В зависимости от производителя состав бензина, керосина и мазута сильно колеблется, никаких стандартов нет и в помине. Этим я и пользуюсь: получаю из мазута отличное минеральное масло, ну и ещё кое-что для химического производства. Оставшееся от перегонки отправляю в котельные, на обогрев, и в машинный цех, для паровиков. Это, между прочим, моё ноу-хау. После двухмесячных мучений мне удалось сделать форсунку для сжигания в паровиках нефти и нефтяных остатков, а также насосную систему к ней. Я уже и патентами на форсунку озаботился.
Нефтяные остатки как топливо очень выгодны: в Питере они при той же производительности примерно в два-три раза дешевле каменного угля и дров, а для низовий Волги и Каспийского моря и вовсе раз в пять дешевле. В Баку мазут можно и бесплатно взять, там некоторые керосиновые заводы не знают, как от него избавиться (много его, и мало кому он нужен). В связи с этим я в ближайшем будущем хочу для регионов Волги и Кавказа наладить производство паровых судовых котлов, работающих на мазуте. И путиловскому заводу это на пользу пойдёт, и волжским пароходным компаниям.
Пятого мая мы без помпы, чисто в рабочем порядке запустили первый цех спичечного завода, дальше будем постепенно наращивать производство. Но даже сейчас наш первый цех смотрится больше, чем многие спичечные фабрики в Петербургской губернии. По последним данным, в прошлом году в губернии работало восемь маленьких спичечных фабрик и персонала в них было всего сто четырнадцать рабочих. Продукции они произвели за год в общей сложности меньше чем на двадцать пять тысяч рублей, а один только наш первый цех будет выдавать тысяч на семь.
В своей работе мы собираемся ориентироваться на шведские заводы, то есть на крупные производства. Например, такие, как спичечный завод в Иенкепинге (Ionkoping), который в прошлом году произвёл семьдесят семь миллионов коробок спичек. Вот и мы за два года хотим шесть цехов отстроить, а потом оценим возможности дальнейшего расширения. Не одному Петербургу спички нужны, следующий завод придётся или в Москве или в Нижнем Новгороде ставить.
— Александр, а вам фант на новую песню.
Как-то так получилось, что за весну мы близко сошлись с баронессой Екатериной Павловной Кошелевой. До постели дело пока не дошло, но в общении наступил переломный момент: меня перестали шпынять, как мальчика, и подкалывать по любому поводу. Тешу себя надеждой, что мою персону стали воспринимать как неглупого мужчину, который, если потребуется, всегда может дать словесный отпор.
А ещё я подобрал ключик к злости кисы и, как только на меня начинался наезд, его использовал — пел очередную песню на английском. О-о-о, англичан она просто ненавидит и в такие моменты сверкает глазками будьте-нате. Да что там сверкает, она иногда ими молнии мечет. В общем, мне понравилось её так дразнить. Пару месяцев мы «бодались», и наконец она поняла простую истину: меня позлит — сама же потом злиться будет.
Финальным аккордом стал выезд компании, которую собрала баронесса, за город на пикник. Человек двадцать пять нас было, и там, на природе, какой-то француз вздумал почитать стихи на русском, при этом безбожно коверкая слова. Но читал он, правда, с воодушевлением и ещё сказал, что стихи написал вот так с ходу, вдохновившись весенней русской природой.
Не знаю уж, то ли Екатерина Павловна заметила, как я несколько раз поморщился во время пафосного чтения, то ли мой скептический вид ей не понравился; или её возмутило, что я в конце вяло в ладоши похлопал, но через пару минут меня с ехидством спросили:
— Александр, а вы можете вдохновиться весенней природой и сочинить, как месье Грегуар, хотя бы четыре строчки?
А у меня, ещё когда француз свой опус декламировал, всплыли в памяти стихи знаменитого пародиста советских времён Александра Иванова, и я уточнил:
— Именно так, как месье Грегуар?
— Да.
— Так смогу.
Встал в позу и выдал:
В худой котомк поклав ржаное хлебо,
Я ухожу туда, где птичья звон.
И вижу над собою синий небо,
Косматый облак и высокий крон.
Зеленый травк ложится под ногами,
И сам к бумаге тянется рука.
И я шепчу дрожащие губами:
«Велик могучим русский языка!»
Вспомнил я не всю пародию, но и того, что вспомнилось, хватило — смысл издёвки поняли многие. Кто-то из собравшихся улыбался, кто-то смотрел с недоумением. А вот месье Грегуар ничего не понял и первым захлопал, к нему присоединились остальные. Больше всех хлопал Никола и лыбился, паразит, во все тридцать два зуба, а Кошелева, судя по взгляду, готова была меня убить, но всё же сдержалась, два раза хлопнула в ладошки и бросила всего одно словечко: «Забавно».
После уж она немного успокоилась и подошла ко мне.
— Александр, вы хоть понимаете, что это подло?
— Нет, не понимаю. А в чём подлость?
— В том, что вы выставили месье Грегуара на посмешище.
— Тут вы заблуждаетесь: на посмешище он выставил себя сам. Вы, полагаю, не слышали, как месье Грегуар, когда мы приехали, посмеялся над французским произношением поручика Пинского и посоветовал ему ещё поучиться.
— Нет, этого я не слышала, — смутилась Екатерина Павловна.
— А там, представьте себе, чуть до дуэли дело не дошло, еле замяли конфликт. И после этого месье Грегуар имеет наглость сочинять свои вирши на паршивом русском, да ещё и читает их во всеуслышание.
Баронесса задумчиво посмотрела в сторону проштрафившегося француза и, не поворачиваясь ко мне, тихо произнесла:
— И всё же вы могли бы быть более благородным, сочиняя стихи. Не нужно следовать дурным примерам.
— Ну, признаюсь, я так и хотел поступить, но вы попросили сочинить ИМЕННО ТАК, как месье Грегуар.
Екатерина Павловна с удивлением взглянула на меня, потом до неё дошёл смысл моих слов, и она слегка покраснела, опустив глаза. Ух ты, киса покраснела! Да разве такое бывает в природе? Сколько её знаю, она не краснела ни при каких обстоятельствах, даже когда злилась, и то бледнела. Вот честно, я потрясён.
А далее она вообще убила своей фразой:
— Да, это моя вина, я высказалась неосторожно. Прошу меня простить.
Баронесса до сего момента никогда не признавала свою вину и не извинялась. Никогда и ни перед кем. По крайней мере, ни я, ни тот же Никола о таких случаях не слышали. Даже если все окружающие говорили, что она не права, Кошелеву было не переубедить.
Блин, да что же это на свете деется? Мне уже страшно становится, что дальше-то будет. Какие ещё изменения в поведении у неё могут возникнуть? Неужели киса, невзирая на присутствие окружающих, прямо сейчас упадёт в мои объятия с криком: «Я вся твоя!»?
К сожалению, подростковая фантазия, промелькнувшая тогда в моей голове, не осуществилась, но зато с того пикника у нас наладились взаимоотношения. М-да… осталось только перевести их в горизонтальную плоскость. Но тут пока подвижек нет. Ха, «уж я к ней и так и этак, со словами и без слов», а она моих намёков в упор не замечает. Однако отчаиваться, как какой-нибудь юнец, я не собираюсь, со временем возьмём и эту крепость. Всё-таки опыт в таких «баталиях» у меня имеется.
— Так, господа казаки, собрал я вас сегодня потому, что хочу сообщить приятную новость: заканчивается ваш испытательный срок и завтра вы становитесь полноправными сотрудниками охраны.
Казаки весело переглянулись и дружно гаркнули:
— Рады стараться!
— Это хорошо, что рады. Значит, служить у нас вам нравится.
На это за всех ответил Фёдор Егоров, старший из братьев:
— Так точно, командир.
— Ну что ж, тогда нам надо обсудить, кто на каких должностях служить будет.
За последние месяцы казаки полностью втянулись в жёсткий режим занятий и тренировок; как там в одном анекдоте говорится: скрипели, но терпели. Физподготовка у них и раньше на уровне была, теперь ещё лучше стала. Про навыки рукопашного и сабельного боя я вообще молчу, в этом они на голову выше бизонов. Единственное, в чём их пришлось усиленно подтягивать, — это стрельба. Тут уж постарался я, и хоть дело это не такое быстрое, бизоны казаков в стрельбе здорово опережают, но прогресс налицо.
