– Слушайте, – внушал Игорю Кирилловичу этот «психолог». – Вы ведь наш, можно сказать, человек, проверенный. Вам грозит до десяти лет строгого режима, неужели вам это нужно? Я думаю, при определенных условиях государство могло бы вас простить. Ну оступились, ну случайно ввязались в спекуляцию, вообще занялись не своим делом. Согласитесь, не наше, не солдатское это дело – коммерция. Случайно ведь, я не ошибаюсь? Мы пойдем вам навстречу, помня о ваших боевых заслугах и учитывая ваше искреннее раскаяние. Но и вы должны нам помочь.
– В стукачи, что ли, записать меня хотите?
– Господь с вами, Игорь Кириллович, какие стукачи. Предложение наше заключается вот в чем. Мы направим вас, как человека нам не чужого, в центральный аппарат МВД. С нашими рекомендациями. Окажете посильную помощь милиции, ну а нам будете время от времени сообщать, что там у них, в аппарате, делается…
– Значит, все-таки в осведомители предлагаете пойти… Позвольте, а что это значит – посильная помощь? То есть, если я правильно понимаю, платить мне никто ни за что не будет, а службу я нести буду должен, да еще и радоваться, что вы меня не посадили, так?
– Да вовсе все не так! Будете заниматься своими делами, своим любимым бизнесом. Но только, конечно, не так, как раньше… чтобы у нас больше не было поводов, а время от времени…
– …Время от времени делать то, чего пожелает левая нога какого-нибудь милицейского чина, так?
Следователь пристально посмотрел на него своими умными глазами и вздохнул:
– Вообще-то вам сейчас не до жира, что называется… Впрочем, смотрите сами… Выбор пока еще за вами…
Грант долго в тот день не мог уснуть, лежал на нарах, смотрел в потолок, вздыхал. Сосед по камере, пожилой правозащитник Иван Иванович, не выдержал:
– Расскажите, Игорь, не мучьте собственную душу. Боитесь меня – расскажите только то, что можете. Уверяю вас, легче станет. Я так понимаю: вы еще неопытны во всех этих делах, но должен вас предупредить, если вы еще не поняли: здешние следователи – чистые змеи, перехитрят любого… если, конечно, у человека нет опыта. Я правильно понимаю по вашим вздохам, что вам уже предложили что-то в обмен на сотрудничество. Так?
Игорь Кириллович посмотрел на соседа с удивленным уважением.
– Так. Мол, если я соглашусь с ними сотрудничать – получу срок условно. Дескать, ни тюрьмы, ни тебе лагеря, выйдешь на волю, займешься как ни в чем не бывало своими делами, а время от времени…
– Э, батенька, это ж классическая схема… Только не вбивайте себе в голову, что все будет так, как они обещают или как вам хотелось бы. Представьте все по самому худшему варианту: и срок получите, и в кабалу от них попадете, и сами себе противны будете. Имейте в виду, даже у уголовников стукач, ссучившийся человек, как они это называют, – это самая низкая степень человеческого падения. Ниже – только опущенные. Вам это надо? Вы готовы на это?
– Ну а если согласиться и врать им что-нибудь время от времени… Неужели нельзя?
– Да ведь они же не дураки, как вы сами могли убедиться! Во-первых, забудьте про это «время от времени» – сколько им надо, столько вам и придется с ними общаться, никто вас и спрашивать не будет. Во-вторых, не обольщайтесь – «соврать что-нибудь» у вас тоже вряд ли получится, смею вас заверить. Им нужна будет конкретная информация, по конкретным поводам, конкретным людям. А ну как по вашим наводкам начнут действовать – сажать или, того хуже, убивать «при попытке к бегству»? А такое ведь происходит сплошь и рядом, только об этом не пишут, не показывают по телевидению. Но самое главное – раз сунув голову в эту петлю, вы из нее уже не вылезете до самой смерти. Мы вам помогли, скажут они в случае чего. Помогли! Вы обещали за это быть благодарным? Обещали. Ну так и извольте, если не хотите снова попасть под следствие… У них ведь как? Был бы человек, а причина дать срок всегда найдется…
Они говорили вполголоса, едва не соприкасаясь головами, но на следующий день, в комнате для допросов, следователь включил ему магнитофонную запись их разговора, сделанную очень хорошо и чисто – стало быть, где-то в камере был «клоп». Может быть, даже на Иване Ивановиче – сейчас Игорь Кириллович ничему бы не удивился. А может, подслушивающее устройство было заранее там установлено. Значения в конечном счете это не имело.
– Ваш сокамерник изложил вам все верно, но не учел одного: вы не в обычной уголовной тюрьме, вы в Лефортове, и все дела у нас тут носят характер скорее политический, нежели криминальный.
– Ну и что? Пришьете мне за отказ пятьдесят восьмую статью? Так ее давно уже нету…
– Этой нет – найдется другая. Но я вообще-то не о том. Мы предлагаем вам как бывшему человеку системы помочь родным органам. Если мы с вами придем сейчас к согласию, то вас завтра же освободят под наши гарантии. Освободят из-под стражи, а дело передадут с нашими рекомендациями в общее уголовное производство, и тут, заметьте, за вами не будет почти никаких нарушений закона, поскольку несколько новых указов президента Ельцина об обороте иностранной валюты как бы дезавуировали статьи действующего УК РСФСР… А дальше мы вам поможем внедриться в аппарат МВД…
– Да как, как?! – не выдержал Игорь Кириллович.
– А это уж наша проблема… И вся ваша обязанность будет заключаться в том, чтобы информировать нас, ФСБ, о подноготной, об изнанке того, что происходит в аппарате этой организации. Не буду скрывать, мы чрезвычайно нуждаемся в такой информации – в силу определенных обстоятельств после событий нынешнего, 91 года мы действуем как разобщенные организации и зачастую такая неподконтрольность МВД идет во вред законопорядку. Вы видите, я стараюсь ничего от вас не скрывать. А в обмен мы закрываем все претензии к вам по статье о валютных спекуляциях и вы отделываетесь легким испугом. Ну, как вам такая перспектива?
Игорь Кириллович был растерян. Звучало все очень убедительно. И потом, одно дело «стучать» на конкретных людей, и совсем другое – пакостить продажным ментам. Да почему, собственно, и нет? Цена-то вон какая – его судьба, его жизнь!
– А еще подумать разрешите? – спросил наконец он.
– Разрешаю, если совсем недолго. До десяти завтрашнего дня уложитесь?
– Уложусь, – буркнул Разумовский, уже думая о том, должен ли он сегодня делиться новостями с Иваном Ивановичем. А какой, вообще говоря, в этом смысл, если, может, даже тот «клоп», который все пишет, как раз находится на нем самом? И вообще, жить-то дальше не Ивану Ивановичу, а ему, Игорю Разумовскому. Будет держаться за принцип, как тот советует, и выйдет через десять лет из лагеря больным стариком, легочником, импотентом. Надо это ему?
На следующий день он дал следователю согласие.
Но попал он не на волю, как сулил ему лефортовский следователь, попал он в Бутырку, поначалу в камеру на четырнадцать человек, в которую было напихано двадцать восемь (в других, говорили ему, еще хуже, в три смены шконками пользуются)… Вот уж где можно было без проблем и туберкулез, и вшей, и чесотку, а то и какой-нибудь спид подхватить… Здешний следователь был не так тонок, как лефортовский, разговаривал грубо, то и дело покрикивал, то и дело обещал в случае чего оставить здесь, в СИЗО, еще годика на два – на три – видимо, тот, лефортовский, и здешний еще не успели договориться между собой. Но довольно быстро все стало на свои места. Его выпустили, обязав, поскольку он освобожден условно и, судя по всему, приговорен будет к условному сроку тоже, являться регулярно в городское управление МВД к некоему майору Гуськову. Вот так они и познакомились.
Этот Гуськов тогда только недавно перебрался в столицу, еще осваивался. Так вот, сразу взяв быка за рога, Гуськов первым делом сообщил ему, едва ли не слово в слово повторив то, о чем он сам думал тогда на нарах – как будто прочел его мысли:
поскольку он, Разумовский, человек теперь свой, то и будет он использован как мелкий милицейский чин для особых поручений;
