— А что не хорошо, то еще не кончилось, — пошутил я дурацкой, пришедшей на ум, фразой.

Какое-то время кузнец молчал, сосредоточенно работая молотом. Затем крякнул, явно оценив мою попытку съязвить.

— Палец в рот тебе не клади, э? Все остришь.

— Мог бы уже привыкнуть, Андрей Михайлович, — сказал я с улыбкой. — Ну, кажется, закончили на сегодня.

Я оглядел внушительную гору готовых деталей, аккуратно сложенных у стены: тяжелые кованые петли для ворот, блестящие подковы всех размеров, скобы для скрепления бревен, острые лемеха для плугов, новенькие ободья для тележных колес, целая россыпь гвоздей разной длины… Да, партия получилась знатная. Город будет доволен. И казна наша немного пополнится, что сейчас было весьма кстати.

— Кажется, да, — ответил Михалыч, устало. Он нанес последний, выравнивающий удар по ободу, после чего подхватил его щипцами и опустил в кадку с водой. Раздалось громкое шипение, и вверх взметнулся клуб пара, на мгновение скрыв фигуру кузнеца.

— Барин! Барин! — послышался снаружи взволнованный голос Василя. — Мэтр Скворцов просил вас позвать! Сказал, что это важно!

— Иду! — крикнул я в ответ. Сложив свой молот и клещи на верстак, я направился к выходу. — Не задерживайся тут, бать, — бросил я Михалычу через плечо. — Тебе уже отдыхать пора. Хватит на сегодня подвигов.

— Не учи курицу, яйцо! — прокряхтел старик из облака пара, но я услышал, как он следом опустил свой молот на место. Я усмехнулся. А то знаю его, старого упрямца. Упашется до того, что потом все суставы скрипят, как несмазанная телега, а все равно будет твердить, что полон сил.

Я вышел из душной кузницы во двор. Солнце уже клонилось к вечеру, но было еще достаточно светло. Скворцов ждал меня у входа в господский дом. Вид у него был как всегда невозмутимый, но в глазах читалось нетерпение.

— Вы звали, мэтр? — спросил я, подойдя.

— Да, барон, — кивнул он. — Я принес то, о чем говорил тебе позавчера у реки. Свои… наработки. Думаю, тебе будет интересно взглянуть. Предлагаю пройти внутрь, в твой кабинет, если не возражаешь. Там будет спокойнее, да и чертежи удобнее разложить на столе.

— Разумеется, — кивнул я, принимая приглашение мага. Любопытство пересиливало усталость. Наработки уровня Да Винчи, связанные с магией? Это звучало слишком интригующе, чтобы откладывать.

Мы вошли в господский дом. Даже за то короткое время, что я провел у реки, а затем в кузнице, здесь ощущались перемены. Воздух стал чище, исчез тот затхлый запах запустения, который так удручал в первые дни. Полы были вымыты, стены, где это было возможно, очищены от вековой грязи. Люди работали, обживали это место, и оно отвечало им взаимностью, медленно стряхивая с себя сонное оцепенение руин.

Скворцов уверенно вел меня по коридору первого этажа, мимо комнат, занятых теперь хламниками и моими крестьянами, к той, которую я выбрал себе под рабочий кабинет и спальню. До недавнего времени она мало чем отличалась от остальных — такой же склад мусора и обломков. Но теперь…

Я толкнул дверь и замер на пороге. Комната была преображена. Не роскошно, нет, но доведена до состояния аскетичной функциональности. Стены выбелены, пол вычищен и даже, кажется, натерт чем-то до матового блеска.

Старый стол, который я присмотрел ранее, был отремонтирован — его ножки больше не подкашивались, а столешница была гладко отшлифована. Рядом стоял единственный крепкий стул. Но что бросалось в глаза — это книжные полки вдоль одной из стен. Пустые. Их тоже очистили от пыли, укрепили, но зияющая пустота на них была красноречивее любых слов. Пока что мой кабинет напоминал келью ученого-затворника, лишенного своего главного сокровища — книг.

— Собираетесь добывать книги, барон? — спросил Скворцов, входя следом и оглядывая скромное убранство. В его голосе не было насмешки, скорее — констатация очевидного.

— Не без этого, мэтр, — вздохнул я, подходя к полкам и проводя пальцем по чистому дереву. — Очень надеюсь достать их в ближайшем будущем. И чем больше — тем лучше. И желательно по моему и смежным профилям — физика, механика, материаловедение, энергетика… В медицине или, скажем, агрономстве я, к сожалению, почти ничего не смыслю. А ведь и это нужно будет поднимать, если мы хотим построить здесь что-то стоящее.

— Нужно лишь усердие и время, — элегически заметил Скворцов, подходя к столу.

— Которого у меня катастрофически нет, — не удержался я от замечания.

Скворцов усмехнулся, пожав плечами так, словно время для него было понятием относительным, текучим, как река, у которой мы были не так давно.

— Всегда приходится чем-то жертвовать, барон. Таков закон равновесия, — сказал он и, к моему удивлению, снял со спины длинный кожаный тубус, перехваченный ремнями. Я даже не заметил, как он появился — то ли был умело скрыт под складками мантии, то ли я был слишком поглощен своими мыслями.

Мэтр положил тубус на стол, с глухим щелчком откупорил крышку и осторожно извлек несколько свитков старого, пожелтевшего от времени пергамента. От них пахло пылью, чем-то пряным, словно консервантом.

Скворцов аккуратно развернул один из свитков на столешнице, прижав края небольшими грузиками, что тоже выпали из тубуса. Затем второй, третий… Передо мной легли чертежи. Не те аккуратные синьки или цифровые схемы, к которым я привык.

Это были рисунки, выполненные углем и какими-то выцветшими чернилами на грубом пергаменте. Линии были неровными, но четкими, полными заметок на полях, сделанных мелким, убористым почерком. Изображения сопровождались цифрами, символами, стрелками, указывающими на взаимосвязи элементов.

— Вот, взгляните, — Скворцов подозвал меня жестом.

Я подошел к столу и склонился над чертежами. То, что я увидел, заставило мое сердце инженера забиться чаще. Это было изображение сложного, многогранного объекта от которого расходились силовые линии. Конструкция невероятной геометрической сложности, напоминающая одновременно и кристалл, и хитроумный механизм отдаленно похожий на кубик Рубика.

Объект состоял из множества сочлененных полиэдров — кубов, призм, пирамид, усеченных под немыслимыми углами и вставленных друг в друга так, что образовывали единую, почти сферическую, но угловатую структуру.

Поверхность его была испещрена десятками, если не сотнями, рунических символов. Они были выгравированы на каждой грани, на каждом ребре, сплетаясь в сложнейший узор. Некоторые руны были крупными, доминирующими, другие — мелкими, вписанными в завитки более крупных. И все они, судя по тонким линиям, исходящим от них и соединяющимся в центре объекта, были взаимосвязаны.

Сами грани объекта на чертеже были заштрихованы так, чтобы передать материал — что-то темное, с металлическим отливом, возможно, тот самый обсидиан, как в доме у Скворцова или неизвестный мне сплав.

А руны… руны были выделены иначе, словно они светились изнутри собственным голубым светом. Этот свет пульсировал, концентрировался в узлах пересечения линий, и от всего объекта исходили тонкие, ломаные линии, похожие на разряды молний, бьющие в основание и расходящиеся по силовым линиям на полу.

Мозг инженера мгновенно включился в анализ. Что это? Источник энергии? Стабилизатор? Преобразователь? Судя по сложности рунической вязи и исходящей энергии (пусть и нарисованной), это было нечто невероятно мощное. Конструкция напоминала многослойный конденсатор или ядро какого-то реактора, но работающего на совершенно иных принципах.

Руны, очевидно, играли роль не просто символов, а активных элементов — проводников, переключателей, возможно, даже накопителей этой неведомой магической энергии. Геометрия объекта… она была неслучайной. Каждый угол, каждый стык граней, вероятно, был критически важен для правильного течения энергии внутри.

Я водил пальцем по пергаменту, пытаясь проследить путь силовых линий, понять логику взаимодействия рун. Это было похоже на расшифровку сложнейшей интегральной схемы, только вместо транзисторов и резисторов здесь были символы древней магии.