Я старался не думать о славе Верна как специалиста по нокаутам. Мой план состоял в том, чтобы, пританцовывая, уклоняться от его начиненной динамитом правой руки и одновременно тревожить крюками слева, наставить его раскрыться и тогда вогнать свою правую в челюсть соперника.

Мы с Верном были примерно одного возраста, но он имел жену и троих детей, которых нужно было кормить, и для этого он трудился полный рабочий день в овощном магазине. Как видите, его стимулы к победе были не менее основательными, чем мои.

Мы сошлись в центре ринга, и, пока выслушивали инструкции судьи, мне показалось, что все светло-коричневое тело Верна вибрирует мышцами. Последовал гонг, и в течение какой-нибудь минуты борьба была, по существу, окончена: Верн провел свой страшный удар правой мне в нос, от которого я забрызгал кровью весь ринг.

Дальше я помню не очень много. Публика орала и ревела, а Верн гонял меня вдоль канатов. Последнее, что я запомнил: я стою в углу, а Верн колотит меня что есть мочи, да так, что моя кровь окрашивает в красный цвет волосы Верна. Дальше вспоминаю только, как секунданты втащили меня в раздевалку.

Остаток матча я дрался, повинуясь инстинкту и стараясь удержаться на ногах. Матч был проигран вчистую, но газеты писали на следующий день, что я продемонстрировал исключительное мужество, отказавшись сдаться. За участие в кровавой борьбе на ринге мне заплатили 25 долларов.

В течение трех дней я не решался высовывать за дверь свою распухшую физиономию. Спустя месяц я вновь был на том же ринге в погоне все за той же капиталистической мечтой об экономической независимости. На этот раз я встретился с черным строительным рабочим по имени Джин Пэрполл. Он жил в доме, где было еще больше крыс и тараканов, чем там, где жил я. Он тоже хотел выбраться из негритянского гетто и вести сносное существование.

При первом ударе гонга мы набросились друг на друга, как голодные тигры. Через пару раундов я почувствовал, как по моему лицу струится кровь. Появилось ощущение, будто кто-то ударил меня головой о кирпичную стену. Один глаз пылал огнем. Я в панике отступил в свой угол и услышал, как тренер Пэрполла кричал своему подопечному:

— Бей по брови! Разбей ему бровь!

В перерыве между раундами с помощью умелого секунданта и пузырька с красной обжигающей жидкостью удалось залатать мою бровь. И все же судья присудил победу Пэрполлу.

Бровь быстро зажила, и через две недели я был готов к повторной встрече с тем же Пэрполлом.

И вновь победа была на его стороне.

После матча я расстался со своим тренером и вернулся к Дэсси. Он знал меня с тех пор, как я был миленьким и ходил в коротких штанишках, знаком был и с моей семьей. Он предупредил, что из меня не получится хорошего боксера, если я не стану более агрессивным на ринге и не буду упорнее тренироваться. В глубине души я не любил напряженные тренировки. Вставать в четыре утра и бежать восемь километров было мне не по нутру.

Дэсси попытался изменить мой стиль боя и поставил меня

партнером к Оливеру Вильсону. Ему предстоял матч, который должен был транслироваться по телевидению, но найти партнеров для его тренировок было нелегко. За ним водилась дурная слава. Ринг в тренировочном зале служит для того, чтобы набирать форму, а Вильсон старался послать своих партнеров в нокаут.

...Я пришел на тренировку довольно поздно. Даже с улицы было слышно, что на ринге шел бескомпромиссный бой — Оливер и молодой чернокожий солдат с ракетной базы близ Хартфорда пытались выбить друг из друга душу. Солдат хотел произвести впечатление на Джима Хиггинса из корпорации менеджеров Коннектикута, чтобы тот подписал с ним профессиональный контракт.

Я стоял внизу в раздевалке, когда туда спустился молодой солдат и тяжело плюхнулся на стул. Он опустил голову на руки и пожаловался на головную боль. Внезапно он соскользнул на пол, как пьяный, и я закричал тренерам, зовя их в раздевалку. Солдату стали делать искусственное дыхание и даже массаж сердца, но ничего не помогло — он умер на холодном бетонном полу прямо у моих ног. Причиной смерти было кровоизлияние в мозг.

Несколько дней спустя, когда я пришел на тренировку, в зале не горел свет — Дэсси задолжал за электричество, и оно было отключено. Не было никакого смысла боксировать в темноте, и тренировки перенесли на следующий день.

Спускаясь вниз по лестнице, я вдруг почувствовал острую боль в низу живота, меня стало тошнить. Приехал Немлон и отвез меня к своему врачу, доктору Кешману. Он определил острый аппендицит. Мне повезло, что Дэсси был беден и не имел средств оплатить счет за электричество. Если бы горел свет и я встретился с Оливером на ринге, потребовался бы один-единственный удар в живот, чтобы я стал второй жертвой Оливера за неделю.

Больница св. Фрэнсиса, в которой я лежал, находилась в частном владении и, естественно, была платной. Как раз в тот день, когда я чувствовал себя лучше, в палату вошла ирландская монахиня и спросила, есть ли у меня деньги.

—      Нет, — ответил я.

—      Имеете ли вы постоянную работу?

—      Нет, я учусь в Хартфордской школе ветеранов.

—      Кто же будет платить за ваше пребывание в больнице? — поинтересовалась она, передавая мне кипу счетов на различные суммы.

Когда я разложил эти бумаги, мне опять стало плохо.

Хирург— 175 долларов.

Больничная койка — 25 долларов в день.

Питание — 15 долларов в день.

Сестра — 10 долларов в день.

Наркоз и лекарства — 75 долларов.

«Скорая помощь» — 25 долларов.

И еще многое другое, на общую сумму 1000 долларов. Где взять такие деньги? Ведь я получал только 110 ветеранских долларов в месяц, которых не хватало даже на еду.

Когда я вышел из больницы, мне не оставалось ничего иного, как бросить школу и как можно быстрее найти хорошо оплачиваемую работу. Сначала я попытался сделать это на бирже труда — без всякого успеха. Затем мои знакомые по боксерскому бизнесу позвонили в профсоюз строителей, который контролировался итальянцами. Не честными иммигрантами из рабочего класса, а гангстерами, состоявшими в прямом союзе с буржуазными политиками.

Штаб-квартира профсоюза строителей располагалась в трехэтажном здании, прозванном «Храмом работы» благодаря тому, что здесь же находились многие другие профсоюзы. Всеми делами заправляли несколько боссов, в частности Джой де ла Роза, который чаще всего сидел с программкой скачек в руках или занимался лотереей, и Майк Беласанта, впоследствии удравший в Швейцарию с профсоюзной кассой.

Когда звонил телефон, разговоры вел Джой. Обычно звонили подрядчики, желавшие срочно получить рабочих. Пристально посмотрев на безработных, сидевших в зале на скамейках, он откладывал трубку и сторону, шел от человека к человеку и заглядывал в их черные, белые и коричневые лица. Тех, кому посчастливилось, он слегка ударял по плечу и говорил:

—      Ты, ты и ты получаете работу.

Джой несколько раз видел, как я боксировал, и ему нравился мой стиль. Уже на второй день мне нашли работу, хотя многим другим приходилось ожидать неделями. Меня приняла строительная фирма «Вигнони». Зарплата, согласно договору, составляла 2 доллара 18

центов в час. Глубоко под землей мы рыли туннель для водопровода. Моя задача заключались в том, чтобы взламывать отбойным молотком старый пол в туннеле.

Мне нравилась эта работа. Она хорошо оплачивалась и оставляла время для ежедневных трехчасовых тренировок. Прежде чем туннель был закончен, я успел даже расплатиться по некоторым счетам больницы.

На стройке побывал Майк Беласанта — он переходил от человека к человеку и проверял профсоюзные билеты. Если у тебя не были уплачены взносы или ты забыл билет дома, это означало штраф на месте в сумме 250 долларов. Если у тебя не было 250 долларов, то следовал хлопок по плечу и приказ:

—      Можешь идти домой!

Так функционировал профсоюз строительных рабочих, вопивший «ура» во время вьетнамской авантюры и избивавший прутьями мирных демонстрантов.