Инструктора по физической подготовке мы называли «мистер Пи-Ти». Ему нравилось стоять на шестиметровой платформе и кричать:

—      Как меня зовут?

—      Мистер Пи-Ти! — кричали мы в ответ.

Затем он брал микрофон и кричал еще громче:

—      Вы у меня будете тренироваться, как слоны, и чувствовать себя, как загнанные лошади! Я намерен прибавить немного мускулов вашим мягким гражданским телам и убрать мускулы из ваших дурацких голов! Вам понятно?

—      Так точно, сэр!

—      Громче!

—      Так точно, сэр!!!

Нас муштровали круглые сутки. Направо! Налево! Прямо! Кругом! Никогда не забуду холодное ноябрьское утро, когда несколько солдат из соседней казармы прибежали к нам и сказали, что у них в казарме мертвец — один бедняга повесился.

Другой новобранец, когда обрезали веревку, на которой болталось под балками крыши тело, и понесли его к машине «Скорой помощи», вдруг пришел в себя, схватил кусок трубы и стал лупцевать дневального. Потом он убежал в лес и скрывался там в течение нескольких дней. Полиция с собаками поймала его, надела на него смирительную рубашку и отправила в психиатрическую больницу.

В отделении 3691 была строжайшая дисциплина и самое высокое число самоубийств. В течение всего нескольких месяцев три новобранца из этого отделения покончили жизнь самоубийством. Хуже всего было тем, кого заставляли повторить весь курс обучения. Это было все равно что дважды отсидеть тюремный срок.

Многие из наших инструкторов воевали в Корее. Вот как они обучали нас стрелять:

—      Нажимай плавно и дыши ровно. Дави на спусковой крючок так, будто это бюст твоей девочки.

Мне тяжело давалось обучение, стрелял я, должно быть, хуже всех в военно-воздушных силах и всегда набирал меньше всех очков.

Когда проходили учения в газовой камере, я старался остаться охранять имущество, чтобы не участвовать в них. Учения проходили в длинном здании, которое напоминало концентрационный лагерь в Освенциме. Двери и окна в помещении закрывали, и инструктор — белый парень из южных штатов — объяснял, как пользоваться противогазом. Затем он быстро надевал противогаз и бросал на пол гранату со слезоточивым газом. У всех начинали слезиться глаза, и мы неумело пытались поскорее надеть противогазы, чтобы защититься от вонючего дыма.

Иногда тренировки переносились за территорию лагеря. Каждый из нас тащил на себе около 50 кг снаряжения: плащ-палатку, пончо, аптечку, лопату, карманный фонарик, фляжку, патронташ и карабин.

Потом мы с криком «Смерть красным!» атаковали несуществующего противника ручными гранатами, преодолевали отвесные препятствия, перелетали на длинных веревках над ямами с нечистотами.

Возвратившись в казарму, мы складывали все обмундирование и с каской наверху несли его в специально отведенное для этого место.

—      Шевелись, Адамс!

Я так спешил, что уронил каску, и нагнулся, чтобы подобрать ее, не растеряв остальное обмундирование. Как раз в этот момент я получил пинок под зад, и все мое обмундирование разлетелось по полу. Я медленно поднялся.

—      Адамс, ты не должен ронять снаряжение! — прикрикнул один из инструкторов.

Я не выдержал и ударил его в лицо. Я не соображал, что делал. Инспектор, имевший четыре нашивки на рукаве, стоял и вытирал кровь с лица. Мной овладел страх. Я выскочил из помещения и бросился бежать. Потом остановился и задумался. Смогу ли я убежать? Смогу ли перелезть через заграждение из колючей проволоки прежде, чем они спустят собак?

Я решил вернуться. Четыре сержанта ждали меня у двери. Все они были белыми, сильными и поджидали меня для того, чтобы избить.

Маленький толстый парень, Симонетти, приказал мне стоять по стойке «смирно» до прихода капитана Эдвардса. Я ждал два часа.

Капитан Эдвардс летал на бомбардировщике и имел много наград. Он быстро прошел в свой кабинет в сопровождении сержантов. Они закрыли за собой дверь, но из-за нее доносились их возбужденные голоса.

Потом наступила тишина, послышалось щелканье каблуков, после чего сержанты вышли из комнаты.

—      Адамс!

—      Да, сэр!

—      Входи!

Я вошел и поприветствовал капитана. Он сидел за столом, перед ним лежало мое личное дело.

—      Адамс, что нам с тобой делать? Ты ударил унтер-офицера. У нас достаточно оснований, чтобы выгнать тебя из рядов ВВС и посадить в тюрьму.

Со слезами на глазах, заикаясь, я говорил, что хочу домой.

—      Нет, так легко ты не отделаешься, — сказал капитан. — К сожалению, в данный момент гауптвахта переполнена, но я знаю одного человека, который может научить тебя дисциплине.

Он произносил слова с южным акцентом: «Дис-сип-лине».

—      Я решил послать тебя в отделение 3938 под командование Макчесни. Кроме того, ты отбудешь двойное наказание согласно параграфу 15: за неповиновение и за то, что ударил унтер-офицера.

Я понял, что мне повезло: только за второй проступок я мог получить два года тюрьмы.

—      Если я еще раз услышу, что ты не выполняешь приказы или ударил кого-либо вне боксерского ринга, я посажу тебя в тюрьму! Понятно?

—      Так точно, сэр!

На следующий день я поступил в распоряжение инструктора Макчесни. Его понизили в должности за то, что он так избил новобранца, что тот попал в больницу. Макчесни показал на меня и еще на двух парней, которых я раньше не видел, и сказал, обращаясь ко всей группе новобранцев:

—      Видите этих троих? Никто из группы не должен иметь дело с ними. Не верьте им, что бы они ни говорили.

Наши нары оказались рядом. Один из этих парней, по имени Датиллис, был американцем греческого происхождения, родом из штата Вирджиния, другой, по имени Абнер, — негром из Огайо. Абнер, Датиллис и я крепко подружились.

Макчесни нас ненавидел. Когда мы засыпали, он подходил и обливал нас холодной водой. Если ему вдруг встречался один из нашей тройки, он отправлял его многократно маршировать вокруг учебного плаца. Он заставлял нас мыть отхожие места зубными щетками, рыть канавы, убирать снег, драить полы.

В новой группе, куда мы попали, большинство были белыми подростками из южных штатов. Сидеть за одним столом с черными или спать в одной с ними комнате было для них неслыханным позором, не говоря уже о том, чтобы пить воду из одного крана.

Макчесни также был родом с Юга страны и считал, что настоящими солдатами могут быть только парни из южных штатов. Но это было не так. Южане жаловались на холод и снег, скверную еду. Им не нравилось бегать целыми днями. Они хотели курить и не спеша потягивать кока-колу. Они были недовольны тем, что им приходится служить вместе с неграми.

Один из этих парней хвалился, что его дедушка имел привычку по субботам пороть негров. Другие говорили, что готовы поджечь все школы, лишь бы не учиться имеете с неграми. Многие очень гордились тем, что их родственники были членами ку-клукс-клана.

Помниться, Большой Майк, как мы звали Макчесни за глаза, вывел всю нашу группу на снег и заставил маршировать в течение часа. После этого нам дали бумагу, ручки и заставили писать: «Когда-то я расстраивался, так как у меня не было ботинок, пока не увидел человека, у которого не было ног». Затем мы должны были повторять эту фразу, стоя по стойке «смирно». Двое из нашей группы упали в обморок. Когда они пришли в себя, Макчесни обругал их крепкими словами и отпустил в барак.

—      Адамс! — последовала команда инструктора.

—      Слушаюсь, сэр!

—      Шаг вперед!

Я вышел из строя и встал перед Макчесни.

—      Адамс!

—      Да, сэр!

—      Ты полный болван!

—      Так точно, сэр!

—      Ты думаешь, я не знаю, что ты и твои идиоты Датиллис и Абнер делают за моей спиной? Лезете без очереди в столовой, смываетесь с построения, заводите ссоры с другими солдатами.

Я молчал.

—      Мне думается, что вы, белые парни с Юга, — обратился он к

группе, — должны обратить внимание на этого черного типа. Он отработал двойное наказание согласно параграфу 15 — по шесть часов каждый вечер. И не жаловался. Я поручал ему и двум другим типам самую плохую работу, но они не жаловались. Они никогда не писали жалобы на меня. А вы, родившиеся в южных штатах, вы должны быть образцовыми солдатами, а вместо этого только ноете и на все жалуетесь!