Annotation

 После Победы Гарри Поттер с друзьями замечают одну странность, делают невероятное предположение и в итоге получают неожиданный результат.

Mortera

КОНЕЦ.

Mortera

Письмо

Привет, Гарри Поттер!

Признаться честно, немного странно начинать письмо, обращаясь к самому себе, но я уже почти смирился с тем, что я не ты, и что, скорее всего, ты живёшь где-то вдали от клоаки под названием «Магическая Британия». Так что можно сказать, это письмо — практический эксперимент, последнее доказательство самому себе правильности наших выводов.

Как я понял, что я не Гарри Поттер (хоть отзывался на это имя, сколько я себя знал), но при этом настоящий действительно где-то есть? В первую очередь это гоблины виноваты. Но обо всём по порядку.

Когда мы победили Волан-де-Морта, отпраздновали победу и похоронили павших, передо мной во весь рост встал закономерный вопрос: что же мне делать дальше? Ведь до этого, кажется, все эти годы я жил в ожидании Финальной Битвы и, признаться честно, не надеялся в ней выжить. А потому теперь, получив жизнь в подарок, по-настоящему растерялся.

Итак, однажды вечером, примерно через месяц после Победы, мы с Роном (моим лучшим другом) в который раз обсуждали, куда нам стоит податься. Он агитировал за Аврорат. Я сомневался, подозревая, что за время войны пресытился сражениями с тёмными волшебниками до конца своих дней. Рон обиделся и, как это с ним бывает, ляпнул сгоряча: конечно, Избранному с такими деньгами и с орденом Мерлина на своей героической груди можно не пачкать ручки рабочей рутиной. Ему только подвиги подавай. Это простым смертным надо думать, как на жизнь зарабатывать.

Тут уже и я, признаться, вспылил и попытался дать ему в глаз. Он увернулся и заехал мне в ухо. В общем, когда через несколько минут прибежавшая на шум Гермиона (это второй мой лучший друг) нас разняла, каждый из нас мог похвастаться симметричными фингалами и разнообразными синяками на других частях тела.

Выпустив пар, мы с Роном, как обычно и бывает, тут же помирились, но его слова меня, что говорится, задели за живое. Если с профессией всё так и оставалось непонятным, то узнать, сколько же у меня на самом деле денег, было не так уж сложно. И действительно не помешало бы. То, что в гринготском сейфе у меня лежат кучи золотых монет, я знал с первого курса, но до нынешнего времени я никогда не задумывался о их точном количестве.

Только ты не подумай, что я хвастаюсь! Поверь, у меня и в мыслях не было ничего подобного. Просто я очень хочу, чтобы ты, да и я сам понял, как шаг за шагом я пришёл к мысли о твоём существовании. А события в банке играют в этом далеко не последнюю роль. Кроме того, несмотря на собственную убеждённость, мне всё ещё сложно поверить в твоё наличие, что превращает это письмо почти в дневниковую запись. А от себя самого странно что-то утаивать, правда?

В общем, буквально на следующий же день после того разговора я действительно отправился в банк, где у одного из гоблинов с удивлением узнал, что на данный момент мне принадлежит сразу два сейфа, денег из которых мне, в принципе, без особого транжирства, хватит, чтобы завещать детям, а то и внукам. Не то, чтобы я действительно планировал следующие тридцать лет валяться в кровати, но было, безусловно, приятно узнать такое после десяти-то лет в чулане Дурслей (как ты, возможно, знаешь, до 17 лет я жил в доме старшей сестры Лили Поттер — Петунии Дурсль. Не знаю, могу ли я всё ещё называть Лили своей матерью?).

Так вот, возвращаясь к сейфам. Первый из них достался мне в наследство от Сириуса Блэка, моего (или всё же твоего?) крёстного. После выпуска из Хогвартса детей он завести не успел, а в 81-м из-за судейской ошибки и собственной глупости загремел в Азкабан, где ему было, мягко говоря, не до наследников. После побега из «самой надёжной тюрьмы» он два года спустя умер во время сражения с Пожирателями в Министерстве Магии. А всё его имущество по завещанию перешло мне.

А вот второй сейф, а точнее источники его пополнения, стали для меня полной неожиданностью. Как рассказал гоблин, второй из сейфов, который я всю жизнь считал наследством родителей, был открыт в ноябре 1981 года моим опекуном Альбусом Дамблдором. К слову, хотя, мне кажется, все маги в курсе этой новости, но на всякий случай уточню: ты же знаешь, что, как оказалось, он чуть больше года назад инсценировал свою смерть, чтобы обмануть Волан-де-Морта, и буквально на днях успешно «воскрес»? Мы с друзьями до сих пор не можем до конца в это поверить!

В общем, в конце 81-го года Дамблдор открыл на моё имя счёт и в тот же день пополнил его из своего собственного кармана на сумму, чуть превышающую стоимость оплаты за семилетнее обучение в Хогвартсе, как пояснил мне тот же гоблин. То есть директор Хогвартса в 81-м году положил мне на счет деньги, чтобы через 10 лет почти в полном объёме списать их в качестве платы за моё обучение в том же Хогвартсе! А мне-то потом при поступлении рассказывали слезоточивые истории, мол, меня ещё в младенчестве туда родители записали! Как позже сказала об этом Гермиона:

— Необычный способ пополнения бюджета школы.

Но остаётся вопрос: каким образом в таком случае в сейфе остались деньги после окончания школы? Ведь даже если учесть, что на седьмой курс я не пошёл, всё равно суммы не сходились. А чтобы там себе не думали всякие личности, логически думать я всё же способен.

Но и на этот вопрос гоблин дал ответ! Как оказалось, почти все деньги, что сейчас хранятся в моём личном сейфе — это подарки, что в восьмидесятых на моё имя переводили многие жители Магической Британии в благодарность за избавление от Тёмного Лорда. Вот тут я почти в прямом смысле застыл столбом и пару минут переваривал новости. Тебе, конечно, сложно оценить иронию, но соль в том, что все школьные годы я злился и психовал из-за собственной известности, а тут внезапно оказалось, что не будь её и после выпуска, я бы оказался гол как сокол!

Услышав такие новости, я закономерно спросил, куда же в таком случае подевалось наследство Поттеров. То есть, не то, чтобы я такой жадный, и мне было мало уже имеющегося, просто со всеми этими схемами и денежными потоками невольно начали закрадываться нехорошие мысли о нашем великом волшебнике, моём опекуне. Ну и удивился, конечно, чего уж таить. Но гоблин лишь презрительно оскалился. Да выдал, мол, банк строго блюдёт тайну своих клиентов, и рассказывать о делах рода уполномочены лишь его главе да наследникам. На мой же закономерный и вежливый вопрос:

— А я кто тогда, по-вашему, Мерлин вас подери?!

Я лишь услышал:

— А вы — Гарри Поттер, избранный и герой ордена Мерлина, да и будет с вас.

После чего меня вежливо, но оперативно выставили за дверь. Вконец обалдев от таких новостей, я вернулся домой, где, конечно, тут же вывалил всю добытую информацию друзьям. Результатом нашего обсуждения стало два письма: Флёр Уизли, невестке Рона, которая работает в Гринготсе, а потому, как мы надеялись, могла объяснить нам гоблинскую логику, и Кингсли Брустверу, временно исполняющему обязанности Министра Магии и члену Ордена Феникса, с вопросом о том, в каком отделе его Министерства можно узнать о завещании родителей и познакомиться с делом Сириуса. Мне хотелось обелить его имя хотя бы посмертно, но, как объяснила мне Гермиона, без показаний живых участников тех событий инициировать пересмотр приговора можно лишь на основании процессуальных нарушений.

В ожидании ответных писем мы занялись другими делами. Рон убедил-таки меня подать документы в школу Авроров, так что мы усиленно готовились к вступительным экзаменам: учитывая, что из-за Битвы и предшествующих ей событий ЖАБА в этом году не сдал никто, Министерство выпустило декрет, что к профессиональному обучению в этом году допускаются все волшебники старше 17, сдавшие внутренние экзамены учебных учреждений, а ЖАБА при желании они могут сдать уже в следующем году. Гермиона сперва порывалась поехать-таки на седьмой курс в Хогвартс, но, посоветовавшись с деканом, подала документы на обучение в Мунго. Так что в итоге к экзаменам мы готовились все вместе.