княжеств периода феодальной раздробленности; 2) XIII–XV вв. – города в период создания централизованного Русского государства, в условиях постепенной ликвидации феодальной раздробленности; 3) XVI–XVII вв. – города феодальной России к началу формирования всероссийского рынка; 4) XVIII–XIX вв. – русские города в период позднего феодализма и перехода к капитализму (Рабинович, 1978а, с. 5).

Деление это, с нашей точки зрения, себя оправдало и остается в предлагаемой книге, хотя более поздние обобщающие исследования (см., например: Буганов, Преображенский, Тихонов, 1980) дают несколько иное членение того же периода.

В основном прежней осталась, как сказано, источниковедческая база исследования. Она лишь несколько расширена появившимися за последнее десятилетие новыми публикациями источников и новыми исследованиями по близкой тематике, ссылки на которые читатель легко найдет в тексте книги. Хочется лишь подчеркнуть еще раз, что намеченные нами этапы развития русских городов неравномерно обеспечены источниками разных типов. Если для первых двух этапов (IX–XV вв.) значительную роль играют ежегодно пополняющиеся археологические материалы в сочетании с относительно скудными данными письменных источников, то для третьего этапа серьезно усиливается роль исторических актов, изображений и вещевых коллекций, хранящихся в наших музеях. Четвертый же этап настолько обеспечен письменными, печатными и изобразительными источниками, что для сколько-нибудь исчерпывающего анализа их вряд ли хватит относительно краткого срока жизни одного человека. Поэтому в качестве основного архивного материала избраны ответы на программы, разосланные в XVIII и первой половине XIX в. научными учреждениями и обществами. Преимущество этого материала мы видим прежде всего в том, что он собран по тщательно разработанной учеными – историками и этнографами – программе, единовременен и охватывает широкую территорию Европейской России, что он дает разнообразные и в то же время концентрированные сведения по нашей теме (ср.: Греков, 1960; Рабинович, 1971б).

Вместе с тем мы отчетливо сознаем необходимость в дальнейшем расширения круга источников. Главным резервом для продолжения работы представляются архивные фонды, связанные с делами совестных и сиротских судов, спорами о наследстве, опеке и пр., и также дела комиссий по строениям. Документы эти лишь частично затронуты учеными и еще ждут своего исследователя. Однако работа над ними затрудняется рассредоточенностью материалов: эти фонды хранятся теперь в областных архивах и, следовательно, доступны более всего местным краеведам.

Прежними остаются и территориальные границы исследования: в основном русские города бывшей Европейской России; для сравнения привлекаются также материалы о городах Сибири, изучение которых серьезно продвинулось за последнее десятилетие (Города Сибири, 1978 и др.). Для третьего и четвертого этапов с той же целью привлекаются города украинские и белорусские преимущественно древние – те, которые на первом и втором этапах были русскими (Киев, Чернигов, Полоцк и т. п.).