Но он иначе истолковал этот тихий болезненный стон, похоже.

Пронзительное мгновение зависшей тишины, когда его пальцы еще плотнее и алчно сжали ее спину, обхватили шею, погрузились в волосы.

Общий вздох…

— Моя! — тьма будто рухнула на нее, впечатав в простыни. — Демоны! Как же я нуждался в тебе все это время! — не разжимая рук, он перекатился в кровати, в которой они находились.

Накрыл ее собой, навалился, окончательно отрезав от всего иного мира, кроме этой тьмы и себя самого.

Между ними как пламенем полыхнуло. Только темным, поглощающим тот свет и сияние, которое она и через веки улавливала; испепеляющим, а не согревающим; прожигающим до самых костей, до болезненного ойка, слетевшего с ее губ!

Это рождало внутри Инди какое-то отчаянное непонимание, испуг и дрожь.

Да и вообще, Инди вдруг показалось, что мужчина, с которым она только что пыталась говорить, исчез, а на его месте, полностью завладев Канцлером, сейчас властвовал некто совершенно иной. Настолько сильный и могущественный, настолько неистовый, неподвластный ни разуму, ни словам, ни ее слабому сопротивлению…Человек ли?..

Его рот прижался к ее губам, жадно и властно, реально обжигая, словно ставил клеймо! Будто выпивал саму ее суть, тянул жизненную силу или пытался нечто подобное сделать. Его руки завладели ее телом, скользя и жадно стягивая с плеч ткань нижней рубашки. Платье, похоже, с нее сняли еще раньше… И алчные, твердые пальцы сейчас добрались до кожи Инди сквозь треск ткани и рвущиеся нити.

Он был сверху.

Он был вокруг.

Он был везде!.. Душа этим довлением над нею!

Его губы, неумолимые и твердые настолько же, как и его руки, прикусывали и втягивали ее губы, будто бы, и правда, он пытался компенсировать все те месяцы, что не имел доступа к ней. Тяжелое дыхание оглушало Инди, окутывая острым, почти грозовым привкусом, словно бы молнии и тучи сгущались над ними в комнате. А в груди мужчины, вдавливающего в нее свое огромное тело, она ощущала вибрацию отголосков грома…

Или это гроза снаружи? Так зима же идет… Не оставалось времени и сил думать о чем-то, кроме него.

Тело, весом в тонну, по ее ощущениям, как массивная каменная глыба, впечатывало ее в матрас. Как-то слишком глубинно и откровенно напирало на нее своим возбуждением, подавляя буйной энергией страсти и чисто мужской жажды, стремящейся, казалось, проникнуть внутрь тела Инди ранее самого мужского члена, который она бедрами ощущала. Толчки его бедер, трущихся об нее через остатки рубашки…

И ей уже было больно! Мучительно. Почти невыносимо! Не там, не в развилке ног, не от его попыток явно стать еще ближе, чего и ей, кажется, недавно хотелось. Да и сейчас еще горело отголосками его жажды в груди.

По-иному болело — везде: в груди, плечах, на щеках и животе, перекрывая другие порывы. Заставляя пытаться вывернуться, оттолкнуть, чего Ройс будто и не замечал. Словно обезумел!

Инди задыхалась, чувствуя, как жжет каждое его касание. Ей было страшно из-за невозможности выбраться, достучаться до него, и тяжело. Она упиралась в каменные, напряженные плечи своими ладонями, которые, казалось, ошпарило кипятком…

Пресветлая! Она не помнила, когда ей было бы настолько мучительно больно?! Почему?! Если ее, при этом всем, все же неистово тянуло к нему, даже сквозь эту боль…

— Ройс!… — глухо простонала Инди ему в рот. — Ройс, стой! — ее губы пылали, но мужчина не услышал.

А ей был нужен перерыв. Жизненно необходим!

— Больно! Мне очень больно!…— не особо рассчитывая на то, что докричится, все-таки отчаянно застонала она, пытаясь отвернуться. Чувствуя, как по щекам струятся испуганные слезы, выдающие ее полное непонимание и беспомощность.

Мгновение казалось, что ничего не изменилось. Но потом… Он застыл всем телом. Замер. И на комнату словно упал полог безмолвия. Только грудь продолжала вздыматься от тяжелых вздохов, и шумное, почему-то теперь холодное, мужское дыхание врывалось ей в рот, холодя пылающие губы Инди.

А потом Ройс как-то мгновенно, не успела она и оком моргнуть, скатился с нее. Кажется, даже с кровати спрыгнул одним движением, стремясь оказаться как можно дальше… Вызвав у нее новый приступ ужаса, что Инди останется одна в этой темноте, в полном непонимании происходящего… Без него.

— Ройс!.. — уже с другой паникой и страхом в голосе, она вскочила на колени, позабыв про разодранную рубашку. Начала слепо ворошить разоренную постель, в попытках его обнаружить. — Ройс…

Холодные, аж ледяные теперь, но настолько же твердые и жесткие мужские пальцы накрыли ее руку, останавливая хаотичное и суматошное метание Инди по кровати. Осторожно, едва ощутимо.

— Я здесь, — казалось, он старается говорить едва-едва на грани слышимого звука. — И я сожалею о том, что испугал тебя, любимая. Мне нет прощения. Даже моя тоска и жажда — не оправдание…

— Я не понимаю! — застонала она, зажмурившись, прервав его. — Ничего не помню! — голос сорвался, предав Инди. Горло свело судорогой. А кожа все еще горела, словно обожженная. — Почему мне так больно от твоих прикосновений?! Как ожоги… — со всей этой растерянностью спросила Инди, рухнув в кровати и обхватив колени руками, но не отпуская его пальцы. — Меня же тянет… невыносимо тянет к тебе. Но эта боль… Так было и ранее?

Все еще в смятении, не перестав бояться, она все равно потянулась вперед к нему. Потому что там, в этой тьме, где ранее чувствовала то муку, то радость, уловила опустошенное отчаяние и вдруг вспыхнувшую ненависть мужчины… К нему же самому.

— Нет… Никогда…— не голос даже. Шелест темноты по ее плечам.

И, как ни странно, это словно бы успокаивало, унимало жжение.

— Что ты сделал?.. — вдруг спросила… она? Странное ощущение, как будто бы и внутри головы Инди появилось еще что-то… Еще невнятное и неразборчивое, смутное.

Возможно, та самая память об их прошлом? Иной голос, мысли и неизбывная тяга к мужчине, кажется, застывшему сейчас у кровати на коленях.

— Кем ты стал? — догадка, тоже словно бы не ее… И принадлежащая Инди в одно и то же время.

Вопрос повис в темной тишине, как лепесток, случайно попавший в горький дикий мед и застывшей в его толще…

Ройс молчал. И очень сложно было во мраке этого безмолвия, где источником света служила лишь ее кожа из-за его прикосновения, понять, о чем он думает.

И вдруг мужчина поднялся, прекратив их соприкосновение.

— Ройс?! — она вновь потеряла все ориентиры в этой темноте.

А за окном, кажется, в самом деле прогремели уже близкие раскаты грома.

— Я вернусь. Скоро. Не выходи из комнаты. Очень прошу, любимая…

И он просто вышел до того, как она успела бы хоть что-то сказать или отреагировать, оставив ее одну в незнакомых покоях.

Хотя, может и странно, но ей показалось, что в помещении теперь стало светлее.

Глава 3

Несколько мгновений Инди просто чувствовала себя оглушенной: она осталась одна… — Где? Ей не удавалось рассмотреть даже границы этой комнаты. А ведь, наверняка, в покоях есть и другие.

Что это только что было? Куда ушел Ройс? Что ей теперь делать?

Он сказал, что вернется… Но может ли она верить этому человеку? Да и человеку ли?.. Кто он?

Все вызывало раздрай в душе, непонимание, и какое-то горячечное отчаяние из-за бездны вопросов, обрушившихся на ее рассудок.

Добавляло растерянности и ощущение горящих следов его прикосновений на коже (неужели действительно ожоги, Пресветлая?!). Было в самом деле больно и неприятно. Но не это вызывало у нее сейчас истинный дискомфорт.

Все еще не до конца разобравшись в самой себе, так и не определившись Инди она или Триша, как привыкла себя определять в последнее время, осторожно коснулась руками лица, плеч, шеи, которые Ройс так жадно целовал. Пыталась понять, насколько мучительны были ее ощущения: кожа казалась очень чувствительной и местами болезненно реагировала даже на легкое касание. Но ничего смертельного. Она порою в таверне кипятком сильнее обжигалась, когда мыла тарелки… Переживет. Да и, казалось, это жжение стихает. Потому что он ушел? Или оттого, что она — принцесса? Влияет это как-то?.. Кто бы помог разобраться.