И все сие зовется Русь.

Молодчики у нас могучи,

А старцы полны важных дум.

Скот на полях пригож и тучен,

Но вот порядка не имум.

Сор из избы метем мы чисто,

А лес не валим наобум.

Девахи наши голосисты!

А вот порядка не имум.

Века проходят за веками

Все без порядка, так нельзя.

Придите, княжите над нами,

Голубоглазые князья!»

Ей-ей, какие человеки,

Подумал головной варяг

И вынес на речные бреги

Хвостатый полосатый стяг.

Стояла жаркая погода,

Вздымались стяги из травы.

Безоблачное время года

Не предвещало татарвы.

………………………………….

Тысячелетие России.

Над тяжкой бронзой смуты шум

Иссяк. Века проколесили.

Теперь порядок мы имум.

Этот стишок по завершении исторического сегмента программы подсунул один деятель культуры, судя по мозолистым рукам, скульптор, другому деятелю культуры, судя по мозолистой одной руке, музыканту скрипичного цеха. Прикрывшись своими мускулистыми ладошками, деятели обменялись снобистским хихиканьем: неплохая, дескать, иллюстрация к современным течениям Евразии.

Надо сказать, что деятели литературы и искусства составляли значительную долю среди активистов АОП, и среди них было немало настоящих творцов, искренне приверженных своему жанру. Членство в общественной Академии давало им возможность самым решительным образом выдвинуться вперед. Вот, например, один из активнейших деятелей современной оперы, который до вступления в эту академию вынужден был со своей труппой ютиться на задах одного из мегамаркетов, добился исключительного по масштабам финансирования, что позволило ему отгрохать в пределах Садового кольца удивительное театральное здание со зрительным залом на тысячу сугубо индивидуальных, то есть полностью разных кресел.

Следует сказать, что в составе АОП был на данный момент и один существенный изъян. Недостаточно еще был представлен отчественный бизнес, и эта недостаточность, чтобы не сказать, почти полное отсутствие, вносила в работу Академии некоторый перекос, что давало возможность зарубежным СМИ предаваться сомнительным толкам: дескать, перед нами скорее правительственная структура, чем форум свободной общественности. Настало время как-то зашпаклевать этот изъян, рассуждали многие влиятельные академики. Нужно показать, что наш бизнес вовсе не зажат усилившимся государством, а на самом деле и он может внести в мыслительный процесс свои оригинальные идеи, иными словами, и капиталист может у нас предстать патриотом.

Именно на нынешнее заседание было решено внести идею этого сдвига. Не менее дюжины мест вокруг овального стола было оставлено за теми, кого еще недавно величали у нас на античный манер олигархами, а сейчас стали именовать какими-то продолговатыми титулами, более или менее сближавшими их с верхушкой новой империи. Из этих двенадцати стульев – в каком из них спрятано сокровище, пока неизвестно – девять были заняты с самого начала заседания, но три вот уже около часа пустовали, что вызывало среди некоторых академиков недоуменное переглядывание.

Вдруг в толпе стоявших в дверях представителей прессы произошло несколько ажиотажное движение и в зал быстро вошли члены триумвирата постоянно вызывающей в обществе всевозможные толки корпорации «Таблица-М». Следует сказать, что эта троица сразу создала в некотором смысле контраст к основному составу АОП. Среди довольно одутловатых и несколько аляповатых в своих высококачественных костюменциях академиков спортивные и слегка понтовые Ген, Ашка и Ясно выглядели как сущие денди XXI века.

Председатель собрания, то есть тот самый ракетный маршал – на самом деле он был далеко не первой шишкой в этом обществе, – нашелся, чтобы смягчить этот контраст некоторой насмешечкой. «Ну вот и наш комсомол!» – произнес он, намекая, что, когда вам за сорок, можно-де выглядеть чуток посолиднее. Зал посмеялся с несколько коварноватым дружелюбием.

«Просим прощения, господа, за непредумышленное опоздание», – сказал Гурам Ясношвили. И снова по залу прошли дружноватые хмычки, улыбочки, внимательные прищурки.

«Это я виновата, – сказала Ашка с весьма милой, хоть слегка и обезьяноватой гримаской. – Летела из Читы, однако пришлось задержаться из-за пурги».

«Ради такой женщины можно тут весь вечер просидеть, – вякнул маршал. – Вы на каком самолете летаете, мадам Стратова?»

«На обыкновенном, – ляпнула Ашка. – Ну на „Боинге“.

Маршал с его медведоватостью напоминал прямого выходца из советской эпохи. Галантность его была тоже в этом роде.

«Ну что ж, марка самолета вполне отвечает вашей очаровательности, мадам».

Ген шепнул Ясно: «Видишь, какие тут дамские угодники собрались».

Тот ответил ему на тех же частотах: «Сдается мне, что тут одни миошники собрались».

Маршал откашлялся в микрофон. «Ну что ж, товарищи… – Он тут же поправился: – …давайте, друзья, поприветствуем вновь прибывших, несмотря на некоторое опоздание, руководителей одной из самых динамичных наших корпораций, группы „Таблица-М“, господина Ясношвили, господина Стратова, а также с особым уважением госпожу Ашку Стратову, эту ярчайшую представительницу наших деловых женщин. Эта организация довольно успешно работает в сфере редкоземельных элементов, то есть вносит свой вклад в развитие важнейших оборонных технологий. Эти вышеназванные товарищи пришли в отечественный бизнес прямым ходом из Ленинского комсомола, а потому мы вправе ожидать от них не только сверхприбылей, но и ревностного выполнения своего патриотического долга. Мы все тут надеемся организовать по-настоящему деловой диалог так, чтобы… Ну, в общем, чтобы у нас ничего не пропало из „Таблицы Менделеева“.

Среди вспыхнувшего оживления Ашка, нагнувшись над столом, сказала своим: «А он, ребята, не лишен!» Ген, тоже склонившись, дополнил: «Он, между прочим, свояк нашего свояка. А вон, кстати, и сам дядька Хрящ во втором ряду стульев среди академиков-корреспондентов». Несгибаемый, неувядающий и похожий как всегда на отменно копченого кабана со сверкающей металлокерамикой постоянной улыбки ветеран, очевидно, поняв, что речь идет о нем, помахал «своим свояковским» правой рукой, содержащей немало отменно сверкающих предметов: запонки, браслет часов, два или три кольца плюс золотое перо толстой авторучки.

«Монблан», – сказал Ясно.

«Или Килиманджаро», – заметила Ашка, имея в виду белоснежную вершину свояковской головы.

«Да я про стило», – уточнил Ясно.

Маршал между тем продолжал:

«Однако, прежде чем мы начнем наш большой бизнес-диалог, давайте дослушаем предыдущего оратора».

Тут все повернулись к трибуне, на которой маялся предыдущий оратор, слегка быковатый дядька, о котором аудитория едва ли не забыла в связи с приходом редкоземельцев. Встряхнушись, тот сразу продолжил свое выступление. С трибуны понеслось:

«Мы не должны забывать о совместном героическом труде сотрудников ГУЛАГа и заключенных во время Великой Отечественной войны. Заслуга работников исправительно-трудовых учреждений состоит в том, что они сумели организовать не только производственный процесс, но и профессионально-техническое обучение, благодаря чему сотни тысяч заключенных получили рабочие специальности.

…Сегодня наша общая задача заключается в том, чтобы сберечь все лучшее, что было и есть в деятельности правоохранительных органов, сохранить благодарную память о своих предшественниках и передать ее тем, кто идет за нами».

Аудитория наградила оратора солидными благодарными аплодисментами. Ген открыл программу конференции и прочел в соответствующем параграфе: «Исправительная система в годы Великой Отечественной войны: неизвестные страницы истории, мифы и реальность, ее боевой и трудовой вклад в Великую Победу». С сообщением выступит начальник юридической школы АОП, доктор наук, генерал-майор внутренней службы Чехондатский В.И.».

Гурам, чей дед не вернулся из ГУЛАГа, внимательно следил за возвращением оратора к его креслу. После того, как тот уселся и с облегчением расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, Ясно перевел взгляд на председательствующего маршала и вопросил с неожиданно сильным грузинским акцентом: