— Я как раз направляюсь в этот ночной клуб, — начал я. — Могу проводить… тебя. Если, конечно, не будешь против.

Девушка опустила глаза.

— Мне бы только узнать, как доехать… — смущённо проговорила она, но затем посмотрела на меня и, обведя взглядом сверху вниз и обратно — словно просветив рентгеном, — сказала: — Ну, хорошо. Тогда идём…те.

— Можно на «ты», — просто сказал я, зашагав рядом с этой молодой хрупкой леди. Она хихикнула и начала рассказывать мне о своей студенческой жизни: о парах, зачётах, курсовых…

Теперь я частый гость в доме Магомедова. И прихожу к нему не столько как наёмник, работающий над его книгами, сколько в качестве друга. Вергилий оказался совсем не таким, каким я видел его раньше сквозь призму предвзятости и предрассудков. Он объяснил, почему сам не пишет книги, а заказывает у нас:

— Это бизнес, — говорил он. — Я вкладываю средства в производство товара — в данном случае литературного произведения, — а затем получаю прибыль от его реализации. Я не писатель, я предприниматель.

Магомедов посвятил меня в свою философию освобождения. Долгими холодными вечерами мы общались на возвышенные темы в его огромной библиотеке, сидя в креслах друг напротив друга и покуривая кальян. Он рассказывал, как менялся его взгляд на жизнь: от клетки сомнительных убеждений, в каких был воспитан, до относительной свободы сейчас.

И я понял: что-то в этом есть. Тем не менее, согласиться со всеми пунктами учения не мог.

— Любовь — иллюзия, — говорил Магомедов. — Как и добро со злом. Она существует, пока существует человек или тот, кто способен её воспринимать. На самом же деле любовь есть только в человеческом разуме и нигде больше. Отбрось её — и станешь свободным!

Я не до конца понимал, но слушал Вергилия внимательно. Не соглашался и не спорил. И, выходя за порог его дома, понимал, что никогда не смогу избавиться от убеждения, прочно засевшего в моём сердце: иллюзия с именем Любовь имеет право на жизнь.

В очередной раз я был у Вергилия, и тут он выдал:

— Роман! Ты — избранный!

Я ошалело посмотрел на него.

— Наслышан, что пишешь книгу о нашем Граде, — сказал он. — Так знай: Град — это нейросеть. А я — аватар её разработчика.

— Чего?

— Твоя миссия — освободить жителей Града. Когда закончишь рукопись, а затем издашь печатной книгой в настоящем издательстве за его счёт и с гонораром, люди станут свободны!

— А… две пилюли будут? Ну, красная, синяя?..

— У писателя нет выбора. Только путь!

Интерлюдия

Черноусов стянул маску с глаз и посмотрел в экран барса. Текст повести «Райский Град» плыл по выпуклому стеклу страница за страницей.

— Ну, вот, — сказал писатель. — Готово.

Доселе считал: сцепка его духа и духа замирской Императрицы, что после их кончины загружены в Систему через осферу, не сможет сотворить литературное произведение, да ещё и мозаичной структуры. Но — получилось! За 180 секунд! Осталось убедить издательство в состоятельности сего опуса.

Черноусов вставил слухо в ухо и набрал редактора:

— Таша! Алло! Заряжаю мышь и высылаю! Что получилось — закачаешься!