-- Хорошо, но раз надо кого-то выводить, значит, надо и вводить кого-то. Кого ты предлагаешь?

-- Думаю ввести Радугу, ты ведь не против?

-- Я-то не против, она женщина заслуженная, но она заместитель Главного Амаута, а тот точно будет против, он её даже с руководства обители хотел бы снять. Сперва её обвиняли в том, что она порядок не держит, мол, тайно от неё девушки шалят, хотя тут не столько она виновата, сколько другие кто попускает... Потом скандал затих. Но недавно у неё спор с Заколкой по многим важным вопросам разгорелся...

-- Не слышал об этом.

-- Это случилось, когда ты был в отъезде. Суть спора я не знаю, но знаю, что Главный Амаута хотел бы заменить её на Заколку, и между Радугой и Заколкой назначен диспут, и многое зависит от того, кто в нём победит.

-- Ладно, тут я сам разберусь. Но, скорее всего, в их споре права Радуга, а не Главный Амаута. Я знаю причину его нелюбви: Радуга работала в Службе Безопасности, до сих пор имеет с ней тесные связи, а Главный Амаута считает, что эта служба не должна следить за амаута, якобы, они все из себя такие честные и замечательные люди, что их нельзя оскорблять слежкой и подозрениями. Прямо он так не говорит, конечно, но так следует из его логики.

-- Может, оно и так, а ещё?

-- Да, и ещё я хотел бы вручить синее льяуту Золотому Подсолнуху. Хочу, чтобы он занялся газетой вместо Жёлтого Листа. Мне нужно, чтобы газета была в надёжных руках. Да, Золотой Подсолнух молод и неопытен, но со временем этот недостаток быстро испарится.

-- Теперь я понял тебя. Чтобы важное дело было в надёжных руках -- это важно. И ещё насчёт Жёлтого Листа... Он не так давно заходил в гости к моей жене... которая его племянница. Так вот, он сказал что боится, что льяуту ему не долго носить, говорил какой ты нехороший, мол, зря его обвинять склонен. Ты знаешь, я не люблю сплетни, потому обычно его не слушаю, но тут моя жена спросила его, почему тот дочь сослал в Кито. А он ответил, что у той любовная связь, которую он вынужден был разорвать. И что в случае если льяуту с него снимут, тоже хотел бы переехать в Кито. Так что мой тебе совет -- предложи ему какую-нибудь работу там. Так он и от тебя подальше будет, и при деле...

Асеро вдруг вспомнил, что такие советы ему давал Лаурус относительно Горного Льва... Увы, он не успел их выполнить. И ещё подумал об Алом Мраморе -- ну пусть не Горный Лев его убил лично, но ведь сделали это его сторонники... Нет, иногда слишком мягкие меры ведут к большой крови. Киноа -- очень мягкий человек, и Алый Мрамор был мягким человеком, не склонным к осторожности и подозрениям... И за это поплатился. Но Киноа его не поймёт.

-- Ладно, я подумаю, -- сказал Асеро вслух, -- главное, что вывести его ты согласен.

-- Да, согласен.

И в этот момент в Галерею Даров вошёл Горный Ветер.

-- Приветствую вас, -- сказал он, -- Киноа, ты не мог бы зайти ко мне завтра вечером по делу Главного Архитектора? Есть два подозреваемых, но хотелось бы уточнить их характеристики.

-- Ты уверен, что её отравили?

-- Хотелось бы ошибиться. Но, судя описанию, на внезапную болезнь это было не похоже. У меня только сомнения по поводу того, кто именно из подозреваемых виновен. Те люди, с которым она за день до болезни имела дело, или лекарь, к которому она пошла проверить здоровье. Киноа, пойми, если я не разоблачу злодея, будут неизбежно новые жертвы. И такой жертвой можешь оказаться в том числе и ты. Ну ладно, могу я сейчас прервать ваш разговор? Потому что нам с Асеро надо съездить кое-куда ненадолго.

-- В общем, мы вроде бы обсудили основное... -- сказал Киноа, -- а продолжить лучше, когда Асеро просмотрит отчёты.

-- Кстати, Горный Ветер, почему дело с архитектором разбираешь ты и на расстоянии? Разве у тебя в Кито координатора нет?

-- Теперь нет. Убили его при подозрительных обстоятельствах. Возможно, что кто-то из своих замешан. В общем, она всё правильно сделала, что ко мне обратилась. Ведь мне даже о его смерти никто не написал, только наши из Кариканчи, которым в свою очередь это удалось узнать не по официальным каналам.

Через четверть часа Асеро и Горный Ветер уже были у постели больного. Юноша выглядел очень бледным, вся голова у него была перебинтована, голос слаб, но взгляд у него был вполне осмысленный.

-- В своём письме ты не сказал самого главного, -- сказал Горный Ветер, -- кто "они", которые склоняли тебя к заговору.

-- Я не знаю этого. Я обнаружил у себя записку, где мне было сказано прийти ночью на площадь.

-- А почему ты решил послушаться, а не сказал об этом, к примеру, Кондору? -- спросил Асеро.

-- В записке было сказано, что если я расскажу об этом кому-нибудь, то я горько пожалею. И не только я один... прости государь, я не могу сказать тебе больше.

-- Ну ладно, продолжай. С этим потом разберёмся.

-- На площади меня ждал человек в плаще и капюшоне, он говорил со мной глухим голосом... Он предупредил, что на меня направлены луки, и если я посмею позвать на помощь, то меня тут же пристрелят. Сказал, что они свергнут твою власть, и если я к ним присоединюсь, то смогут взять себе из дворцовых сокровищ, на которые взираю каждый день, всё что угодно, и это будет моим. Я отказался. Тогда мне стали угрожать, что расскажут про меня нечто такое, от чего я буду опозорен и моя молодая жизнь будет загублена. Об этом же мне угрожали в записке... Я всё равно отказался. Тогда мне сказали, чтобы я не смел проболтаться о том, что видел и слышал. Я с испугу пообещал, так как боялся, что меня иначе пристрелят. Но потом всё-таки решился, что мой долг -- рассказать всё.

-- А, как ты понял, -- спросил Асеро, -- они хотят свергнуть лично меня и поставить на моё место кого-то другого, или свергнуть власть инков вообще?

-- Свергнуть инков, иначе бы не обещали мне разгромить дворец.

-- Всё-таки мне нужно знать слова этого заговорщика как можно точнее, -- сказал Горный Ветер, -- ты их помнишь?

-- Я не могу этого тебе сказать, -- сказал Золотой Шнурок, -- не могу, -- и зажмурил глаза.

-- Почему не можешь?

-- Не скажу.

-- Так нельзя, ты должен сказать, -- твёрдо заявил Горный Ветер.

-- Я и так сказал слишком много.

-- Не надо на его давить, -- ответил Асеро, -- а если я попробую угадать причину, по которой говорить не хочешь?

-- Государь, ты её всё равно не угадаешь.

-- Отчего же. Я догадываюсь, чем тебя шантажировали. У тебя есть возлюбленная, и тебя пугали неприятностями, связанным с ней.

-- Да, это так.

-- То, что они в курсе твоих сердечных дел, было для тебя крайне неприятным сюрпризом. И ты боишься, что она может пострадать от их рук, верно?

-- Верно, я не понимаю, откуда они могли узнать...

-- А вот это как раз и самое важное, -- сказал Асеро, -- я понимаю, что у тебя голова сейчас не очень варит, но давай по принципу исключения. Ты вёл дневник, которому бы поверял свои мысли?

-- Нет.

-- У тебя был какой-либо близкий и преданный друг, которому ты поверял свои чувства?

-- Нет.

-- Твоя возлюбленная о твоих чувствах знала?

-- Да, но она никакого отношения к заговорщикам иметь не может, и скорее умерла бы, чем кому-то рассказала!

-- Ладно, допустим. Но ведь у тебя есть брат, с которым вы не ладили. Если бы я знал о его проделках в отношении тебя, я бы выгнал его со службы немедленно. Муравьёв в кровать -- это же додуматься надо! Теперь скажи, твой брат знал о твоей сердечной тайне?

-- Да.

-- Ты сам ему сказал?

-- Нет, но он... он случайно увидел, как мы целовались.

-- И возревновал?

-- Нет, всё было не так, как ты думаешь, государь. Он резко поговорил со мной, испугавшись за меня. Ну, он сам так сказал. Он сказал, что я должен прекратить это... в семье он считается старшим, хотя у нас разница в полчаса, но мне всегда велели его слушаться. А мне надоело, я... я понимаю, что он не всегда прав! Ну, вот он меня за непослушание и наказал... Конечно, это было чересчур, но я всё-таки был виноват...