– Вот только собой ты владеешь лучше, чем кто-либо, если не считать Карлайла. Опять повезло.

– А фургон?

– Просто несчастный случай.

– Видел бы ты, как он надвигался на нее, Эм, – едет и едет. Готов поклясться, она притягивала его, будто магнит.

– Но ты же был там. Значит, и это удача.

– Думаешь? А если в человека влюбился вампир – разве это не худшее из всех возможных невезений?

Эмметт умолк и на время задумался. Он представил себе Беллу, и этот образ оставил его равнодушным. «Вот честно, ничего привлекательного не вижу».

– Ну а я не вижу ничего соблазнительного в Розали, – огрызнулся я. – Вот честно, мороки с ней больше, чем стоит смазливая мордашка.

Эмметт хмыкнул.

– Вряд ли ты мне расскажешь…

– Я не знаю, что с ней стряслось, Эмметт, – соврал я с внезапной широкой ухмылкой.

Его намерение я увидел как раз вовремя, чтобы мобилизоваться. Он попытался спихнуть меня с камня, и в камне между нами с грохотом образовалась трещина.

– Жулик, – буркнул он.

Я ждал, когда он повторит попытку, но его мысли приняли другое направление. Он снова представил себе лицо Беллы, только белее обычного, с ярко-красными глазами.

– Нет, – сдавленно выговорил я.

– Зато избавишься от всех тревог насчет смертности – так? И убивать ее тебе не захочется. Лучше не придумаешь.

– Для меня? Или для нее?

– Для тебя, – легко ответил он тоном, подразумевающим «конечно же».

Я невесело рассмеялся.

– Ответ неверный.

– Я особо не возражал, – напомнил он мне.

– Розали возражала.

Он вздохнул. Мы оба знали, что Розали на все пойдет и все отдаст, лишь бы снова стать человеком. Все, что угодно. Даже Эмметта.

– Да, возражала, – тихо согласился он.

– Я не могу… не должен… и не собираюсь губить жизнь Беллы. Неужели ты считал бы иначе, если бы речь шла о Розали?

Эмметт задумался. «Ты правда… любишь ее?»

– Я даже описать свои чувства не могу, Эм. Вдруг эта девушка стала для меня целым миром. И больше я уже не вижу смысла в остальном мире без нее.

«Но при этом не хочешь обратить ее? Эдвард, вечно она жить не будет».

– Да знаю, – простонал я.

«И она, как ты сам говоришь, вроде как хрупкая».

– Поверь, это я тоже знаю.

Эмметту недоставало тактичности, в деликатных разговорах он был не силен. И теперь терзался, всеми силами стараясь избежать оскорблений.

«Ты хотя бы дотронуться до нее можешь? В смысле, если ты любишь ее… тебе ведь хочется к ней, ну, прикасаться?»

Эмметта и Розали объединяла страстная плотская любовь. Ему было трудно понять, как можно любить без физической близости.

Я вздохнул.

– Об этом я даже подумать не могу, Эмметт.

«Ого. И что же тогда тебе остается?»

– Не знаю, – шепнул я. – Я пытаюсь придумать способ… расстаться с ней. И представить себе не могу, как заставить себя держаться от нее подальше.

Внезапно я, донельзя обрадованный, понял, что остаться с ней будет правильно – по крайней мере, теперь, когда Питер и Шарлотта уже в пути. На некоторое время находиться здесь со мной ей будет безопаснее, чем если я уеду. Я мог стать ее неожиданным временным защитником.

От этой мысли мне стало тревожно. Захотелось поскорее вернуться, чтобы играть роль защитника как можно дольше.

Эмметт заметил, как я переменился в лице. «О чем думаешь?»

– Прямо сейчас, – чуть смущенно признался я, – мне нестерпимо хочется броситься в Форкс и проверить, как там она. Не знаю, продержусь ли я до воскресной ночи.

– Неа! Раньше, чем планировалось, ты домой не вернешься. Пусть Розали хоть немного остынет. Ну пожалуйста! Ради меня.

– Постараюсь, – с сомнением ответил я.

Эмметт похлопал по моему карману с телефоном.

– Элис позвонила бы, если бы для твоей паники появились хоть какие-то основания. Она прямо помешалась на этой девчонке, совсем как ты.

На это мне было нечего возразить.

– Ладно. Но только до воскресенья.

– Нет смысла спешить назад – все равно будет солнечно. Элис говорила, мы освобождены от уроков до среды.

Я твердо покачал головой.

– Питер и Шарлотта умеют вести себя прилично.

– Да мне все равно, Эмметт. Со своим везением Белла забредет в лес в самый неподходящий момент, и… – Я вздрогнул. – Я возвращаюсь в воскресенье.

Эмметт вздохнул. «Ну точно спятил».

Рано утром в понедельник, когда я влез в окно спальни Беллы, она мирно спала. Я прихватил с собой масло, чтобы смазать защелку – безоговорочно капитулировав перед этим адским изобретением, – и теперь оконная рама отъезжала с моего пути бесшумно.

По тому, как ровно лежали волосы на подушке Беллы, я определил, что эта ночь выдалась не такой беспокойной, как когда я побывал здесь в прошлый раз. Она подсунула сложенные ладони под щеку, как ребенок, ее губы слегка приоткрылись. Я слышал, как воздух медленно входит и выходит между ними.

Поразительным облегчением было находиться здесь и снова видеть ее. Я понял, что ничто другое не успокоило бы меня. Вдали от нее все не так.

Но далеко не все выглядело правильным, когда я был с ней рядом. Я сделал вдох и выдох, позволил пламени жажды прокатиться вниз по горлу. Слишком долго я пробыл в отъезде. Проведенное без боли и соблазна время придало нынешним ощущениям особую остроту. Скверно стало настолько, что я побоялся опуститься на колени возле ее постели, чтобы просмотреть названия книг. Мне хотелось знать, какие сюжеты вертятся у нее в голове, но больше, чем собственной жажды, я опасался приблизиться к ее кровати и обнаружить, что такой близости мне мало.

Ее губы казались нежными и теплыми на вид. Мне представилось, как я дотрагиваюсь до них кончиком пальца. Совсем легонько…

Именно такой ошибки я и боялся.

Я вглядывался в ее лицо, искал признаки изменений. Смертные меняются постоянно – я встревожился, подумав, что мог что-нибудь упустить.

Мне показалось, что вид у нее… усталый. Как будто за выходные она не успела отоспаться. Ездила куда-нибудь?

Я иронически и беззвучно рассмеялся, заметив, как разволновался от такого предположения. Даже если ездила – ну и что? Я ей не хозяин. Она не моя.

Да, не моя – и мне снова стало грустно.

– Мам… – тихо пробормотала она. – Нет… дай лучше я сама… Пожалуйста…

Складочка между ее бровями, крошечная галочка, прорезалась отчетливее. Чем бы ни была занята во сне ее мать, Белла явно беспокоилась за нее. Она вдруг перекатилась на другой бок, но ее веки даже не дрогнули.

– Да-да… – невнятно сказала она, потом вздохнула. – Фу. Слишком зеленое.

Ее рука подергивалась, и я заметил с краю на ладони неглубокие, только начинающие заживать царапины. Поранилась? Хоть ранки и не выглядели опасными, они расстроили меня. Судя по расположению царапин, она, должно быть, споткнулась. При всем, что мне было известно, объяснение казалось правдоподобным.

Она еще несколько раз о чем-то просила свою мать, лепетала что-то про солнце, потом притихла, погрузилась в более глубокий сон и больше не ворочалась.

Я утешался мыслями о том, что вечно разгадывать эти маленькие тайны мне не понадобится. Мы же теперь друзья – или хотя бы пытаемся подружиться. Можно просто спросить ее про выходные – про поездку на побережье и другие поздние вылазки, из-за которых она не отдохнула толком. Можно спросить, что у нее с руками. И посмеяться, когда мое предположение на их счет подтвердится.

С мягкой улыбкой я размышлял, неужели она и впрямь свалилась в воду. И приятной ли выдалась поездка. Задавался вопросом, вспоминала ли она меня. Скучала ли по мне хотя бы толику времени, которое я скучал по ней.

Я пытался представить ее себе на берегу, под солнцем. В картинке чего-то не хватало, ведь я сам не бывал на Ферст-Бич. И как он выглядит, знал только по фотографиям.