– Ох, шустрый какой, – стараясь не улыбаться, усмехнулась медсестра. – Так пить хочется, что переночевать негде, да?

– Так точно, – весело отрапортовал я.

– Служил, что ли? – прищурилась женщина.

– Как и положено два года, – подтвердил не раздумывая. – Хотел на флот, не взяли.

– Это почему же? – заинтересовалась медсестра.

– Плавать умею, – состроив серьезное лицо, доверительно сообщил я.

Строгая медсестра прыснула, но быстро взяла себя в руки.

– Ну-ну… шутник… Ладно… Оставайтесь… Маме твоей и правда сейчас лучше полежать, а не трястись в машине… Но чтобы по коридорам не бродил, работать не мешал, – сурово отчеканила Галина Львовна. – Там в конце коридора тупичок, в нём банкетка стоит. Ножки у неё, правда, так себе. Но ты парнишка жилистый, думаю, тебе она выдержит. Больше ничего предложить могу. В палате не оставлю, – сразу объявила женщина.

– В палате и не нужно, – заверил я. – С… мамой переговорю и уйду в тупичок.

– Ну, хорошо, – кивнула медсестра. – Бумаги у матушки на руках. Доктор ей отдала.

– Хорошо, спасибо, Галина Львовна. Если что нужно, вы скажите, я помогу чем могу…

– Или уже, помощничек, – добродушно улыбнулась женщина, окинула строгим взглядом всю палату и вышла.

Через секунду в коридоре раздался зычный голос, раздающий команды в адрес новых пациентов, шпыняющий молодых медсестричек. Сразу стало понятно, кто дирижирует приёмным покоем. Ни разу не дежурный врач.

– Мария Фёдоровна, – негромко окликнул я, стараясь не сильно привлекать внимание палаты. – Добрый вечер. Как ваше самочувствие?

– Добрый вечер, – чуть испуганно ответила Беспалова. – Вы доктор? – заволновалась женщина.

– Нет, – улыбнулся как можно более мягко. – Я вроде как ваш сын, – ляпнул, и тут же отругал себя за глупость.

Мария Фёдоровна охнула и отпрянула, схватившись за сердце.

– Не волнуйтесь, пожалуйста, – торопливо забормотал я. – Это дядь Вася придумал… муж ваш, Василий Дмитриевич… Его врачи не пустили в скорую с вами… и внука тоже… А я рядом был… Вот доктор Валерия Павловна и решила, что я ваш сын… И Зиночка… Зинаида Михайловна, – уточнил для солидности. – Она тоже промолчала… Вот мы и… Вот такая авантюра вышла, Мария Фёдоровна, но вы не волнуйтесь, я вас не брошу! Вас до утра оставили, завтра мы с вами домой поедем. Я всё организую, дядь Васе… Василий Дмитриевичу обещал.

Беспалова недоверчиво прищурилась, поджала губы, но потом всё-таки негромко поинтересовалась:

– А… вы кто?

– Я ваш новый учитель, – с готовностью представился женщине. – Не ваш, конечно, а вашего внука Серёжи Беспалого… Егор Александрович Зверев, классный руководитель десятого класса.

– Это заместо Оленьки Николаевны, что ли? – женский голос немного расслабился и потеплел.

– Именно, именно заместо… вместо Ольги Николаевны. Прошу любить и жаловать, – улыбнулся, глядя в настороженные глаза.

Что ж там за учительница такая, если все, кто про неё вспоминает, непременно называют уменьшительно-ласкательным именем. Так любят? Или настолько по-отечески относятся?

– Дед, говоришь, придумал?

– Никак нет, – покачал головой. – Дед… Митрич… э-э-э… Василий Дмитриевич в этом казусе не виноват! Это доктор со скорой помощи ни с того, ни с сего решила, что я ваш сын.

– А чего дед сам не поехал в скорой? Чего это его со мной не пустили? Муж он мне, а не пустое место, – Мария Фёдоровна с подозрением на меня уставилась.

Вот и что говорить? Что Митричу поплохело, потому его и не взяли? Так ведь разнервничается, распереживается, опять приступ. За что мне это? Верно в народе говорят: коготок увяз, всей птичке пропасть. Так и я: зарекался врать, а тут в который раз выступаю вралем в поддержку страждущих.

Была не была.

– Мария Фёдоровна, вы только не волнуйтесь, ладно? – начал я, но продолжить не успел.

Женщина ожидаемо разволновалась, схватилась за сердце, подалась ко мне и побледневшими губами простонала:

– Что с Серёженькой?

– Всё в порядке с Сережей, – ответил я.

– Дед? – ещё больше испугалась Беспалова.

– И с дедом… э-э-э… с Василием Дмитриевичем всё в полном порядке, – торопливо забормотал я. – Он за вас сильно испугался, ну и упал немножко… Вот доктор его и не пустила, сказала, давление, надо лежать.

Я все-таки не удержался и приврал, малость скрасив ситуацию. Ложь во спасение, так сказать. Её я тоже не терплю, но глядя на бледное лицо пожилой дамы я и сам перепугался, как бы чего не случилось. Ладно хоть мы в больнице, до врачей недалеко. Но всё равно, хорошего мало. Да и Митричу обещал проследить, чтобы чего дурного не вышло, а сам вон… довожу до белого каления.

– Мария Фёдоровна, – решительно начал я, чуть повысив голос, потом опомнился, понизил тон и продолжил. – С вашими родными всё в полном порядке. Завтра Василий Дмитриевич вместе с внуком за вами приедут. То есть… мы с вами сами поедем домой, и вы убедитесь, что все живы и здоровы.

Кто его знает, сумеют наши добраться утром в больницу? У Митрича работа, да и у Серёжи тоже.

– Митричем зови, так привычнее, – махнула рукой Беспалова.

– Что? – не понял я.

– Митричем говорю, зови… сынок… – устало улыбнулась женщина. – Его все так зовут почитай… да уж много лет и зовут, не упомню… А то Василь Дмитрич да Василь Дмитрич… – с теплотой в голосе передразнила меня названная матушка.

– Неудобно… взрослый человек… а я его Митрич… – смущённо объяснил.

– Прям неудобно, – отмахнулась Беспалова. – Вот что… сынок… – Мария Фёдоровна с лёгким недоверием всмотрелась в моё лицо. – Не врёшь мне? Ох… что это я… – испуганно охнула собеседница.

Я даже растерялся, быстренько оглянулся, думая, что за моей спиной Беспалова кого-то увидела. Но в палате никого, кроме пациентов, не наблюдалось. После первичного осмотра и нашей беседы с Галиной Львовной больше никто не заходил.

– Егор… как вас по батюшке? Запамятовала… – смущённо заговорила Мария Фёдоровна.

Теперь смутился я. Оно понятно, статус у меня учительский, но больница не то место, да и ситуация не так чтобы мне выкать.

– Давайте договоримся: в школе и по всем школьным делам буду Егором Александровичем, а здесь и сейчас… просто Егор.

– Что вы! Что вы! – замахала руками Беспалова. – Как можно к учителю…

– Можно и нужно, – твёрдо заявил я, уже понимая, уговоры бесполезны. А ведь всего минуту назад Беспалова называла меня «сынок».

– Егорушка… – и всё-таки Беспалова умудрилась удивить. – Ты вот чего… С моими точно всё в порядке? Ты не бойся, я крепкая, выдюжу… Лучше правда, чем неведомо про что думать… – настойчиво заговорила неугомонная женщина.

– Мария Фёдоровна, честное комсомольское, всё в порядке и с Митричем, и с внуком вашим. Хороший, между прочим, парнишка, – решительно перескочил я с темы. – Добрый малый, наверное, и помощник славный…

Сработало. Беспалова расцвела, заулыбалась, глаза заблестели.

– Хороший, Егор Александрович, – с любовью заговорила женщина. – Добрый – это есть… Говорю ему, говорю… а всё без толку, – вздохнула бабушка Серёжи. – Через то и страдает иной раз… Всех готов защищать… А уж животных как любит… и-и-и-и… – покачала головой Мария Фёдоровна. – Его б воля, всех бы в дом притащил. А так найдёт, откормит и пристраивает в добрые руки. У нас-то на селе без кошки-собаки редко кто живёт. Оно и верно, без животинки какая жизнь? Никакой. Они жеж добрых людей за версту чуют, и злых тоже… Вот в войну у нас случай был…

Беспалова начало было рассказывать, но тут дверь распахнулась и в палату вошла Галина Львовна.

– Так, молодой человек, берите вашу маму и на выход, – строго велела медсестра.

– На выход? – удивился я, поднимаясь со стула.

– Маму под руки и в палату семнадцать, прямо по коридору и направо. Маруся в курсе. Место освободилось.

– Помер кто? – охнула Мария Фёдоровна.

– Типун вам… – возмутилась медсестра. – Выписали, – уверенно заявила Галина Львовна.

Я засомневался в её словах: выписка на ночь глядя? Но не стал допытываться. Если кто-то и помер на том месте, Беспаловой лучше не знать. Мало ли как отреагирует, разволнуется, запротивится. А в этой палате её точно не оставят. Она вроде как для экстренных пациентов, который обратились с острой болью или на скорой прибыли.