«...И карфагеняне, как полагают, пользуются прекрасным государственным устройством, которое во многих отношениях отличается от остальных. <…> Действительно, многие стороны государственной жизни устроены у карфагенян прекрасно. Доказательством слаженности государственного устройства служит уже то, что сам народ добровольно поддерживает существующие порядки и что там не бывало ни заслуживающих упоминания смут, ни тирании. <…> Всего же более отклоняется от аристократического строя в сторону олигархии карфагенское государственное устройство в силу вот какого убеждения, разделяемого большинством: они считают, что должностные лица должны избираться не только по признаку благородного происхождения, но и по признаку богатства, потому что необеспеченному человеку невозможно управлять хорошо и иметь для этого достаточно досуга. Но если избрание должностных лиц по признаку богатства свойственно олигархии, а по признаку добродетели — аристократии, то мы в силу этого могли бы рассматривать как третий тот вид государственного строя, в духе которого у карфагенян организованы государственные порядки; ведь они избирают должностных лиц, и притом главнейших — царей и полководцев, принимая во внимание именно эти два условия».

Отец Философии не скупится на превосходные эпитеты в адрес Карфагена, что в целом необычно для грека — может быть, Аристотель сумел абстрагироваться от традиционно неприязненного отношения эллинов к пунийцам и счел нужным похвалить их за удачные реформы? Ему нравится концепция назначаемых судей, нравится то, что олигархат дает возможность другим людям разбогатеть, что «пар народного гнева» умело выпускают с помощью предохранительного клапана — предоставления гражданам новых земель по методу Ганнона. Да и вообще карфагенская властная схема «заслуженно пользуется хорошей славой».

Полибий из Мегалополиса, через полтора столетия после Аристотеля написавший свою «Всеобщую историю» более скептичен, рассказывая о повальной коррупции в Карфагене и продаже за взятки государственных должностей, что вполне соотносится с исключительной властью олигархата. Мы не представляем каков был правовой статус «совета ста», какими он обладал полномочиями по закону — контролирующий, исполнительный или законодательный орган? Совмещение всех ветвей власти?

Или это была «корпорация» в прямом понимании термина — совет крупных предпринимателей, решавший вопросы экономического взаимодействия между различными отраслями, от сельского хозяйства, до судостроения, морской и континентальной торговли? Если так, неудивительно, что все решали деньги и в совете царило стремление к неограниченной прибыли: мы успели достаточно изучить финикийский образ мышления, чтобы понимать — первично золото, остальное можно купить...

Закончив с Африкой и достигнув максимальных пределов расширения на материке, к рубежу V-IV веков до н.э. Карфаген вновь переносит внимание на острова Средиземного моря, с переменным успехом ввязываясь в бесконечные конфликты между сицилийскими греками. Чуть позже пунийцы начинают наступление в Иберии — теперь Новый Город заинтересовала юго-восточная часть Пиренейского полуострова, которая и была без особых затруднений покорена.

В IV веке заключаются сразу два договора с Римом (в 348 и 306 гг. до н.э соответственно), носящие вполне мирный характер — разграничивались сферы интересов и подтверждались пункты первого соглашения. Римлянам нельзя плавать дальше Прекрасного мыса и вообще заглядывать в Иберию, торговать и основывать города в Ливии и на Сардинии, зато Сицилия для Рима остается зоной свободной беспошлинной торговли, как и Вечный город для карфагенян.

В договоре 306 года до н.э. применительно к римлянам используются формулировки «возбраняется приставать к берегам», «если будет занесен бурею» и прочие пункты, свидетельствующие о том, что ранее насквозь «сухопутные» обитатели Лация начали осторожно осваивать море. Пока молодой римский флот ни малейшей угрозы для Карфагена не представлял, но в число запретных для посещения областей (против первого договора) уже входит Африканское побережье.

Тем временем в Элладе, в Передней Азии и в Финикии происходило нечто настолько невероятное и выходящее за пределы понимания, что все эпические завоевания персов с их предшественниками меркли перед новой силой, пришедшей с Балкан.

Из Македонии.

* * *

До определенного момента Финикия жила под могучим крылышком державы Ахеменидов вполне сыто и безмятежно, чему способствовали единые правила игры на рынках от Черного моря до Индии, внушительный карфагенский экспорт «элитных товаров», проходивших в основном через Тир, и сравнительная стабильность империи в период с 550 по 404 гг. до н.э.

Идиллия закончилась, когда египетский аристократ Амиртей поднял восстание, освободил от персидского владычества Нижний Египет и провозгласил себя фараоном. Древнейшее царство средиземноморского мира вернуло себе независимость, пускай и ненадолго.

При всем пиетете, который финикийцы издавна испытывали к Египту, в Тире и Сидоне поглядывали на события в дельте Нила с немалой долей опасения и сомнения. Персия, конечно, изрядно ослабла со времен Кира Великого и Дария, погрязла в междоусобицах и нескончаемой грызне с греками, но оставалась великой державой, которая непременно захочет вернуть утраченное достояние — Египет слишком ценный актив, для того, чтобы о нем забыть!

Какой дорогой пойдет персидское войско? Верно, одной-единственной — через Палестину и Финикию. Кому снабжать армию царя и оплачивать текущие расходы? Правильно, богатеньким финикиянам! Справедливости ради надо сказать, что персы будут покультурнее совсем уж озверелых ассирийцев, но и они из невинного солдатского озорства непременно что-нибудь да подпалят и примутся задирать юбки всем особам женского пола, оказавшихся в поле зрения! Сплошные убытки и отрицательный баланс!

Подозрения финикийцев оправдались с избытком. Шестьдесят лет подряд персидские цари пытались отвоевать Египет, организовав пять больших походов — все, кроме последнего, были неудачными. Фараоны XXX династии, — последней истинно египетской, — отчаянно сопротивлялись, привлекали на свою сторону греческих наемников и даже пытались перейти в контрнаступление ненадолго захватив Палестину и Сирию в 365 г. до н.э. и снова откатившись назад...

В 349 году до н.э. в Сидоне и финикийском Триполисе, находившемся между древними городами Библ и Арвад поднимается мятеж — центром восстания против Ахеменидов становится именно Сидон, восстановленный из руин при Камбисе в противовес своенравному Тиру. Причиной называется «высокомерие персов», но чтобы довести терпеливых финикиян до открытого бунта требовались куда более веские основания. Как раз в прошлом году царь Артаксеркс III решил попытать счастья и устроил очередную, уже четвертую с начала века, военную экспедицию против египтян. Был бит, отступил с большими потерями и ущербом для репутации.

Царь персов Артаксеркс III.

Исократ Афинский, знаменитый ритор и, как сказали бы в наши времена, политолог, в речи к владыке Македонии Филиппу II, утверждает:

«...Египет отпал еще при его [Артаксеркса]отце; тем не менее египтяне боялись, как бы царь, сам выступив когда-нибудь поход, не преодолел трудностей, связанных с переходом через реку и всей прочей оборонительной подготовкой. А теперь этот царь избавил их от такого страха. Собрав самое большое, какое он только мог, войско и отправившись против них в поход, он вернулся оттуда не только побежденный, но и осмеянный всеми, недостойный, по общему мнению, быть ни царем, ни полководцем. Кипр, Финикия, Киликия и соседние с ними страны, откуда персы получали флот, принадлежали тогда царю; но теперь одни отпали, другие находятся в состоянии войны и переживают такие бедствия, что царю от этих народов нет никакой выгоды».