Что такое сельская местность в Сиаме? Вы представили пасторальные виды Русской Равнины? Двадцать домов и до горизонта поля или леса? Не, это чуть-чуть не так. Совсем не так. Во-первых, вся равнинная часть Сиама – это огромная сеть соединяющихся каналов. Вдоль этих каналов проложено большинство дорог. На дороге стоит домик. За ним поле, как правило прямоугольник пятьдесят на пятьсот метров. Почти двести лет тому назад один из королей решил выдать право земельного владения простым людям. Крестьянам. Но при этом запретил владеть землей иностранцам, только сдавать в аренду. На несколько десятилетий сиамским крестьянам нарезали вот такие земельные владения. И это решение мгновенно решило значительную часть проблем королевства, хоть и добавило другие, но менее страшные. Среди проблем – выбило опору у аристократии. Крестьяне стали свободные. Ну, точнее они стали людьми короля, но король отец своим крестьянам, а не хозяин с поводком, это другое, понимать надо. А что такое кусок земли для семьи? Если не будет в этом году более одного наводнения, еды хватит на пару лет вперед, вот что это значит. Потому-что четыре урожая в год. Во-вторых, почти нет мест, где не живут люди. Ладно, в поле не живут. Но днем там иногда бывают люди. Не только же рис там выращивают. Да и всё равно, может прямо сейчас жатва или сев? Или пахота? Или лишнюю воду отводят? Или наоборот, сейчас сухой сезон, воду из канала привозят. Работы в поле всегда найти можно. Короче, регион густонаселен, найти место без людей, как в родной России, это представляется сложным вопросом.

- Мне вот интересно, а что здесь с налогами? – спросила вдруг Олеся по общей линии в гарнитуру. Мы держали связь, едя в колонне, и постоянно общались друг с другом. – Ну, я не про наши сделки. Я вот про этих простых людей. Вот они вырастили рис. Или еще что. Продали. Но есть ведь налоги. Столько они занесли государству за крышу?

- В зависимости от общего дохода, от нихрена до трети. – ответила Катя.

- А еще налог на имущество. Но там от вида объекта и его стоимости, от почти копеек, до одного процента. Понятно дело, что особняк в черте столицы будет вставать в круглую сумму. – добавила Лэйла.

- По имущественному, наверное, дёшево. А что, такое, Олеся? – спросил я.

- Почему они выглядят… бедно? – удивилась она, спрашивая.

- Юг. Другие приоритеты. У них это может в чем-то другом выражаться. Например, в двух высших образованиях у каждого из детей, которые тоже работают в поле. – усмехнулся я.

- Зачем же тогда заканчивать университет? – удивилась Олеся.

- Для показухи. А еще для показухи они соберутся со ста дворов и из дерева вырежут помпезный храм. Ступу там, пагоду, или еще чего. И будут понтоваться перед всеми соседями, что у них самый понтовый храм в округе, а они все беспонтовые сиамцы, не могут себе такой позволить. – высказал я наиболее вероятное для меня, бывшего бога, предположение.

- С хера ли тратить такие деньги на то, чем будешь пользоваться не только ты? – удивилась Катя.

- Мы индивидуалисты, сестра. Наверное, более, чем большинство в этом мире. А это коллективисты. Они живут общинами. По-другому им не выжить. – заявил я.

- С хера ли мы индивидуалисты? – удивилась сестра.

- Парадокс. Климат и география привели к тому, что люди с одной стороны привыкли исключительно думать о себе, вокруг слишком мало людей, с другой стороны, подчинятся общему центру силу, ибо без деспотизма и диктаторского указанию каждому, как ему быть, мы тут бы пропали все. Вот так, на заре своей, с населением как в средней европейской стране, и территорией, как с остальную Европу, Царь мог собрать по свисту сорок или пятьдесят тысяч копий, в то время, как могущественный император франков мог через уговоры и предварительные ласки уломать своих герцогов на десять тысяч, ну и своих несколько тысяч. А наш царь приказать. Потому что он такой же индивидуалист, как и все. Никакого коллектива, все должны служить ему. Все холопы царские. А вот император в Европе, а тем более какой-то король – первый среди равных.

- Так в чем парадокс то? Толпой индивидуалистов может управлять только деспот с безграничной властью. Индивидуалисты никогда не смогут договориться. Поэтому – диктатура наш метод. Не надо договариваться, как начальство скажет, так и будет. А если начальство не право, это его проблемы. Наше дело хрень исполнить, не нам же потом отвечать, начальство есть. – подытожила Лэйла.

- Тут ты оголила нашу самую главную уязвимую точку. Правителем у нас может быть только гений. Потому что начальству лучше не доказывать, что оно не право, оно это не любит. Но в масштабах страны — это больно. – с горечью сказал я.

В этот момент я дал по тормозам и раскинул перед собой щит из шестигранных барьеров. Ну, или барьер из щитов, сейчас не важно спорить. Ибо предчувствие забило тревогу прямо по среди одной из деревень. Ну, это когда не дом с полем, а еще магазины, школа, больница и храм, склады и какое-нибудь производство мелкое. Олеся, которая ехала следом, не успела затормозить и въехала мне в зад. Но видя мою защиту, тут же сплела над собой сеть из лиан в тот самый момент, как в мой барьер влетел дрон-самоубийца. Барьер замерцал.

- Все блядь ко мне, девки, не тупите, барьер не растяну на всех! – закричал я. И в этот момент с другой стороны влетел дрон в машину замыкающей Лэйлы. – Лэйла, доложись! – заволновался я.

- Иди в жопу, Андреев! Я еле успела превратить крышу в бронелист! В голове гудит, как колоколом долбанули. – выползла оно из помятого С13. – Больше последней не поеду. Хорошо хоть не кумулькой били, иначе бы прожгли.

В этот момент я почувствовал приближение по фронту несколько десятков аур с негативными к нам намерениями. Действуют с ног, неподготовленная засада. Понятное дело, мы и сами не знали, как поедем.

- Андрей, надо тикать. Дроны – это не у всех бывают. – высказалась Катя. Хоть дроны и переделки гражданских, просто взрывчатка на корпусе, но, Катя права, заморачиваться с дронами будут только профи, простые бандиты не станут их трогать.

Тут я услышал жужжание. Коптерные дроны. Такие обычно сбрасывают подарки или наводят на цель. У нас, судя по звукам, секунд пятнадцать. Вещей, слава всем духам, мы сегодня не брали. Поэтому мы просто рванули в канал. И не зря. Стандартная тактика, подбиваешь сперва первого в колонне, потом последнего. Два десятка дронов уронили несколько ударных гранат. Ну, это те, что взрываются спустя полсекунды спустя удара об твердую поверхность. В общем, бедные Тобаты, не поедут никуда. А мы выбрались на другой стороне канала. Мокрые, злые, но невредимые.

- В тот переулок. У них преимущество в воздухе. – приказал я валить к крытому рынку.

По счастью он был уже закрыт, хвала южной лени. Так что под тентами были пустые прилавки. Мы присели у входа и стали осматривать округу. Я тем временам открыл навигатор на телефоне и всмотрелся в карту. Сука, рядом мост. И часть из них кажется близко.

В этот момент я услышал движение на рынке внутри. И разговор на незнакомом языке. И это не сиамский. Двое. Ближе всех к повороту была сестра. Едва кто-то появился, она в один прыжок оказалась там, ударом в горло сломала кадык одному из индийцев, а это были они, выхватила индийский автомат и сделала один единственный выстрел в голову второму.

- О, я прибарахрилась. В самом прямом смысле. Девочки, это барахло индийского производства. Цельностянуто с ханьского автомата, который в свою очередь является нелицензионной копией старенького Демидова почтенного восьмидесятилетнего возраста. Но на безрыбье и брак – автоматическая винтовка. – бросила она один из автоматов мне.

Пока она снимала с трупов разгрузку, я держал сектор и слушал эфир трофейной рации. Переговоры шли на ломаном британском вперемешку с индийскими словами. Эдакий суржик. Наследие британского владычества. Ну не было у них единого языка. Вот и выдумали они себе язык на основе британского, чтобы в разных частях страны маратхи могли понять тамилов, а те в свою очередь пенджабов или каннада. Все враги – индийцы. Но из разных регионов. Значит, не местные бандиты из гастарбайтеров. Те бы объединялись по признаку землячества. Вряд ли бы бихарец и авадх вместе с андхрами или гуджрати создавали бы этническую банду. Это были бы несколько разных банд, и говорили бы они в рацию не на британоиндийском суржике, а на своем языке. А значит мы столкнулись не с бандитами, а с наемниками, набранными в Индии. Кто, блинский блин, так заморочился из-за нас, а? Точно не дядюшка.