* * *

Неофициальная библиотека Альвираха

…Если б на Дулаан-Захе рисовал бы кто-то карты,

то двусмысленность рисунку придавала бы равнина,

занимающая центр лучшего из кифандиров.

Потому что в этом центре разместился мраков Жендрик,

более всего похожий на глубокий след от жопы.

Словно кто-то грандиозный навернулся сверху с Края,

припечатав наши земли своим твёрдым афедроном,

отчего теперь зияет вмятина на кифандире,

разделённая холмами на две мощных ягодицы

и наполненная смрадом ядовитого миазма.

Там в глубинах подземелий обитают злые драу,

там средь пустошей унылых мрака тёмного созданья:

змеелюды, дракониды и кобольды, чтоб им сдохнуть.

Ну а в центре этой жопы, как свеча от геморроя,

выпирает пальцем в небо Ясан Кхот, дагинский город…

* * *

«Сказание о Жендрике» из сборника* «Народное творчество голиафов»

*Данный сборник с высокой вероятностью является не историческим источником, а новоделом, полностью сочинённым забавы ради тремя голиафами: Шензи, Банзай и Эдом.

* * *

Замок прост и суров: прямоугольное строение из дикого камня, невысокие, но прочные стены. На Дулаан-Захе строят иначе, тут в моде эльфийские мотивы, землевладельцы с переменным успехом копируют вычурную архитектуру Бос Туроха. Но семья Колловски так и не вписалась ни в местный пейзаж, ни в местное общество. Родители всегда были сами по себе, город посещали неохотно и только по необходимости, в собрание латифундистов входили формально, общественными мероприятиями пренебрегали, детей учили сами и не спешили выводить в свет.

Эдрик сбежал из дома в семнадцать с одним ружьём и котомкой. В детстве ему гораздо больше нравилось скакать по степи на полуне в компании сверстников из семей слуг, спать у костра, питаться тем, что добыл охотой, развлекаться на ярмарках кочевых городов, приятельствовать с молодыми скаутами из племён, чем корпеть за книгами. Сплошное разочарование для родителей, которым так и не удалось сделать из него учёного механурга, как отец, или хотя бы толкового управляющего латифундией, как мать. Неудивительно, что им пришлось переключиться на дочь. Марва всегда была умненькой и ответственной девочкой. Эдрик посмотрел на сестру и вздохнул — совсем уже большая и совершенно незнакомая. Нечестно было бросить её тут одну, но кто об этом всерьёз думает в семнадцать? Тогда хотелось вырваться на свободу любой ценой. Попробовать настоящей жизни, а не нюхать бумажную пыль старых учебников.

— Как тебе школа, Марв? — спросил он, когда посуду унесли и стало можно разговаривать.

— Отвратительно, спасибо, что спросил. Единственное, что как-то примиряет меня со смертью родителей, так это то, что я больше не обязана там находиться. И даже не думай, что вернусь! Выбрось это из своей головы!

— Я и не…

— Да-да, конечно! Узнаю этот взгляд! В точности папенькин! «О, хм… какая-то девочка? А, так это же Марвелотта, моя дочь! А давайте-ка немедленно сделаем как лучше! Нам лучше, конечно, её мы, разумеется, не спросим…»

— Марва!

— Что «Марва»? Ты меня десять лет не видел и не помнил, что я есть, а теперь смотришь и думаешь: «Куда бы её применить с пользой, и чтобы под ногами не путалась?» Отец был точно такой же.

— Не надо так говорить, — покачал головой Эдрик. — Я сбежал, чтобы не быть таким. Я не такой. Прости, что бросил тебя им на съедение, но я всё равно ничем не мог помочь.

— Ладно, — смилостивилась девушка, — дам тебе шанс. Но учти: то, что ты наследник, даёт тебе право распоряжаться латифундией, но не мной!

— Тебе пятнадцать, и, по уложениям Бос Туроха, я ещё год твой опекун.

— Себя поопекай. Я хотя бы не скачу по пустошам в одной рубашке. А в Бос Турох лично я и носа не покажу. Мне Кисгодоля хватило.

— Да что не так с Кисгодолем? Это родина отца, резиденция Дома Колловски, земля предков, можно сказать…

— Ах, предков! А ты знаешь, братец, что мы «не те Колловски»?

— В смысле «не те»?

— Боковая ветвь, неосновная линия, без права на марку Дома.

— Ну, что-то такое отец говорил, вроде… И что?

— А то, что если в Дулаан-Захе всем плевать, то в школе Дома единственное, что имеет значение, — как близок твой род к главной линии. Так вот, братец, дальше меня никого не нашлось! Надо мной смеялись! Надо мной издевались! Мне твердили, что я не Колловски, а самозванка, при таком дальнем родстве зря претендую на фамилию! Меня тыкали носом в зеркало и ржали: «Да ты посмотри, какая ты Колловски! Ты же сраный полуэльф!»

— Четверть.

— Что?

— Не «полу-». У нас всего четверть крови драу, сестрица. Полуэльфом была мама. У нас не острые уши, почти светлая кожа, только глаза и волосы чёрные.

— Да, конечно, это же всё меняет!

— Поверь, ещё как. В Конечном Крае сейчас лучше не быть эльфом и даже полуэльфом. А вот квартеронов относят к людям. Это кое-где, знаешь ли, разница между жизнью и смертью.

— В Кисгодоле, в общем, тоже на квартеронов всем плевать. Но не в школе Дома Колловски! Там помешаны на чистоте крови. Это были не лучшие пять лет, братец. Впрочем, учат там хорошо, что да, то да. Я уже подумывала сбежать и устроиться механиком на краеход. Уверена, легко прошла бы испытания.

— Сбежать? Серьёзно?

— Ну, ты же сбежал.

— Прости.

— Прощаю. Проехали, у нас полно более свежих проблем.

— И насколько всё плохо, Марв?

— Я ещё не до конца разобралась, так что пока не уверена. Выбираю между «жопа» и «полная жопа».

— Разве юной деве из Дома Колловски полагается знать такие слова?

— Если ты ещё раз помянешь при мне Дом, то удивишься моему словарному запасу!

* * *

Церемония прощания состоялась в семейной крипте. Пожилой гоблин-дворецкий, Альфонсо, вынес две урны с прахом и поставил их на алтарь Киноринха, нефилима смерти. Его символы: череп, лодка и червь — на барельефах, украшающих скромное помещение. Крипта пуста, родители — первые члены семьи, умершие на Дулаан-Захе. Две простые ёмкости из оружейной стали начнут здешний некрополь, в котором предстоит однажды упокоиться и их потомкам.

— Знаешь, что это для меня значит? — шепнул Эдрик сестре. — Что между нами и смертью никого не осталось. Мы следующие.

Гоблин прокашлялся, призывая к вниманию, и торжественно сказал:

— Согласно воле Теодана и Нетрис Колловски, их тела были преданы огню в оружейных горнах, а их прах будет замурован в стенах этого святилища, чтобы, цитирую… — гоблин торжественно водрузил на нос очки, развернул потрёпанную тетрадь и ровным голосом прочитал: — «…никакая некромантская сволочь не добралась…»

Марва не удержалась и фыркнула.

— Узнаю папеньку, — шепнула она брату.

Альфонсо неодобрительно покосился на девушку, и она немедленно сделала строгое лицо.

— Итак, — продолжил гоблин, — сегодня мы прощаемся с Теоданом и Нетрис, которые прожили меньше, чем планировали, но провели эти годы в неустанных трудах на благо разумных Альвираха. Они оставили после себя долгую память, крепкое хозяйство и многообещающее потомство. Хотите сказать что-то о них, дети?

— Э… — выдавил из себя растерявшийся Эдрик, — ну… они нас вырастили. Да. Как-то вырастили.

— Они желали нам добра, — добавила Марва. — Наверное. Каким они его себе представляли.

Гоблин подождал и, убедившись, что на этом прощальные речи окончены, продолжил: