После этого заявления Мэтью опустил взгляд в пол.

— Знаешь, — прохрипел МакКеггерс, — я начал подумывать, что… Берри, возможно, приносит мне неудачу. Ты веришь, что такое возможно? В любом случае, она любит тебя и говорила мне об этом… — он трижды чихнул, прежде чем закончить, — много раз.

— Я тоже ее люблю, — сказал Мэтью. — Когда я найду ее, я попрошу ее выйти за меня замуж.

— Здесь? — удивился МакКеггерс.

— Да… — Мэтью осекся.

Здесь? Просить Берри выйти за него в этом могильнике? Это было бы поистине незабываемо, но не такое впечатление Мэтью хотел оставить у нее об этом дне.

— Так ты говоришь, она направилась к Салли Алмонд?

— Вы разминулись всего на несколько минут. Мне нужно выпить куриного бульона и яблочного эля…

— Тогда ладно. — Мэтью решил, что застанет Берри в таверне Салли Алмонд на Нассау-Стрит. Если идти быстро, он доберется туда примерно за шесть минут вне зависимости от того, насколько многолюдно на улице. — Пойду за ней, — сказал он хлюпающему носом негодяю в постели. — Надеюсь, тебе скоро станет лучше! — Он направился к выходу, порадовавшись этому.

— Мэтью! — позвал МакКеггерс, и пришлось остановиться. — Я рад, что ты дома. Мы скучали по тебе.

Мэтью подумал, что Эштон и вправду так думает. Он решил, что это вполне стоит кувшина любимого эля, который скоро пришлют Эштону. Он показал ему большой палец, миновал причудливый костяной зверинец, вышел за дверь и спустился по лестнице.

В коридоре, когда он поднимался по следующей лестнице в этом здании, которое, казалось, состояло только из ступеней, он услышал оклик:

— Мальчик! Мальчик, иди сюда! — Крик прозвучал громче. — Мальчик! Иди же сюда!

Что теперь? — раздраженно подумал Мэтью. Он остановился, оглянулся и увидел, как к нему приближается мужчина плотного телосложения в фиолетовом костюме в более светлом фиолетовом жилете в рубашке с оборками и белых чулках. На нем был высокий завитый парик, тяжело свисающий на плечи, а в руках он держал стопку бумаг.

— Мальчик, — сказал он, приблизившись к Мэтью, — я хочу, чтобы ты отнес это судье… подожди… а кто ты? — Выпученные глаза над длинным носом на лошадином лице моргнули. — Ты не посыльный! Ты… Мэтью Корбетт?

— Он самый. — И Мэтью знал, к кому он обращается. Ни к кому иному, как к губернатору Лорду Корнбери, который, к его удивлению, отказался от своего обыкновенного женственного наряда и выглядел, как судья, которому и самому грозит виселица.

— Я давно тебя не видел. Где ты пропадал?

— Я был за границей, сэр.

— О, я бывал за границей.

— Я хотел сказать, что всего несколько минут назад вернулся из Англии, сэр.

— Что ж, рад снова тебя вдеть.

— Простите, сэр, но я очень…

— О, горе мне! — воскликнул Корнбери, хватая Мэтью за рукав и не давая ему уйти. Лошадиное лицо обрело выражение глубочайшего отчаяния. — Никогда не знаешь, где и кто ударит тебя ножом в спину, не так ли?

— Да, — согласился Мэтью, стремясь поскорее спуститься по лестнице.

— И это был жестокий удар! — продолжал сокрушаться Корнбери. Тема явно была для него болезненной. — Ведь это сделала моя кузина, королева! Так больно, когда грязное дело делает твоя семья!

— Я сожалею, сэр, но…

— Сожалеешь? — Корнбери лишь крепче сжал его рукав. — Это настоящая трагедия, и мне больше не на кого положиться в этом мире! Полагаю, ты уже слышал ту ложь, которую обо мне распространяют! Весь город уже знает об этом и наслаждается грязными сплетнями! Что губернатор Корнбери разграбил казну, провел неделю в Филадельфии, занимаясь непристойностями, спустил деньги города на распутных девиц и что присваивал себе городские средства, несмотря на присягу! Полагаю, ты все это слышал!

— Разве что совсем мельком, — пробормотал Мэтью, надеясь избежать новых подробностей.

— Я так и знал! Так и знал! — Корнбери содрогнулся от волнения, все еще держа Мэтью в плену. — Эти сплетни погубят меня! Меня вызывают к моей кузине, и все отъявленные враги, только и ждавшие, пока я паду, танцуют на моих костях! А знаешь, что говорит моя достопочтенная кузина? Она говорит, что нам придется расследовать эти слухи! Это оскорбление моей чести, мальчик Корбетт! Поэтому я отказываюсь в настоящем и будущем чтить мою кузину так, как я делал это в прошлом. Что же до этих расследований, то я плюю на них! Плюю, говорю я тебе!

— Хорошо сказано, сэр, — сказал Мэтью, попытавшись высвободить свой рукав.

— Тогда позволь мне спросить тебя, — Корнбери наклонился ближе, умоляюще глядя на него, и прошептал: — ты знаешь хорошего адвоката?

— Я переверну каждый камень в поисках, — сказал Мэтью. Ему почти удалось освободиться.

— Ах! Спасибо тебе, молодой человек! И если ты сможешь найти подходящего помощника юриста, я награжу тебя кругленькой суммой. Но ты ведь сохранишь наш разговор в тайне, не так ли?

— Разумеется, сэр.

— Отлично! — Рука наконец отцепилась от его рукава. — Тогда… беги по своим делам! Я занят!

— Благодарю вас, сэр. Спасибо, что нашли время поговорить со мной.

— Я всегда заботился о простых людях, — простонал Корнбери, гордо выпятив оба своих подбородка.

Мэтью сбежал вниз по лестнице, спасая свою жизнь и рассудок.

Бродвей был загроможден перевернувшейся повозкой с лесоматериалами, лошади сбились с привязи и брыкались посреди орущей, растерянной толпы.

Мэтью благополучно добрался до Нассау-Стрит, и в таверне сама Салли Алмонд сообщила ему, что Берри забрала куриный суп, который она заказывала, но в продаже не оказалось того самого яблочного эля, поэтому Берри отправили в «Трот» или в «С-Рыси-На-Галоп».

— Как хорошо, что ты вернулся! — сказала Салли в дверях, и Мэтью снова отправился в свою любимую таверну на Краун-Стрит.

Мог ли он идти еще быстрее? Похоже, нет.

Если он снова разминется с Берри, он сможет найти ее у МакКеггерса, но это явно было неподходящим местом для предложения руки и сердца. Поэтому он продолжал бежать.

Он ворвался в знакомую и всегда успокаивающую обстановку таверны «С-Рыси-На-Галоп». Первым делом он увидел там своих друзей — Еффрема Оуэлса, портного, и Израэля Брандье, серебряных дел мастера, сидящих за шахматной доской перед потрескивающим камином. Они посмотрели на Мэтью, узнали его и удивленно застыли с открытыми ртами, когда Израэль уронил на пол ладью, которую только что убил из войска Еффрема.

Пожилой, дородный, седобородый Феликс Садбери, стоявший за барной стойкой, крикнул:

— О, Мэтью Корбетт!

Молодая женщина в зимнем пальто цвета летних полевых цветов и широкополой шляпе повернулась к двери.

Это был сон. Должно быть, это был сон.

Ее ясные голубые глаза расширились. В свете свечей ее густые рыжие волосы с медными прядями блестели от здоровья.

Она улыбнулась. Промежуток между ее передними зубами никогда не был таким красивым, как и веснушки, рассыпанные по щекам и переносице. Она уронила на пол то, что держала в руках. Глиняную миску, накрытую вощеной бумагой.

Хрясь!

Глиняная миска разбилась. Из кружки вылился яблочный эль.

Бах!

Глаза Берри наполнились слезами о она прошептала то, что Мэтью запомнил на всю оставшуюся жизнь.

— Мой Мэтью!

Он не мог пошевелиться. Ноги предали его и будто приросли к полу. Но губы остались ему верны.

— Я так сильно тебя люблю! Ты выйдешь за меня замуж? — произнес он громко и страстно, чтобы его услышал весь мир.

Ответила ли она?

Оглох ли он?

Неужели потолок обрушился ему на голову? Потому что внезапно он обнаружил себя сидящим в кресле, а Еффрем подносил к его губам чашку с напитком, способным превратить зимний мороз в летний жар.

— Что? Что она сказала? — растерянно спросил Мэтью у портного.

Внезапно перед ним возникло лицо Берри — раскрасневшееся и в слезах. Она положила голову ему на плечо, он вдохнул ее божественный аромат корицы и пряных яблок — нет, нет, запах яблок, должно быть, исходил от разбитого кувшина, валявшегося на полу, но в любом случае она пахла так приятно.