Утром Тане Поповой, так звали черноволосую девушку, стало лучше. Температура спала. Едва заметным движением глаз она позвала к себе Лену, показала на стул рядом, на раскрытый блокнот. «Поговорим?» — написала она в блокноте. Лена вежливо согласилась. Ей не хотелось «разговаривать». Но первые же записи, сделанные соседкой, заставили ее насторожиться.

«Я знаю вас, — писала Таня. — Вы из Кировской дивизии. Были контужены под Старой Руссой в конце августа 1943 года»…

Лена кивнула головой. Все эти сведения имелись в истории ее болезни, должно быть, врач познакомила с ними Таню. А та продолжала быстро-быстро писать, и теперь уже Лена с нетерпением читала неровные строчки.

«Вас, одиннадцать разведчиков, перебросили в район Старой Руссы, где была окружена большая группировка немцев. Выполнив задание, вы возвращались обратно и были обнаружены немцами. Завязался бой. Вы были рядом с Петей Сорокиным, у которого незадолго до этого родился сын»…

«Откуда ей это известно?» — в смятении думала Лена. Да, она-то хорошо помнит, как радовался помкомвзвода Сорокин, получив из дома весточку о рождении первенца. Это было как раз в тот день, когда им, группе разведчиков, поручили особо важное задание. Бойцы тщательно готовились к операции: проверяли оружие, боеприпасы, подгоняли обмундирование. А Сорокин был такой счастливый, что каждому встречному говорил:

— У меня родился сын.

В разгар подготовки Лену вызвали к генералу.

Взволнованная предстоящей встречей, раскрасневшись от бега, переступила она порог землянки генерала. Командующий соединением был не один. Рядом с ним за простым столом, сколоченным из теса, сидел седой человек, с детства знакомый Лене по портретам.

— Вот, Климент Ефремович, это и есть наша «сорвиголова», — сказал генерал. — Не хотели ее посылать на этот раз, да уж очень просится…

Лена испугалась. «А вдруг товарищ Ворошилов запретит?» — холодея подумала она.

Климент Ефремович встал, отечески положил ей на плечи руки:

— Ты смелая девушка, Лена. Желаю удачи тебе и твоим товарищам. Помните, что от того, как выполните вы это задание, зависит судьба многих наших бойцов и командиров.

Разведчики невидимками проникли в тыл врага и успешно выполнили боевое задание командования. Они возвращались обратно и были уже почти рядом с нашими частями, когда завязалась схватка с гитлеровцами. На помощь разведчикам спешили советские солдаты. Рядом с Леной отстреливался от врага Петя Сорокин. Вот он поднялся во весь рост. Лена бросилась вслед и вскоре обогнала его. В этот миг впереди разорвался снаряд. Лена слышала грохот, ее оторвало от земли, швырнуло в сторону. Больше девушка ничего не помнила.

…Неровные строчки одна за другой ложились в блокноте. Таня писала:

«Когда бой утих, санитары подобрали раненых, в воронку от снаряда сложили убитых. Девушку-разведчицу без признаков жизни тоже положили с убитыми. Документов у нее не было. Но ее товарищ Петя Сорокин сказал, что девушку зовут Лена Иванова, она ленинградка, из бывшей Кировской дивизии. Вскоре вместе с группок бойцов мы отправились хоронить убитых. И тут я обнаружила, что жизнь еще теплилась в девушке. Немедленно был вызван самолет. Я сама доставила ее в Тихвин».

Остальное Лене было известно со слов врача. 17 суток она была без сознания. А когда вернулось сознание, выявилось, что потерян дар речи, утрачен слух.

— Ты обязательно будешь здоровой, девочка! — успокаивала Галина Павловна.

Лена с досадой отворачивалась. Мир, лишенный звуков, казался ей мертвым.

А за окном светило солнце. И березки, как голенастые девчонки, стояли в зеленых платьицах.

Лене вспомнилось: «Зеленый цвет — цвет надежды». Девушка с болью думала, что никакой надежды увидеться с Сашко, пожалуй, у нее нет. Она помнила номер его полевой почты. Только никогда, ни за что она не напишет ему, не расскажет о своем горе, о том, что стала инвалидом. Пусть лучше думает, что она убита.

СНОВА В СТРОЮ

Когда товарищи в госпитале спрашивали Лену, кто ее родители, она отвечала:

— Родители у меня знатные. Отец — Кировский завод. Мать — комсомольская организации.

Ей не хотелось ворошить давние обиды. Родной матери она не помнила. А мачеху — злую, жадную и бессердечную женщину (о таких только в сказках пишут) и слабовольного отца не стоило и вспоминать. По настоянию мачехи Лену отдали в няньки. В легких тапочках, с крохотным узелком в руках вышла однажды утром девятилетняя девчонка из родительского дома, и следы ее тапочек четко отпечатались на снегу вдоль всей деревни. Поземка замела их в тот же день. А в сердце они остались на всю жизнь.

…Огромный коллектив завода пригрел, приютил подростка, дал ему кров, специальность, позаботился о том, чтобы девочка окончила десятилетку. Комсомольская организация управления капитального строительства завода, где Лена работала чертежницей, воспитала ее смелой и сильной, беззаветно любящей сбою Советскую Родину.

Поэтому ничего нет удивительного в том, что извещение о смерти Лены (в воинской части ее считали погибшей) пришло не в семью девушки, а на завод, Здесь многие знали и любили как дочь, как сестру темноглазую чертежницу; ее письма с фронта печатались в заводской многотиражке, о подвигах храброй сандружинницы и разведчицы сообщали ее фронтовые товарищи. И вот Лена Иванова погибла. По крайней мере так считали на Кировском заводе в Ленинграде.

А она, едва оправившись от контузии, была снова в строю.

Еще в госпитале на Алтае Лена узнала, что Кировский завод был эвакуирован на Урал, в Челябинск. Комсомольцы Челябинского тракторного, среди которых было немало ленинградцев, разыскали Лену на Алтае.

— Приезжайте к нам, — писали они, — в нашу комсомольскую семью.

Прямо из госпиталя Иванова едет на Южный Урал. Лечение оказалось эффективным, и сильный, закаленный спортом организм победил. Слух и речь были восстановлены. Лишь головные боли изредка напоминали о тяжелой контузии. В Челябинске Лену посылают работать на боевой участок секретарем комсомольской организации одного из механических цехов тракторного завода. И здесь она становится подлинным вожаком молодежи, составлявшей большинство рабочих цеха. Она организует фронтовые бригады, гвардейские вахты, боевое соревнование под лозунгом «Все для фронта, все для победы». Порой юноши и девушки сутками не выходили из цеха, обеспечивая выполнение заказов фронта. И с ними рядом неизменно была Лена Иванова, секретарь комсомольской организации, строгий и надежный друг и товарищ. Ох и доставалось же от нее нытикам и растяпам!

— Комсомолец должен быть примером мужества и дисциплины, — говорила она. — Нам трудно здесь, а на фронте людям еще труднее…

И рассказывала о том, как стояли насмерть бойцы Кировской дивизии, защищая подступы к городу Ленина, о 17-летнем комсомольце Иване Андрееве, который по-своему повторил подвиг Александра Матросова: обвязав вокруг себя пять гранат, он бросился к деревянной вышке с вражеским пулеметом и-зажег ее.

— Ценою жизни Иван Андреев спас многих своих товарищей, — говорила Лена. — Вот как поступают комсомольцы на фронте. А у нас, — продолжала она, — некоторые товарищи считают, что если они две нормы выполняют, так уж и герои. И даже членские комсомольские взносы им не обязательно платить.

Лена не называла фамилий. Но отчего это вдруг заревом вспыхнули щеки у токаря Миши Шелехова? Почему он смущенно отвернулся?

Девчатам досадно за Мишу. Весь вечер парень не сводил влюбленных глаз с Лены. А она как будто и не замечает. И вот насчет взносов. Не в его ли огород этот камешек?

КОГДА РЯДОМ ДРУЗЬЯ

Будь проклята война и те, кто ее затевал или затевает!

Яростно, всей силой ума, всей кровью сердца ненавидят войну советские люди.

Если бы не война, навязанная нам гитлеровцами, мы, возможно, уже жили бы при коммунизме. Время, силы, труд народа-исполина, потраченные на то, чтобы очистить свою землю, избавить мир от фашистской погани, и на то, чтобы восстановить все неисчислимые разрушения, причиненные войной, могли быть и наверняка были бы обращены на создание материальной базы коммунизма, на улучшение жизни людей, на то, чтобы построить больше домов и школ, раскрыть новые секреты плодородия почвы и тайны атома…