Игорь Кириллович, держа тяжелый «глок» в руке, вышел из-за стола.
– Ты чего это, сявка? – спросил он грозно. – Ты меня пугать еще будешь? А если я вот тебя прямо сейчас…
– Ай, брось ты, не смеши! – без страха сказал Кент. – Ты лучше о жене подумай, или кто там у тебя? О девочках своих. Вот эту целочку, что под дверью сидит, не жалко будет в случае чего отдать ребятам на групповуху, а? Я-то сам не по этой части, не по бабам… Хотя на такую конфетку и у меня, наверно, встал бы.
– Ага, встанет, – кивнул Грант. – Я вот тебя шлепну сейчас, и подохнешь со стоячим.
– Ничего, значит, не боишься? – насмешливо спросил Кент. – А выглянуть в таком разе не хочешь? – И он широко распахнул дверь кабинета, показав хозяину внутренность «предбанника» и у дальней стенки – сидящую на стуле бледную, как бумага, Лену, по обе стороны которой напряженно стояли двое приведенных Кентом зверовидных амбалов с топырящимися полами пиджаков. – Ну, убедился, что есть чего бояться?
– Убедился, – сквозь зубы сказал Игорь Кириллович, мучительно думая – убрать пистолет или все же оставить его на виду. Мысли работали лихорадочно: да, неприятностей у него может быть очень много, тем более что он теперь знает про наркотики, то есть то, чего лишнему человеку знать совершенно ни к чему. Но все равно, если рассудить здраво, согласись он, уступи – и неприятностей у него может стать во много раз больше. – Значит, так, – сказал он гостю. – С тобой мы прощаемся, думаю, навсегда. А Никону передай: предложение ваше я не принимаю – себе дороже. А насчет чего другого всегда буду рад ему подсобить, если, конечно, смогу.
– Ах, огромное вам гран-мерси, – придурочно сказал Кент, задом выползая из двери и непрерывно кланяясь. А выползя, сменил тон: – Смотри, командир, пожалеешь еще. Я буду не я, если не заделаю тебе козу… вместо укропа…
Игорь Кириллович, держа взведенный пистолет в кармане, вышел за ним следом, но все сразу кончилось – и Кента, и его подручных тут же простыл и след. Только Лена, неестественно бледная и, чувствовалось, близкая к истерике, все так же сидела на прежнем месте, словно боясь пошевельнуться.
– Все, все, Лена, – сказал он, гладя ее как маленькую по голове. – Все уже позади. – Он прошел было мимо, торопясь узнать, что же все-таки случилось с охраной, но Лена судорожно вцепилась в его руку.
– Какие страшные, – шепотом сказала она и даже всхлипнула. – Кто это, Игорь Кириллович?
– Да так… не забивай себе голову… Один… предприниматель из новых русских с телохранителями…
Свою же охрану, вернее обоих охранников, стоявших в тот день на входе, он нашел «отключенными», связанными и запертыми с залепленными ртами в туалетной комнате. Ладно хоть без мокрухи обошлись, подумал Игорь Кириллович.
Приведенные в чувство охранники долго не могли прийти в себя и рассказать что-нибудь толком. Поведали только, что незнакомцы вошли балагуря – дескать, такую солидную фирму они как раз и искали и, едва начав разговор по делу, прыснули им чем-то в лицо, а что было дальше – оба не помнили совсем. Похоже, весь расчет у налетчиков был на фактор неожиданности, и он полностью оправдался, хотя охранники Игоря Кирилловича были людьми весьма опытными и профессиональными…
Несмотря на такое их с Кентом расставание, Игорю Кирилловичу потом пришлось еще не один раз встречаться с этим поганцем. Сначала опять пришла малява от Никона вроде как с извинениями за то, что они с его человеком «не поняли друг друга». Насчет наркотиков было сказано так: не хочешь, мол, и не надо, мы же тебе пока просто предложили; и в этой же маляве Никон попросил его снова принять нашкодившего Кента – тот, дескать, вину свою чувствует, и будет хорошо, если они станут работать вместе. Вот так и пришлось Игорю Кирилловичу, стараясь прятать подлинные чувства и делая вид, что он не замечает, какими становятся глаза у Леночки, принимать этого самого Кента, чтобы он сдох, и мало того – иметь с ним дела. Однако разговор о наркотиках если и возобновлялся, то как-то так, вскользь: не надумал, мол, еще? Смотри, пожалеешь…
Самое же удивительное, что, возникая потом у Игоря Кирилловича, Кент вел себя так, словно и не было того, первого явления с нейтрализацией охраны, словно и не пришлось Игорю Кирилловичу вытаскивать свой надежно припрятанный пистолет. Словом, так, будто ничего между ними и не было.
Ну и, понятное дело, Игорь Кириллович о нападении на свой офис никому сообщать не стал, да и особых мер никаких не предпринимал, если не считать некоторого усиления охраны на входе. Хотя, похоже, от этого Кент словно почувствовал свою безнаказанность и окончательно поверил в то, что никакой Грант не законник, что он – обычный московский лох, которому Никон в свое время по какой-то ошибке дал слишком много власти. Ну что ж, бывают промашки и у самых великих людей. А дела с наркотиками у Кента шли, и похоже успешно, потому что он все больше и больше входил в силу, обзаводился новыми бойцами. И, становясь полновластным лидером солнцевской группировки, Кент одновременно все больше наглел по отношению к Игорю Кирилловичу. У Разумовского не раз даже возникало ощущение, что Кент не прочь подмять его под себя. Словом, назревала серьезная, даже чересчур серьезная разборка, которой Игорь Кириллович так долго старался избежать – ведь этот придурок Кент был посланником, представителем самого Никона, и поднять руку на него – значило бы поднять ее и на самого Никона. И это напряжение все копилось и копилось – до того самого момента, как Кент снова заявился к нему недавно – на этот раз как к смотрящему, которому подчинялась и его собственная, Кента, территория, равно как и прилегающие.
– Братва послала, – сказал Кент, вальяжно раскидываясь в гостевом кресле. – Они ж не знают, кто ты на самом деле… Короче, там пацанов развести бы надо. Сошлись две хевры из-за привокзального рынка. Целая война, гад буду. Трупаков уже штук двадцать, чувствуешь? Вот меня и послали за смотрящим. За тобой то есть.
Игорь Кириллович враждующие группировки развел без проблем – авторитет у него все еще был, несмотря на усилия Кента. И развел, и посидел, как положено, на импровизированном банкете в «подшефном» одной из группировок загородном ресторане «Русич». И тут, на банкете, Кент, подогретый алкоголем, снова прилип к нему. Подсел, будто по делу, зашептал, горячечно дыша в самое ухо:
– А все же не наш ты, чужой…
На что Игорь Кириллович, решительно отодвинув его от себя, сообщил, что даже рад, что он не «их», потому как с такой паскудой, как Кент, он не хотел бы даже нужду на одном поле справлять…Чем вызвал у Кента пьяный прилив злобной радости.
– Слушай, а давай стыкнемся, а? – вдруг предложил Кент. – Как мужик с мужиком? Хошь на ножах, хошь так, голыми руками. А? Ты и я – и никого больше. Кто победит, – тот и прав. Ну как?
Хоть и убийца был Кент, а не знал он, что предлагает Игорю Кирилловичу. Уж что-что, а науку драться на ножах он после Афгана мог бы преподавать в учебных заведениях, в том числе и лагерных, так что ни на ножах, ни врукопашную схватываться с ним Кенту конечно же просто не стоило бы. Но слово уже вылетело, и теперь Кента ничто бы не смогло остановить. Тем более что Кент был из породы лагерных психов, жаль, что Игорь Кириллович понял это далеко не сразу, во время одной из разборок, которой сам был свидетелем. Понял, когда увидел, как у Кента, только что нормального, спокойного, вдруг побелели глаза, а сам он весь затрясся от ярости, впадая в безумный транс. Сухой, жилистый, неестественно побледневший, он стал страшен, покрывшись вдруг своими вздутыми венами. Таких по зонам обычно зовут припадочными и нередко их опасаются даже самые проверенные бойцы – для такого психа убить человека – что таракана придавить. Но Игорю Кирилловичу он был не страшен. Во-первых, теперь он уже знал об этой особенности Кента, а, как говорится, предупрежден – значит, защищен. Во-вторых, Кент был слишком легок для настоящей схватки: сплошное теловычитание вместо телосложения. Так что если, не обращая внимания на его припадочную ярость, поймать Кента на кулак – угадать в сплетение ли, в подбородок, – он, конечно, отключится, и все разом будет кончено.
