— Вот оно, проклятье! Оно все еще тяготеет над страной Кемет и его народом! Фараон лежит мертвый, он умер, а на его теле нет ни одной раны, но я знаю, почему он умер, его извела своим колдовством та, кого мужчины называют Хатор. О господин мой, мой царственный супруг! — Мериамун опустилась на колени и положила руку ему на сердце. — Клянусь твоим мертвым сердцем, я отомщу убийце. Поднимите его. Поднимите бренные останки того, кто был величайшим из правителей. Заверните его в погребальные пелены и положите на колени Осириса в храме Осириса. Потом идите на улицы и возгласите по всему городу, что царица приказывает всем женщинам Таниса, у кого самозванка Хатор убила своим колдовством сына, мужа, брата, отца, жениха, возлюбленного, кто погиб от казней, насланных ею на страну Кемет или сражаясь с апура, которых она вынудила бежать из Кемета, — царица приказываем всем им собраться на закате перед храмом Осириса и предстать пред ликом бога и великого фараона, воссиявшего в Осирисе.

Слуги обвили Менепта-Осириса погребальными пеленами, отнесли в храм и положили на колени статуи Осириса, где ему предстояло покоиться весь нынешний день и грядущую за ним ночь. А глашатаи вышли на улицы Таниса и стали призывать женщин прийти на закате к храму Осириса. Мериамун же разослала две тысячи рабов группами по десять и двадцать человек собрать все дрова, какие найдутся в городе, всё масло и всю смолу, связать несколько сотен снопов тростника, каким кроют крыши, и сложить всё во дворе рядом с храмом Хатор. Работа кипела весь день, а женщины ходили по улицам и причитали, оплакивая смерть фараона.

Спеша вернуться в Танис, жрец Реи загнал своего верблюда, пришлось ему идти дальше пешком. Достиг он ворот Таниса только к вечеру, едва держась на ногах от усталости. Услышав причитания женщин, он спросил прохожего, что за новое бедствие обрушилось на Кемет, и услышал в ответ, что умер фараон. Реи сразу понял, от чьей руки фараон принял смерть, и сердце его исполнилось печалью, потому что та, кому он служил и кого любил, Мериамун, дитя Луны, — убийца. Он сразу решил, что пойдет к царице во дворец и разоблачит перед всеми ее преступление, а потом примет смерть, но услышав, что Мериамун созывает всех женщин Таниса к храму Осириса и что она сама туда придет, передумал — нет, он поступит по-другому. Пришел в дом, где скрывался от гнева Мериамун, подкрепился едой и вином, сбросил с себя нищенские лохмотья и надел чистую одежду, а поверх накинул покрывало, какие носят старые женщины, — он услышал от глашатаев, что в храм не пропустят ни одного мужчину. День уже клонился к закату, небо на западе окрасилось в красный цвет, и Реи вышел на улицу и смешался с толпой женщин, спешивших к воротам храма.

— Кто же убил фараона? — раздавались голоса в толпе. — Почему царица созывает нас и о чем хочет поведать?

— Фараона убила эта злобная колдунья, самозванка Хатор, — говорил другой голос, — царица созывает нас, чтобы мы все решили, как от нее избавиться.

— Не говорите об этой проклятой колдунье, — негодовал третий. — Она своими чарами погубила моего мужа и моего брата, а сын умер, когда она наслала смерть на всех первенцев Кемета. Если бы ее на моих глазах разорвали на части, я была бы счастлива перейти в царство Осириса!

— Некоторые говорят, что не Хатор наслала мор и казни на Кемет, а боги апура, а есть такие, кто считает, будто фараона убила сама царица, собственными руками, потому что полюбила великого воина Скитальца, который приплыл к нам недавно.

— Да как у тебя язык поворачивается говорить такое! Разве может царица любить негодяя, который хотел ее обесчестить?!

— Еще как может! Может быть, он вовсе и не пытался ее обесчестить, может быть, она сама его соблазнила, она ведь женщина. Да такое на каждом шагу случается. Я давно живу на свете, много чего повидала на своем веку.

— Да, конечно, ты старуха, и у тебя нет ни сына, ни мужа, ни отца, ни любовника, ни брата. Ты никого не потеряла из любимых и дорогих людей по злой воле Хатор. Не смей клеветать на нашу царицу, не то мы вырвем твой лживый гнусный язык!

— Перестаньте ссориться! Мы уже у ворот храма. Клянусь Исидой, в жизни не видела такую огромную толпу женщин без единого мужчины, до чего же унылое зрелище… Да проходите же, двигайтесь вперед, а то нам места не хватит… Не бойся, солдат, мы тут все женщины, не сомневайся, нам не надо обнажать перед тобой грудь, ты лучше посмотри на наши глаза, они ослепли от слез по умершим… Проходите, живее!

Они прошли мимо стражей и вошли в ворота храма, Реи вместе с ними, никто не обратил на него внимания. Храм был уже плотно забит собравшимися женщинами. День еще не совсем погас, но всюду были зажжены факелы, чтобы осветить сумрачный зал храма, и в их свете Реи увидел, что завеса перед святилищем задернута. В зале уже было не повернуться, так он был набит людьми. Двери закрыли и заперли, и из-за завесы раздался громкий голос:

— Внемлите мне!

Огромная толпа смолкла. Пляшущее пламя факелов освещало неверным светом поднятые вверх лица, белые, точно морская пена. Завеса святилища Осириса медленно раздвинулась, и все увидели горящий на алтаре огонь. Он осветил стоявших впереди женщин и каменную статую Осириса. На коленях Осириса полулежал мертвый фараон Менепта, его голова покоилась на груди бога. Тело фараона было обвито погребальными пеленами, как и тело каменного Осириса, в руки бога были вложены скипетр, посох и бич. Холодна и неподвижна была статуя бога — холодно и неподвижно тело фараона, лежащее у него на коленях; холодно и страшно было лицо Осириса — холодно и страшно было лицо Менепта, ставшего Осирисом.

Перед статуей, чуть сбоку, стоял трон из черного мрамора, на нем сидела царица Мериамун. Она была ослепительно прекрасна в парадном одеянии цариц Кемета, в двойной золотой короне Верхнего и Нижнего Египта с двумя уреями, в руке у нее был хрустальный ключ жизни, из-под пурпурной мантии сверкали глаза змеи, опоясывающей ее талию. Она застыла, словно изваяние, и не произносила ни слова, а женщины в храме дивились ее царственной красоте и содрогались от ужаса, глядя на мертвого фараона. Наконец она заговорила, тихо, почти шепотом, но каждое ее слово было ясно слышно даже в дальних углах храма.

— Женщины Таниса, я, царица, обращаюсь к вам. Пусть каждая из вас посмотрит в лицо всем, кто стоит с вами рядом, и если кто-то обнаружит среди собравшихся здесь мужчину, выволоките его из храма и разорвите на части. Нельзя допустить, чтобы о нашем замысле узнал хоть один мужчина, ибо он, увлекаемый своим безумием, непременно нас выдаст.

Женщины стали внимательно вглядываться друг в дружку, а та, что стояла рядом с Реи, стала так упорно его разглядывать, что он уже был готов проститься с жизнью, однако отодвинулся в тень и впился в нее таким подозрительным взглядом, будто сомневался, что она и в самом деле женщина, однако не сказал ни слова. Наконец все друг дружку оглядели, и когда выяснилось, что среди них нет ни одного мужчины, царица Мериамун снова обратилась к толпе.

— Слушайте меня, женщины Таниса, слушайте вашу сестру и царицу. Бедствие за бедствием обрушиваются на великий Кемет. Казнь за казнью опустошают древнюю страну. Наши первенцы умерли, наши рабы ограбили нас и бежали в пустыню, наше войско поглотили волны Чермного моря, варвары наступают на нас по берегам Сихора и уничтожают всё, как саранча. Разве это не правда, женщины Таниса?

— Правда, царица, правда! — единодушно закричала толпа.

— В стране Кемет воцарилось зло. Здесь поселилась богиня-самозванка и губит страну своим колдовством. Уже сколько времени мужчины ходят день за днем любоваться ее красотой, которая сводит их с ума, а потом их убивают ее прислужники-призраки. Она отнимает мужа у любящей его жены, возлюбленного у невесты, рабы убегают от своих хозяев, чтобы умереть у ее порога, жрецы бросают свои алтари и приносят себя в жертву ей — да, даже жрецы Исиды отрекаются от своей богини! Все сходят с ума от ее ведьминской красоты, всем она является в разных обличьях и всем она дарит одно — смерть! Разве это не правда, о женщины Таниса?