В следующий раз я отправился в увольнение с несколькими цветными парнями. Мы были в военной форме, при деньгах, но дальше дверей отеля «Плэйнс» мы не попали. Швейцар сказал, что они не обслуживают цветных, и нам ничего не оставалось делать, как отправиться в бар «Валенсия». Но там мы услышали те же слова. Удрученные, мы стояли в своих голубых мундирах, наблюдая, как наши белые товарищи проходили мимо нас и усаживались за столики.
Мы пошли в другую пивнушку под названием «Майский цветок». Швейцара у входа не было. Мы сели и стали ждать, когда к нам подойдут. Через некоторое время подошла официантка и сказала, что нас здесь не обслужат. Рядом сидели белые солдаты, которые полностью игнорировали нас, продолжали есть и веселиться.
В конце концов мы отправились в другой конец города. Здесь все напоминало субботний Гарлем. Было полно проституток. Белые стоили 15 плюс 2 доллара, мексиканские — 10 плюс 2 доллара, а черные — 5 плюс 2 доллара. Два доллара китайцу, владельцу дома, а остальное делилось между проституткой и сутенером...
Через некоторое время меня перевели в эскадрилью 3661. Здесь было довольно много парней, завербовавшихся на второй срок службы в армии после того как, вернувшись домой, они столкнулись с безработицей. Многие из них после дополнительного курса обучения направлялись в Шайенн для подготовки к службе в качестве связистов или административного и хозяйственного персонала.
В нашей эскадрилье служили скандинавы и немцы, евреи из Бруклина, итальянцы из Бронкса6, черные, коричневые и краснокожие парни почти из всех штатов Америки. Часть пуэрториканцев и мексиканцев проходила курс английского языка.
Не знаю, кто командовал эскадрильей, так как мне ни разу не представилось случая встретиться с ним. Но своего сержанта Бивенса я хорошо помню. Он был сущим дьяволом из Луизианы. Прежде чем попасть в авиацию, он отслужил 15 лет в военно-морских силах в качестве морского пехотинца. Сержант муштровал нас в любую погоду, заставлял маршировать даже в сильные бури, когда оконные стекла разбивались ветром.
Расизм повлиял на мою учебу. Мне было трудно сконцентрироваться и запоминать вдалбливаемые в нас номера. Каждая вещь в американской армии — от шариковой ручки до пятисоткилограммовых бомб — имеет номер, и запомнить их все невозможно. В голове у меня была только одна мысль: поскорее убраться из расистской ледяной дыры среди прерий.
Как-то преподаватель обществоведения завел старую песню о свободе, демократии и коммунизме. Каждый раз, когда он упоминал слово «свобода», я барабанил по парте и шипел: «Болтовня!» Преподаватель был родом с Запада, и я сказал ему, что в западных штатах с расизмом дело обстоит значительно хуже, чем в южных. Кончилось тем, что меня выставили с занятий, обвинив в «неподчинении».
В ожидании решения моего дела Бивенс зачислил меня в «тресковую бригаду». Треской называли провинившихся, которые целый день собирали «траву» в прерии и убирали снег, чистили сточные ямы и драили пемзой полы в отхожих местах. Кроме того, по два часа утром и вечером нас заставляли маршировать на плацу.
Один чернокожий парень родом из Сан-Франциско ушел в город без удостоверения личности. За эту провинность Бивенс отобрал у него удостоверение и направил в «тресковую бригаду». Там его заставили рыть яму двухметровой глубины. Когда она была готова, Бивенс бросил в нее удостоверение чернокожего и приказал закопать яму. Когда парень выполнил приказ, Бивенс сказал, что, если тот снова соберется в город, ему нужно будет откопать пропуск.
Мне казалось, что меня не будут долго задерживать в Шайенне, и оказался прав. Через неделю меня перевели в Техас.
Техас
Уако, штат Техас, 15 мая. Джесси Вашингтон, восемнадцатилетний негр, был сожжен на площади в Уако. Свидетелями его смерти были женщины и дети, находившиеся среди зрителей.
«Сжечь его!» — кричала толпа. Негра, закованного в цепь, привели на площадь и привязали к дереву. Под ним сложили пустые ящики и всякий хлам, который мог гореть. Его одежду облили нефтью, и кто-то бросил спичку.
Когда огонь погас, обгоревшее тело негра положили в мешок и повесили на телеграфный столб в назидание цветному населению.
Меня перевели в учебную навигационную авиабригаду 3610 на базу ВВС «Хэрлиген», в штате Техас. Я ненавидел весь проклятый Юг, а «дядя Сэм» посылал меня на самый крайний юг американской земли — Хэрлиген находился всего в нескольких километрах от впадения Рио-Гранде в Мексиканский залив.
Я пересек всю страну и провел несколько дней со своей семьей в Хартфорде. Гетто в северной части города выглядело так, словно было охвачено героиновой эпидемией. Молодые парни сидели в бильярдных залах и тупо смотрели перед собой. Многие мои друзья стали наркоманами, их интересовали только наркотики. Еще до того, как наш поезд пришел на станцию, мой школьный товарищ, ехавший в том же вагоне, попросил меня взять небольшой пакет. Я знал, что в нем находится героин, и отказался включиться в аферу с контрабандой наркотиков.
Дома дела шли нормально, все работали и чувствовали себя хорошо. Я сбросил форму и не носил ее, пока находился в Хартфорде. Сходил в кино и посмотрел фильм «Военно-воздушная история» с участием Джеймса Стюарта. Во время фильма я заснул, а пока спал, на экране ревели в воздухе «Б-36» и «Б-47», спасая мир и даруя ему свободу.
Продолжая поездку на Юг, я сошел в Сент-Луисе, чтобы сделать пересадку на другой поезд. У меня было три часа свободного времени. Пошел в привокзальный ресторан, чтобы что-нибудь выпить и немного отдохнуть. Уселся за столик, но белая официантка, подошедшая ко мне, сказала, что здесь не обслуживают негров. Мне ничего не оставалось, как пойти в другой ресторан, но и там я услышал те же слова. В городе процветал расизм, как и во всех городах на Юге.
Поезд «Хьюстонский орел» вез меня в Техас. Посреди ночи я проснулся от сильного толчка и выглянул в окно. Поезд остановился. Он уже находился на территории, где процветал апартеид. Черные носильщики низко кланялись и подобострастно улыбались белым. Везде красовались таблички «только для белых» и «только для цветных» — на каждом туалете и в каждом зале ожиданий. Когда поезд покидал станцию, я увидел написанное на большом щите ее название — «Литтл-Рок». Попытался заснуть, но никак не мог — меня охватили волнение и страх перед Югом.
В полдень следующего дня поезд прибыл в Хьюстон. Я был голоден как волк и пошел перекусить. Не нашел ресторана для цветных и возвратился в зал ожидания для цветных голодным и злым.
Вскоре объявили об отправлении нашего поезда «Орел долины». В нем имелась бутербродная. Места для белых и цветных были отделены друг от друга соответствующими табличками; я сел на «белый» стул, чем привлек гневные взгляды белых пассажиров.
Путь вдоль побережья Техаса к мексиканской границе занял 12 часов. За окном пробегали кадры, будто вырезанные из старого ковбойского фильма. Протянувшаяся на много миль изгородь из колючей проволоки и бездонное синее небо, кактусы и ковбои с охотничьими ружьями у седла. То там, то здесь на фоне пасущегося скота возникали нефтяные вышки. Поезд прошел мимо самой крупной в мире скотоводческой фермы, находящейся в частном владении шведско-американской семьи Клебергов.
За окном мелькали таблички с испанским и английским текстом: «Частная собственность. Проход воспрещен». Впрочем, в свои колоссальные владения техасские миллионеры допустили работающих на них нищих мексиканских крестьян, бедных ковбоев, скоростную дорогу № 77 и базу ВВС «Хэрлиген».
Когда поезд прибыл в Хэрлиген, солнце было на закате, температура воздуха — около 40 градусов. Здесь разместилась самая крупная база ВВС США по подготовке штурманов: около 10 000 офицеров и кадетов учились штурманскому делу. Я начал службу в отделе кадров.
Командира моей эскадрильи звали Джеймс Эдвардс, он родился в Нью-Йорке. Мой непосредственный начальник, сержант, был родом из Техаса. Когда он просматривал мои документы, я обратил внимание, как у него сморщился лоб, и понял, что мы не сможем стать друзьями.
