Еще думал: чтобы победить заботу о людской славе, надо заботиться о худой славе — не минуешь юродства. Я хотел сделать это нынче утром, сказать, что мне дела нет до погорелых; но не выдержал и сделал напротив — расхвастался.
Нашел записную книжку.
Было записано к О[тцу] С[ергию]. Она объясняет свой приезд, говорит чепуху, и он верит п[отому], ч[то] она — красота. Она в охоте.
Он не видит подвига, а напротив, ему стыдно, что он поддался. Уже после она идет в монастырь. Он не красавец, а просто лицо, щиплет себе бороду, но глаза…. и это-то разжигает ее.
Вчера вечером приехала Калмыкова. Теперь 2 часа. Хочу писать. Получил письма 5 — от Зонова, Вяземск[ого], Воронова, Мотовилово[й] и Долгова. Все надо отвечать.
Поправил коректуру «Одурманиваться». Заснул в поле. После обеда пошли гулять по засеке. Калмыкова мало интересна. —
7 А. Я. П. 90. Встал поздно, вчера засиделись. Все то же. Письмо от Ге и Мар[ьи] Алек[сандровны]. Она живет прекрасно. Он рад, что картина куплена и уехала. Вчера погорелые обедали у Кузминских. Нынче был у них. Надо строиться. Вечером рубил колья. Мне целый день грустно, тяжело от дурной, праздной жизни своей и всех окружающих. Молюсь много раз в день. И хорошо.
Сегодня думал: Да будет воля Твоя, как на небе, так и на земле, относится и к будущей жизни. В том, что будет после смерти со мною, да будет Твоя воля. Не моя, но Твоя, и не то, что я хочу, а то, что Ты, и не как я хочу, а как Ты хочешь. И когда скажешь это от сердца, как легко!
Еще думал: вопросы о загробной жизни. И отчего мы не знаем, что будет? Мы и теперь склонны пренебрегать этой жизнью для будущей, теперь, когда мы не знаем, что ж бы было, если б мы знали? — Откры[ть] нам, что будет с нами после смерти, нельзя было: если бы мы знали, что нас ждет дурное, было бы лишнее страдание; если б мы знали, что нас ждет прекрасное, мы б не жили здесь, а старались бы умереть. Только если бы мы знали, что там нет ничего, только тогда мы бы жили здесь хорошо. Оно почти так и есть. Скорее всего предполагать, что нет такой жизни, к[оторую] мы бы нашими орудиями мысли и слова могли выразить.
Еще думал: в молитве — остави нам долги наши, как и оставляем должникам нашим, и конец 18 гл[авы]: и не простит вам отец ваш, если каждый из вас не простит брату своему от сердца своего прегрешения его, в этой молитве и этом месте сказано что? А то, что наши грехи (ошибки) не помешают нам жить, простятся нам только в том случае, если мы от сердца простим всем, т. е. всех любим. Если дошел до любви, то всё побеждено, и прежние грехи развязаны и не мешают.
Прекрасно в письме Вас[илия] Ив[ановича] рассказ про мужика доброго, к[оторый] на духу, на вопрос попа: веришь ли в Бога, ответил: нет, не верю: пью, курю, ругаюсь. — Прелестно. Теперь 11 час. Ждем Сережу и Таню.
8 Авг. 90. Я. П. если буду жив.
[8 августа.] Вчера они приехали, и вышел тяжелый, озлобленный разговор между дочерью и матерью. Я не слыхал. — Часто ужасно жалки они мне. А не могу помочь. Встал усталый. Страхов тут. Я очень обрадовался ему. И почему-то перед ним очень стараюсь казаться. Задал себе не казаться. Молился хорошо. Написал письма Вяземск[ому] и Кенену. Рубил колья. После обеда меня уговорили пойти со всеми гулять. Рахманов пришел милый. — Дурно спали.
9 А. Я. П. 90. Вчера читал прекрасные статьи Truth (magasine). Письмо от испанки педагогическ[ое] и от Штокгам с статьями о запрещении почтдирект[ором] Кр[ейцеровой] Сон[аты]. — Ходил с Рахм[ановым] купаться, много говорили.
Я нехорошо настроен — эгоизм, похоть, слава человеческая — всей этой скверной полон. Помоги мне, отец. — Вечером рубил колья. — Должен б[ыл] приехать Стах[ович]. Поздно сидели.
10 А. Я. П. 90. Утро с Стр[аховым] и Стах[овичем]. Проводил их и стал писать предисловие. Пошел ходить. Пришел Руг[ин] и Рощин. Мне тяжело. Не мог ходить. После обеда пришел еще Пастухов. Разговоры с ним. Алехин нехорошо определяется. Всё слава людская. Наших никого нет, поехали говеть с малышами. Я молюсь, но не в духе. Но молюсь, слава Богу. Пошли рубить колья. Проводил Рахманова. Написал длинное письмо Черткову и Новоселову. Думал:
Доказательство того, что любовь есть сама жизнь — Бог и что если освободиться от соблазнов, то любовь забьет ключом, в том, что когда, хотя мысленно, освободишься от соблазнов — и придешь в состояние любви, то в воображении прощаешь и любить одинаково без малейшей разницы лютейшего врага, немного неприятного и самого симпатичного человека.
К О[тцу] С[ергию]. Описать новое состояние счастия — свободы, твердости человека, потерявшего всё и не могущего упереться ни на что, кроме Бога. Он узнает впервые твердость этой опоры.
[10 августа.] 11 Ав. 90. Я. П. Теперь 7 [?] часов, пойду порубить колья. Соня, застав Р[угина], пришла в волнение. Чтобы избавить ее, я хотел сказать, но до сих пор не решился. —
Утром писал предисловие. Тяготился ужасно гостями. Рощин рассказывал про неуспех Бирюк[ова] в общине. Они, очевидно, враждебны ко всем, кроме [как к] своим. И между собой перессорились. Так иду рубить.
[11 августа.] 12 А. Я. П. 90. Если буду жив.
[11 августа.] Жив. Встал рано. Тяжелое, мучительное чувство от присутствия гостей. Им тяжело, и мне мучительно, Я поговорил с Руг[иным], Они хотят уходить к Булыгину и вот сидят; хотя 11 часов. А я вместо того, чтобы, сказать, злюсь. Ходил купаться, не купался. Думал.
К О[тцу] С[ергию]. Он предался гордости святости в монастыре — и пал с генерал[ом] и игумн[ом]. В затворе, он кается и высок в то время, как приезжает блудница.
Думаю всё о любви: о том, как нельзя проявлять нарочно любовь, как-то выпускать ее. Помилуй Бог проявлять ее так. Это выходит фарисейство. —
Соня пришла и сказала нам. Они собирались. Мне б[ыло] очень совестно, тяжело, больно. Одно утешенье, что пускай про меня дурно думают. Я, слава Б[огу], люблю и С[оню] и их. Я проводил их и Пастухова и вернулся поздно. Читал Der Handschuh.106 Хорошо. Немного писал предисловие. Больше портил. Вечером не помню.
[12 августа.] 13 А. Я. П. 90. Встал рано. Ходил. Хотел писать. Приехал Абамелик. Я осрамился за обедом, говоря с ним о картине Ге. Говорил ему неприятное. Поехал с ним до Колпны, где всё пожары, и на почту. Там письма от Кавк[азского] офицера, от человека, советующ[его] мне прочесть толковое еванг[елие], и о конвенции. Из Тулы были письма от двух американцев о Кр[ейцеровой] Сон[ате], хорошие. —
[13 августа.] 14 А. Я. П. 90. Встал особенно рано, ходил очень много по засеке, купался, вернулся в 12. Только что хотел заснуть и потом заняться, как пришел Якуб[овский] с девочк[ой] из Пет[ербурга]. Едет в Самарканд. Тяжел был. Ему тяжело. И я не нужен ему. Вечером рубил колья с Стах[овичем] и Кузм[инским]. Стах[ович] раздражает меня с своим постным. Надо стараться выдержать экзамен. Думал:
К О[тцу] С[ергию]. Когда он падает, он видит рожи. Пухлые рожи, и ему думается, что это черти.
Не comprendre c’est tout pardonner,107 a вот как: Aimer c’est comprendre, comprendre c’est pardonner, pardonner c’est aimer.108 —
Думал еще: юродство, разумеется, неестественно; идеал: ровное отношение и полное равнодушие к похвале или осуждению людей; но мы в нашем мире (я по крайней мере) до такой степени привыкли жить ради одного тщеславия, — для славы людской, что, чтобы исправиться, надо умышленно приучать себя переносить осуждение людей. Палка согнута в одну сторону, чтобы выправить ее, надо пер[е]гибать ее в другую.
Теперь 11-й час, иду пить чай и спать.
15 Ав. 90. Я. П. Если буду жив. —
[15 августа.] Я жив и записал вчера лишнее число. То, что написано 14-го, было 13. 14 же было след[ующее]: Я встал очень поздно. Сходил купаться. Молился и думал. Пил кофе и говорил с С[оней] едва ли не в первый раз после многих лет по душе. Она говорила о молитве искренно и умно. Именно о том, что молитва должна быть в делах, а не так, как говорят: Господи, Господи. И вспомнила о Руг[ине]. Очень б[ыло] радостно. Утром же во время гулянья б[ыло] еще более радостно, когда я почувствовал возможность забыть себя настолько, чтобы не думать о будущей своей жизни, а только делать дело божие, участвовать в нем. —