— Сэр, — возмутился Брейсуейт, — сэр, я не думал...

— Великолепно, — произнес я зловеще. — Мы будем упрямиться. А, Дотти?

Она заколебалась, затем она вызывающе вскинула голову, что мне болезненно напомнило Антуанетту Вайль, живую — девочку, вмешавшуюся в события, которые оказались выше ее разумения. Дотти бросила обвиняющий взгляд на Брейсуейта, внешне выражая ему порицание за оскорбление. Она расстегнула свой халат, выскользнула из него и передала мне. На ней была надета прекрасная нейлоновая комбинация, которую она сняла через голову и передала мне вслед за халатом. Оставшаяся на ней одежда ничего значительного не представляла. Все оставшееся на стоило снимать, кроме, может быть, грубых, белого цвета туфель.

Она начала расстегивать лифчик, очень непринужденно и даже, я бы сказал, провокационно. Это даже начинало нравиться ей самой — я заметил — каким-то плохим отрешенным образом, она принимала это, как должное, стоя здесь почти голая, что каждый смотрел на нее или пытался не смотреть. Лифчик не представлял собой ничего существенного и под ним ничего не содержалось, кроме самой Дотти. Я кашлянул.

— Это не обязательно, — произнес я, — снимите только обувь и потрясите ей.... Хорошо. Прошу прощения, мисс Даден. Когда мы выберемся отсюда, можете дать мне пощечину. Мистер Брейсуейт, теперь ваша очередь.

Он весь покраснел и с трудом удерживался, что бы не посмотреть на красивую маленькую девушку, стоявшую рядом с ним. Очень спокойная и владеющая собой, даже немного улыбаясь, она начала одеваться, несколько небрежно, будто находилась в своей собственной квартире. Можно было подумать, что ни одного мужчины не находилось рядом с ней в радиусе мили; конечно ни одного молодого мужчины, из своей компании, чтобы прибегать к старомодному выражению, как в самом начале.

— Мистер Брейсуейт, — повторил я.

— Что, сэр?

— Да, да, сэр! — Повторил я.

— Твоя очередь, Джекки. — Дотти усмехнулась. — Снимай все, милый. Позволь девочкам полюбоваться на тебя.

— Сэр, неужели вы думаете, что я... — он посмотрел на нее, потом на меня. — Вы не можете подозревать меня!...

— Юноша, — сказал я, — вы оказываете временную помощь. Вы не проходили специальной подготовки. К моему сведению, вы не проходили подготовки. Вас взяли прямо с улицы, чтобы оказать временную помощь. Почему вы решили покинуть морскую авиацию, чтобы работать на нас? Да, я подозреваю вас. Кто-то в этом помещении ввел инъекцию Муни Почему бы и не вы?

Я произвел жест пистолетом. Он очень быстро разделся. Он был очень красиво сложен, этот парень, стройный и загорелый. Дотти изумленно уставилась на него, присвистнула от восхищения, чтобы помучить его. Мне хотелось знать, продолжал ли он думать о ней, как о неземном существе. Сознаюсь, ее мораль нисколько не интересовала меня и в целом, я находил ее поведение более убедительным, чем если бы она разыграла святую невинность. Кроме всего прочего, она была образованной медсестрой, а королева Виктория уже давно умерла.

Иглы в вещах Брейсуейта не оказалось. Я бросил вещи ему обратно и тяжело вздохнул. Мы много смеялись, мы видели два обнаженных молодых тела и уже надолго задержались здесь. Я повернулся к Оливии.

— Да, доктор, да, теперь твоя очередь.

Оливия окоченело посмотрела на меня. Она много потеряла своей губной помады за этот вечер. Она выглядела обычно, старомодно, как та женщина, которую я встретил на авианосце, несколько дней назад. Она отступила к той границе, с которой начала. Все было так, как если бы ничего не случилось с тех пор между нами — почти, но не совсем так.

В ее глазах светилась память. И в ней отмечался тот факт, что она, как и я, она казалась старше тех двух, что были с нами. Я попросил ее отбросить ее взрослое достоинство, вместе с ее вещами, в присутствии этиз двух, относительно молодых людей, одного из которых у ее имелась причина ненавидеть.

— У меня нет этого, Поль, — сказала она сквозь зубы. — Ты абсурден. Зачем мне убивать Гарольда?

— Я думаю причина существует! — Рассмеялась Дотти.

— Прекрати, — сказал я ей, а потом Оливии, — Может Муни был убит и не для того, чтобы заставить его замолчать. Может ты увидела шанс, чтобы отомстить ему. Ты, доктор, и не знаешь, как пользоваться иглой и может, ты, даже не можешь отличить инъекцию которая смертельна, и которая — нет, по запаху, вкусу или еще по чему-нибудь. Может убийство совсем не имеет ничего общего с моим делом, но я должен знать, кто это сделал.

— Ну, конечно, не я! — воскликнула она с жаром, — тебе надо верить мне...

— Может этот весь медицинский персонал, между тобой и Муни, просто камуфляж и существуют вещи, о которых я ничего не знаю. — Сказал я. — Ты однажды намекала на что-то, что-то загадочное. Ладно, отбросим, к чертям, все догадки. Ты сказала мне, доктор, что Кроче мертв. Это означает, что ты осматривала его. Ты, так же, пригласила взглянуть на Муни и мисс Даден. От Кроче к Муни перешла игла. Где она?

— Я уже сказала, что ее у меня нет. Нет! Тебе понятно?

— Жаль. Очень жаль. Значит тебе следует доказать это по примеру остальных.

— Я не собираюсь раздеваться для тебя, Поль. — Произнесла она очень спокойно. — Тебе придется... применить силу.

— Я могу и это. Но зачем прибегать к грубости, если вам нечего прятать? Ты доктор. До этого ты была студенткой. Что такое секретное есть в человеческом теле? Мне нужна игла с инъекцией, доктор. А не твое обнаженное тело. В, противном случае, я хочу убедиться, что у тебя ее нет. Поможет ли мне, если я скажу "пожалуйста"?

Она отрицательно покачала головой. Она смотрела на меня прямо, ожидая моих действий. Странный приступ паники читался в ее глазах и я вспомнил, что хотя мне разрешалось заниматься с ней любовью, мне не разрешалось смотреть на нее голую: она не снимала комбинации или же просила переодеться в какое-нибудь ночное одеяние. Может это и составляло ее тайну, вот она доктор, а вот она и не доктор. Может в этом все и заключалось. Или может она что-то прятала. Но, так или иначе, есть только один путь, чтобы все выяснить.

Я сделал хромающий шаг по направлению к ней. Оливия ждала не двигаясь, но когда я протянул к ней руку, чтобы снять платье, — в одной руке я продолжал сжимать пистолет, — она глубоко вздохнула и ухватила меня за запястье.

— Нет! — Простонала она. — Поль, не надо! Пожалуйста! У меня нет ничего. Клянусь! Ты не должен... — она заколебалась и посмотрела мне в глаза, — тебе не следует этого проделывать тут со мной!

Я посмотрел на остальных. Они смотрели на нас не отрываясь.

— Ты должна сделать это, хотя бы так, как сможешь. — Сказал я хрипло.

— Да, — с яростью произнесла она, — ты хочешь устыдить меня не найдя того, что ищешь. Я надеюсь, ты запомнишь на всю оставшуюся жизнь, что я сказала тебе. Клянусь тебе, у меня ее нет!

— Я запомню, — пообещал я. Я стряхнул ее руки и снова потянулся к воротнику ее платья. Я видел, как ужас изобразился на ее лице.

— Подожди! — задыхаясь произнесла она. — Хорошо, я сделаю это. — Она заколебалась, — только позволь мне.... Только одну вещь вначале, Поль. Пожалуйста.

— Гарантирую, — сказал я, — я сдержан. В чем дело?

Она протянула руку. Я резко отшатнулся.

— Стоп! Что ты хочешь?

— Только расческу, — сказала она.

— Расческу?

— Расческу из твоего нагрудного карманчика. Дешовую карманную расческу. Рассмотри ее осторожно, перед тем, как дать мне. Я хочу чтобы ты избежал неприятности! — ее голос был горек.

Я посмотрел на нее, в эту секунду мне очень хотелось бы знать, что у нее на уме. Я пожал плечами, вынул расческу из кармана и подал ей.

— Что еще?

— Теперь, — сказала Оливия и повернулась, чтобы посмотреть на Дотти Даден, — теперь я прошу разрешения расчесать ей волосы.

Мертвая тишина была ответом на ее просьбу. Дотти протестующе воздела руки к своему позолоченному улью, который венчал ее голову, который любая глупая женщина-полисмен попросила бы осмотреть, мотивируя это, как составную часть любого обыска. Да, это было не самой блестящей ночью в моей жизни.