«И.В. Сталин был бледен и сидел за столом, держа в руках набитую табаком трубку. Он сказал:
– Надо срочно позвонить в германское посольство.
В посольстве ответили, что граф Шуленбург просит принять его для срочного сообщения.
Принять посла было поручено В.М. Молотову.
Тем временем первый заместитель начальника Генерального штаба генерал Н.Ф. Ватутин передал, что сухопутные войска немцев после сильного артиллерийского огня на ряде участков северо-западного и западного направлений перешли в наступление.
Через некоторое время в кабинет быстро вошел В.М. Молотов:
– Германское правительство объявило нам войну.
И.В. Сталин опустил голову и глубоко задумался.
Наступила длительная пауза.
Я рискнул нарушить затянувшееся молчание и предложил немедленно обрушиться всеми имеющимися в приграничных округах силами на прорвавшиеся части противника и задержать их дальнейшее продвижение.
– Не задержать, а уничтожить, – уточнил С.К. Тимошенко.
– Давайте директиву, – сказал И.В. Сталин.
В 7 часов 15 минут 22 июня директива наркома обороны № 2 была передана в округа…» [84]
И опять неточности. Первая: среди приглашенных в кабинет И.В. Сталина в 5.45 генерал Н.Ф. Ватутин не значится. Но вполне допускается, что он в то время сопровождал Г.К. Жукова и находился в приемной. Вторая: докладывать обстановку И.В. Сталину должен был лично начальник Генерального штаба Г.К. Жуков, а не ограничиваться репликами. Третья: утром 22 июня Г.К. Жуков находился в кабинете И.В. Сталина с 5.45 до 8.30 (почти три часа!). Непонятно, чем там занимался начальник Генерального штаба в то время, когда рушились советские границы и должен был вводиться в действие план их прикрытия?
Объясняя свое бездействие в это время, Г.К. Жуков пишет: «Генеральный штаб… не мог добиться от штабов округов и войск правдивых сведений, и, естественно, это не могло не поставить на какой-то момент Главное командование и Генеральный штаб в затруднительное положение».
Дохлый аргумент. Оперативные планы действий войск в случае войны годами разрабатываются в мирное время только для того, чтобы при необходимости быть приведенными в действие по короткому сигналу, буквально по одному слову, которое стремительно веером должно быть передано с самого верха до самого низа. По этому сигналу солдат хватает свое оружие и становится в строй. Подразделения, боевые машины, орудийные расчеты, экипажи, штабы оставляют места постоянной дислокации и перемещаются в запасные районы. Вводятся в действие запасные средства и линии связи. Войска в боевом порядке занимают указанные полосы, районы, позиции… Поэтому всякая ссылка на непередачу установленного сигнала боевой тревоги из-за плохого знания частной обстановки в условиях начавшейся войны из уст начальника Генерального штаба звучит более чем неубедительно.
Отслеживаем хронологию первого дня войны дальше. Г. К. Жуков пишет, что к 8 часам утра Генеральному штабу удалось прояснить сложившуюся на то время оперативную обстановку и то, что «поднятые по тревоге стрелковые части, входящие в первый эшелон прикрытия, вступили в бой с ходу, не успев занять подготовленных позиций». Это жестко наталкивало на вывод о том, что все предвоенные планы прикрытия государственной границы требуют самой серьезной коррективы, а директива № 2, переданная в округа в 7 часов 15 минут, оказалась явно нереальной.
Что должен был делать в такой обстановке начальник Генерального штаба? Ответ один – отменить все предыдущие указания и приказать еще не связанным боем войскам перейти к обороне на выгодных рубежах под прикрытием тех частей, которые уже вступили в сражение, с тем чтобы разобраться в сложившейся обстановке и подготовить новую оборонительную операцию. Г. К. Жуков не сделал этого, фактически «благословив» на разгром армии прикрытия государственной границы.
Возможно, Георгий Константинович в это время решал другие не менее важные вопросы в соответствии со своими должностными обязанностями. В своих мемуарах Г.К. Жуков пишет, что в 9 часов утра он вместе с С.К. Тимошенко снова поехал к И.В. Сталину для того, чтобы «доложить проект Указа Президиума Верховного Совета СССР о проведении мобилизации в стране и образовании Ставки Главного Командования, а также ряда других вопросов». И.В. Сталин их принял через полчаса.
Еще один важный свидетель первых часов начала войны – заместитель Народного комиссара обороны СССР и бывший в недавнем прошлом начальник Генерального штаба К.А. Мерецков. В первой половине 22 июня 1941 года он находился в пути в Ленинград. В своих мемуарах «На службе народу» он пишет: «Днем 22 июня я включил радио и услышал выступление Народного комиссара иностранных дел В.М. Молотова о злодейском нападении фашистской Германии на нашу страну.
Прибыв в Ленинград, я немедленно отправился в штаб округа. На месте были генерал-майор Д.Н. Никишев и корпусной комиссар Н.Н. Клементьев, вскоре назначенные соответственно в качестве начальника штаба и члена Военного совета этого округа… Командующий войсками округа М.М. Попов в момент начала войны инспектировал некоторые соединения округа… Мы не знали планов врага и поэтому могли ожидать чего угодно… К вечеру 22 июня положение в Прибалтике не улучшилось. Тем не менее округ наряду с другими округами и фронтами получил третью директиву Наркома обороны. Сражавшимся соединениям предписывалось перейти к наступлению и разгромить агрессора…» [85]
Возвращаемся к мемуарам Г.К. Жукова. Он пишет: «Приблизительно в 13 часов 22 июня мне позвонил И.В. Сталин и сказал:
– Наши командующие фронтами не имеют достаточного опыта в руководстве боевыми действиями войск. Руководство решило послать вас на Юго-Западный фронт в качестве представителя Ставки Верховного Главнокомандования. На Западный фронт пошлем маршала Шапошникова и маршала Кулика. Шапошникова и Кулика я вызвал к себе и дал им указания…
Я спросил:
– А кто же будет осуществлять руководство Генеральным штабом в такой сложной обстановке?
– Оставьте за себя Ватутина.
Потом несколько раздраженно добавил:
– Не теряйте времени, мы тут как-нибудь обойдемся.
Я позвонил домой, чтобы меня не ждали, и минут через 40 был уже в воздухе… К исходу дня я был в Киеве…» [86]
9-часовой визит С.К. Тимошенко и Г.К. Жукова не соответствует записям о посещении И.В. Сталина в тот день. Из них следует, что в период с 9 до 14 часов И.В. Сталин принимал в основном членов Политбюро и Центрального Комитета партии. В 12 часов по радио выступил В.М. Молотов.
С.К. Тимошенко, Г.К. Жуков и Н.Ф. Ватутин были приняты И.В. Сталиным только в 14 часов и пробыли там до 16 часов. В кабинете вождя на то время уже 45 минут находился Маршал Советского Союза Б.М. Шапошников. Позже туда были вызваны нарком Военно-Морского Флота адмирал Н.Г. Кузнецов и начальник Главного артиллерийского управления РККА Маршал Советского Союза Г.И. Кулик. Видимо, именно тогда и произошел разговор о выезде Г.К. Жукова, И.В. Сталина и Г.И. Кулика на фронты.
Встает вопрос: чем же могли заниматься в кабинете Иосифа Виссарионовича высшие руководители РККА в столь ответственное время в течение двух часов после того, как там побывали члены Политбюро и В.М. Молотов объявил по радио на всю страну об агрессии Германии против СССР, если никаких новых докладов из фронтов И.В. Сталину в это время не поступало?
Версия автора: если допустить, что все-таки готовилась наступательная операция СССР против Германии и в предназначенных для нанесения главных ударов Западном и Киевском Особом военных округах на этот счет какие-то документы были, то тогда все становится на свои места. Высшие военачальники были направлены туда с задачей изъять или уничтожить эти сверхсекретные документы. СССР на весь мир официально был объявлен жертвой фашистской агрессии, и для И.В. Сталина было крайне важно сохранить этот статус.
