814

Vita quinque fratrum, cap, 13. S. 59: Sclauonice linque idioma superfluo sudore parauimos. Cp.: cap. 10. S. 54, cap, 13. S. 60. Войцеховский (T. Wojciechowski. Szkice. S. 39–83), рассматривая проблему отшельников междуречья, делал вывод о местонахождении их прибежища у поморской границы, поскольку Храбрый намеревался направить миссию к приодрским поморянам и лютичам (S. 54); Митковский (Mitkowski. Op. cit. S. 240) указывает прежде всего на велетов. Однако же миссия у наиболее твердых язычников, каковыми были лютичи, не имела никаких шансов на успех, Храбрый отговорил от нее св. Войцеха. Христианизация поморян в то же время стала актуальной после основания колобжегского епископства. Таковой, по-видимому, была цель основания скита в междуречье. Отшельники оказывали миссионерскую помощь епископу Рейнберну.

815

Vita quinque fratrum, cap. 13. P. 60, 66.

816

Ibidem, cap. 13. P. 60: «Interea impii quidam latrones decem libras, quas dantem seniorem Bolizlaum dedisse nouerunt, auferre sacrilego consilio spirauere — Между тем некие нечестивые разбойники святотатственным решением возжелали похитить десять книг, которые, как они знали, подарил господин Болеслав»; (cap 13. Р. 62): «qui eos bene cognouit et alia hora in eorum seruicio ministrare iussus fuit… — Он же их хорошо знал, а в другое время ему было повелено им прислуживать. Его мнимые слова были обращены к монахам»; (cap. 13. S. 63): «Dominus terre Bolizlao misit nos sine misericordia ligare uos. — Господин этой земли Болеслав послал нас, чтобы мы без милосердия вас всех связали». Текст источника не дает основания для утверждения, высказанного Войцеховским (Т. Wojciechowski. Szkice. S. 44), что это был «один из главнейших слуг, назначенных Болеславом, возможно, володарь», который годом раньше видел, что Бенедикт получил 10 фунтов серебра от князя на путешествие в Рим. Вообще фантастическим можно считать предположение Закшевского (S. Zakrzewski. Boleslaw Chrobry Wielki. — Lwow, 1925. — S. 217), который так охарактеризовал этого человека: «бывший володарь, рыцарь с княжеского двора, возможно, сам кастелян междуречья». Но даже интерпретация Войцеховского могла бы в особом свете представить отношение социальной верхушки к религии. Из источника вытекает, что нападение совершили люди низкого, служебного положения, хотя не заметно, чтобы они руководствовались антихристианскими чувствами.

817

Vita quin. fr., cap. 13. S. 66: «et quia tandem tercio die hoc potuit episcopo terre nunciari, clericorum et sanctimonialium utpute in rudi christianismo… satis conuenere… — И поскольку сообщить об этом епископу этой земли стало возможно лишь на третий день, собралось достаточно клириков и монахинь».

818

Vita quin, fr., cap, 13. S. 59: «Erant autem sub magisterio alii duo camales fratres, unus nomine Ysaac alter Matheus, in heremo sedentes, et qua pulchra similitudine nobilium patrum purpurea proles prodiit de Latina terra, de Sclauonica dualitas surrexit; horum duorum fratrum sorores in monasterio inter numerum uirginum Deo militarunt. — Под его началом было два брата по плоти, живущие в пустыне, и, как из земли латинской произросла прекрасно подобная блестящая отрасль благородных родителей, эта пара произросла из земли славянской. Сестры этих двух братьев служили Богу в числе дев в монастыре». А значит, польские отшельники были подобны «nobiles», как и итальянские, и такое мнение принято в литературе, Mitkowski. Op. cit. S. 237; Дзевульский (Dziewulski. Op, cit. S. 47) предполагает, что они могли происходить «из знатной малопольской семьи», но источник здесь не дает никаких намеков, а это предположение отражает скорее скептическую оценку продвижения христианизации среди великопольской знати. Эти сомнения следовало бы развеять. Свидетельства этого источника о польском христианстве кратко рассмотрел Брюкнер (A. Bruckner. Dzieje kultury pol, 1. — 1931. S. 227).

819

T. Wojciechowski. Szkice. S. 47.

820

Дзевульский (Dziewulski. Op. cit. S. 47) справедливо пишет о польских отшельниках из Междуречья, что «такие энтузиасты были, конечно, исключительным явлением», но этот энтузиазм отражается в настроениях среды. Впрочем, невозможно себе представить, чтобы Мешко 1 и Болеслав Храбрый могли проводить политику христианизации без сильного сопротивления в среде знати. И ритм политической жизни, контакты с христианскими странами, презрительно относившимися к язычникам, склоняли рыцарство к новой религии, о чем красноречиво свидетельствуют те рати рыцарей и знати, которые Храбрый расставил на гнезненской равнине, чтобы поприветствовать Оттона 3, а также выразить почтение св. Войцеху.

821

М. Perlbach. «W sprawie listu Matyldy do Mieszka 2» // KHist, 30/1916. S. 432. Дискуссию о дате кратко изложила Поспешиньска (A. Pospieszynska. Mieszko 2 a Niemcy // RHist, 14/1938. S. 259 n. Датировка письма, принятая Перлбахом (1025 год) представляется слишком ранней.

822

List Matyldy do Mieczyslawa 2 // MPHist, 1. S. 323: «Quis enim praedecessorum tuorum tantas erexit ecclesias? — Ибо кто из предшественников твоих воздвиг столько церквей?» Поспешиньска предполагала, что Мешко 2 стал известен как основатель церквей еще при жизни отца (С. 60), однако массовость строительства говорит, что он к этому времени был уже правителем. В то же время представляется справедливым обращение автора к вопросу основания куявского епископства.

823

Annales Hildesheimenses (изд. G. Waitz). — Hannoverae 1878. S. 38 (1034): «Misacho Polanorum dux inmatura morte interiit, et christianitas ibidem a suis prioribus bene inchoata et a se melius roborata, flebiliter, proh dolori disperit. — Мисахо, вождь поляков, погиб безвременной смертью, и христианство в этих местах, его предшественниками благонасажденное и им еще лучше укрепленное, увы, плачевным образом погибло». Понятно, что эти слова означают: 1) успешное развитие церковной организации, 2) укрепление христианства в среде знати и рыцарства, что отражалось на позиции народных масс, которые, правда, еще мало усвоили новую религию. Только натиск государственного аппарата и господствующей верхушки и выступление народных масс против давления сверху вызвали перенесение классовой борьбы также и в религиозную плоскость.

824

Что очень четко было выражено у Галла (Gall 1, cap, 19. S. 42–43): «Nam in dominos servi, contra nobiles liberati se ipsos in dominium extulerunt… Insuper etiam a fide catholica deviantes, quod sine voce lacrimabili dicere non valemus, adversus episcopos et sacerdotes Dei seditionem inceperunt, eorumque quosdam gladio etc. — Ибо рабы вопреки воле знатных освобожденные, сами себя сделали господами… Сверх того, отвратившись от веры католической, о чем мы без сетования слезного говорить не можем, начали восстание против епископов и священников божиих, многие из которых мечом и т. д.» То есть одни и те же социальные группы выступили против знати, епископов и капелланов. Поэтому нельзя согласиться с точкой зрения Дзевульского (Dziewulski. Op. cit. S. 104), что якобы конфликт рыцарства с Казимиром возник на фоне религиозных различий между язычески настроенным рыцарством и христианским князем. Эта точка зрения не согласуется с данными источников в отношении рядового рыцарства и противоречит этим данным в отношении знати. NB. Не было также языческой реакции в 1022 г. Слова Космаса (Kosmas 1, cap. 40. S. 75): «Anno dominice incamationis 1022 in Polonia facta est persecutio christianorum — В лето от воплощения господня 1022 в Польше сделалось гонение на христиан» — относятся к преследованию монахов и согласуются с мировоззрением того времени, см.: М. D. Chenu. La theologie аи dοuzίeme siecle. — Paris, 1957. — P. 232: «Совершенный христианин, просто христианин — это христианский монах, который умер для мира.» Ср.: Lowmianski. Poczatki Polski 3. S. 512.