- Извини, я не хотел оскорбить твой дом.

Я оглянулась и посмотрела на него удивлённо. Он что… правда извиняется сейчас? Передо мной?..

Чужак посмотрел раздражённо и добавил:

- Проклятье, я просто слишком на тебя злюсь! Постараюсь впредь сдерживаться. Веди.

Я смутилась и снова пошла вперёд.

Гость – за мной, через нечищеный двор, заметенный снегом.

В окнах темно, не вьётся дым из трубы. Одно из окон, в котором треснуло стекло, просто закрыто наглухо ставнями и забито доской. Дом кажется мёртвым. Покинутым. Он даже меня как будто больше не ждёт. Странно, никогда раньше так остро этого не замечала…

- Твои близкие дома? – спросил чужак.

А потом добавил иронично:

- Они, кстати, знают, какими методами ты охотишься на женихов?

Я вся сжалась. Ответила потерянно:

- Нет никого. Я сирота. Живу одна. Так что можешь не беспокоиться, тебя никто здесь не стеснит. Ты же… хотел поговорить…

Невесёлый смешок.

- Поговорить… да, действительно! Чем ещё заниматься в первую брачную ночь. Только я что-то не предполагал, что у меня сегодня первая брачная ночь планируется. Знал бы – привёз своих родственников из Таарна на свадьбу. Весь миллион человек.

Я оглянулась через плечо и посмотрела на него ошарашенно.

Горькая складка у рта.

Тряхнул головой.

- Не обращай внимания. Я просто…

- …слишком зол на меня. Я поняла.

Поэтому и язвит.

Наверное, я заслужила.

***

Обувь я сняла при входе. Гость, поколебавшись, тоже.

Поскорей бросилась растапливать печь. Слишком холодно в доме.

Надеялась, что нагреется быстро – домик был маленький, две комнаты всего. В одной жили дедушка с бабушкой, в другой, совсем крохотной, - я. И кухонька ещё небольшая в пристройке.

Вот и всё, что у меня осталось после смерти единственных близких людей. Да кое-какая живность, куры в сарае. Животные крупнее быстро дохли. Я даже собаку не стала заводить, боялась, что проклятие распространится и на неё. Хотя всегда хотелось кого-нибудь пушистого… особенно хотелось кошку.

Мой гость заглянул за каждую дверь и безошибочно прошёл в мою комнату.

Я стремглав бросилась за ним, внутренне обмирая от невыносимого смущения. Даже в страшном сне не могла предположить, когда уходила вечером, что вернусь обратно с мужчиной! Даже при самом невозможном раскладе, если бы кто-нибудь принял моё предложение на Празднике женихов, я бы отправилась жить в дом мужа.

Но вот теперь…

Как так получилось, что по моему дому невозмутимо бродит этот здоровенный верзила, который чуть не потолок башкой задевает, и от присутствия которого комнаты кажутся как будто бы ещё меньше?!

В моей спальне до сих пор небрежно висело на самом видном месте то моё платье с заплаткой. Я почувствовала, как заливаюсь краской стыда. Кинулась снимать его со спинки стула и прятать в сундук.

Мой муж почему-то больше не иронизирует и не язвит.

Вообще странно молчаливый.

- Зажги свечи!

- У меня их нет…

Ну вот. Теперь окончательно уверится, что привязалась к нему какая-то нищенка. Стыдно было, хоть плачь. Я бросилась к подоконнику и принялась зажигать лучину. Не с первого раза попала кремнем по кресалу, так дрожали пальцы.

Неверный дрожащий свет осветил мою комнату, пустил густые тени по углам.

Осветил узкую кровать, застеленную покрывалом, которое бабушка Лоримель пошила мне из лоскутов.

Сундук в углу, парочку старых стульев с расшатанными ножками…

Да вот и всё, что у меня тут есть, в общем-то.

На свету я поймала настоящий приступ паники, потому что пыль по углам и пол не метен, и он это заметит – всю последнюю неделю такая тревога сковывала, что всё валилось из рук и ничего вообще не могла делать.

Но он вроде бы больше не стыдит. Только осматривается с непроницаемым лицом.

А потом синий взгляд останавливается на кровати.

Кремень выпадает из моих ослабевших почему-то пальцев и с оглушительным стуком падает на пол.

Мысли в голове скачут как белки.

Ведь я же собиралась… я же хотела его просить…

Ведь тогда эта кровать может стать моим брачным ложем!.. Потому что другой подходящей в доме, конечно же, нет. Для реализации моего плана.

С ужасом смотрю на своего новоиспечённого мужа. Да он же там просто-напросто не поместится!

Потом до меня доходит, что вообще-то должны поместиться двое.

От таких мыслей меня бросает в жар. Просто физически ощущаю, как щёки начинают гореть. А потом и кончики ушей. А потом становится жарко везде. Да уж… вот и согрелась. Можно было даже печку не топить.

Как хорошо, что гость даже не подозревает, какие в моей бедовой голове бродят мысли. В это время он заканчивает, наконец-то, обозревать скудную обстановку комнаты, и поворачивается ко мне. Складывает руки на груди инквизиторским жестом и сощуривает глаза. Сейчас начнёт допрос…

А я могу думать только о том, какие у него залипательные руки.

Браслет отражает блики крохотного пламени… красиво на нём смотрится.

Он вообще красивый…

Мой муж.

Я засмотрелась так, что вздрогнула, когда он заговорил.

- Итак. Давай-ка проясним некоторые моменты, которые мне не хотелось затрагивать при всех.

Я смутилась и потупилась. Подошла к нему ближе и встала напротив, приготовилась слушать и отвечать.

- Как только я ушёл от костров подальше, то попытался, естественно, снять браслет самостоятельно. Но у меня ничего не получилось. Впрочем, другого и не ожидал. Но вот чего я совсем не ожидал, так это того, что начну испытывать сильнейшую боль в месте соприкосновения металла с кожей. И с каждым шагом всё невыносимей.

Что?..

Я не могла поверить ушам.

Он поморщился, глядя на браслет.

- Эта штука мне едва руку не прожгла насквозь. Думал, ожог останется, но нет. Судя по всему, это какое-то магическое воздействие. Которое прекратилось, как только я повернул назад.

Как во сне, я повторила фразу:

- «То, что соединили боги, смертные да не разделят»…

- Да. Именно, - кивнул Бьёрн.

Он задумчиво повертел браслет пальцами. Металл был снова абсолютно гладким, без каких-либо надписей. Как и мой.

- Получается, фразу следует понимать буквально. Это может означать только одно. Судя по всему, я теперь к тебе привязан не только идиотскими дикими законами вашей страны. Но и магическим образом. Просто не смогу никуда от тебя деться.

В голосе его было столько горечи, что мне стало больно.

Я проговорила потерянно:

- Вот, значит, почему ты вернулся за мной…

Он молчал какое-то время.

Потом всё-таки ответил.

- Не только поэтому.

У меня сердце пропустило удар.

- А… почему ещё?

В этот раз он молчал так долго, что моё многострадальное сердце чуть не остановилось совсем.

- Не выношу женских слёз.

Вот теперь оно застучало снова.

Разгоняя по венам какое-то тёплое-тёплое чувство, которому у меня не было названия.

Он добрый. Он меня пожалел. Злился ужасно, с ума сходил от ярости, что кто-то вот так подло украл его свободу… и всё равно пожалел. Потому что мог бы, конечно, просто за руку взять и утащить грубо за собой. Или приказать следовать – я бы послушалась беспрекословно.

А он взял на руки. И прижал крепко к себе. Закрыл ото всех мои слёзы, моё заплаканное лицо. Согрел.

Кусая губы, думаю о том, как хочется сказать ему… выразить всё, что чувствую, всю благодарность – но что-то подсказывает, он сейчас её не примет.

Бьёрн… я теперь хоты бы мысленно отваживаюсь называть его по имени… смотрит на меня сурово, испытующе. Я понимаю, что допрос на сегодня ещё не окончен. Он пытается понять, что происходит. Разобраться во всём. Но если бы только я сама хоть что-нибудь понимала!

- Фиолин, скажи. Когда я ушёл, ты сама испытывала боль?

Ещё какую.

Ты даже не представляешь, насколько мне было больно.