Итак, рядом с Джулиет шел знаменитый итальянский князь Бородино.[2] Он был настолько известен, насколько может быть известен видный дипломат, чьей основной специализацией являлись секретные операции. Сейчас он совершал турне по загородным поместьям Англии, а вот какие именно дела привели его в Парк Приор — это было окружено такой тайной, о которой мог бы мечтать любой дипломат. Князь мог бы прослыть первостатейным красавцем, не будь он лыс как колено, и это первое, что бросалось в глаза в его внешности. Однако лысый — это мягко сказано: звучит фантастически, но мир был бы потрясен, если б кто-либо обнаружил на князе хоть малейшие следы растительности. Пожалуй, подобное открытие можно было бы сравнить с появлением роскошной шевелюры на бюсте какого-нибудь римского императора. Костюм облегал высокую фигуру князя и был застегнут на все пуговицы, что еще больше подчеркивало силу и мощь этого человека. В петлицу князь вставил красный цветок.
У одного из двоих идущих сзади джентльменов также имелась лысина, но не настолько впечатляющая. Он явно начал лысеть преждевременно, поскольку его вислые светло-русые усы еще не тронула седина, а если взгляд временами и тяжелел, то это объяснялось не годами, а утомленностью. Его звали Хорн Фишер, и он обладал счастливой способностью легко и непринужденно болтать обо всем на свете — чем сейчас и занимался.
Его спутник привлекал куда больше внимания, и его внешний вид даже мог показаться зловещим. Он был старинным и наиболее близким другом лорда Балмера, и это придавало ему особый вес в глазах окружающих. С аскетической простотой он называл себя всего лишь мистером Брэйном, но за этим именем скрывался человек, много лет проведший в Индии и приобретший там недюжинный опыт полицейской и судебной деятельности. Враги, имевшиеся у него в достаточном количестве, рассказывали о предпринятых им мерах борьбы с преступностью так, словно он сам совершал нечто ужасное. Сейчас он представлял из себя загорелого, неимоверно тощего мужчину с темными, глубоко запавшими глазами и черными усами, прятавшими движения его рта. И хотя мистер Брэйн напоминал больного неведомой тропической лихорадкой, двигался он куда энергичней, чем его усталый спутник.
— Что ж, все решено! — с невероятным воодушевлением провозгласила леди, стоило ей приблизиться на расстояние, позволяющее поприветствовать друг друга. — Всем вам предстоит надеть маскарадные костюмы, и очень может статься, что и коньки. И я не желаю даже слышать, князь, будто одно не вяжется с другим. Наконец-то ударили морозы! Когда еще нам в Англии выпадет такой шанс?
— В Индии тоже не слишком-то снежно, — вставил реплику мистер Брэйн.
— Да и Италия не такая уж ледяная страна, — поддакнул князь.
— О, Италия-то как раз ледяная страна, — заметил Хорн Фишер. — Ведь у тамошних мороженщиков полно сладкого льда. По мнению многих британцев, Италия вообще заселена исключительно мороженщиками и шарманщиками. Здесь их, кстати, тоже полным-полно. Как думаете, может, это замаскированная армия завоевателей?
— Как знать, как знать, — ответил князь, и в его улыбке проскочило едва заметное высокомерие, — а вдруг это тайные агенты нашей дипломатии? Армия шарманщиков может распространить уйму слухов, а уж на что способны их мартышки, мне вообще запрещено рассказывать.
— Все шарманщики полны шарма, — легкомысленно скаламбурил мистер Фишер. — Но если уж говорить о морозах, то недавно в Италии как раз было холодно. Да и в Индии можно найти такие лютые холода, по сравнению с которыми лед на этом милом кругленьком пруду покажется уютным местом. Я имею в виду вершины Гималаев.
Джулиет Брай, которая собрала вокруг себя всех этих джентльменов, была крайне привлекательной леди, темноволосой, чернобровой, со смеющимися глазами. В ее высокомерных замашках, несмотря ни на что, проскальзывала сердечность и даже некоторое подлинное величие. В большинстве случаев ей удавалось помыкать и братом, хотя этот великий мира сего, как многие другие мужчины с неясными мечтами и смутными фантазиями, мог нешуточно вспылить, если его загоняли в угол. Естественно, гостей она тоже считала в некотором роде своими подданными и полагала себя вправе обязать их всех, даже самых несговорчивых и стоящих очень высоко на социальной лестнице, участвовать в устроенном ею тематическом средневековом маскараде. Могло показаться, что она повелевает даже стихиями, подобно великой колдунье, ведь воздух неуклонно становился холоднее, а мороз крепчал. Этой ночью лед на озерце блистал в лунном свете, а по крепости, похоже, был сравним с мраморным полом. На следующий день кататься и даже танцевать на нем можно было еще до наступления темноты.
Парк Приор, а точнее, весь округ Омтезус, когда-то являлся обычной сельской местностью, а впоследствии стал пригородом. Когда-то лишь одни двери в стенах поместья выходили на человеческое поселение; теперь же, какую калитку вы бы ни распахнули, все дороги вели в широко раскинувшийся Лондон. И мистер Хэддоу, проводивший исторические изыскания в библиотеке и окрестностях поместья, вряд ли мог рассчитывать на особенные успехи. Да, из бумаг ему удалось понять, что Парк Приор изначально был чем-то вроде фермы Приора, человека достаточно значимого в местном сообществе, но общество изменилось, и нынешняя ситуация крайне мешала мистеру Хэддоу докопаться до истоков. Останься в окрестностях хоть один исконно местный житель, и историю мистера Приора удалось бы восстановить, сколь бы древней она ни являлась. Но нынешние кочевые племена ремесленников и офисных работников постоянно меняли один пригород на другой, переводили детей из одной школы в другую и не запоминали дела давно минувших дней. Чем образованней они были, тем полней и качественней забывали историю собственных предков.
Однако же, когда мистер Хэддоу на следующее утро вышел из библиотеки и увидал застывшие деревья, черным лесом обступившие обледеневший пруд, ему на миг показалось, будто он находится в далекой сельской глухомани. Старинная стена, огибающая парк, надежно берегла оставшийся клочок первозданной дикости и романтики. Так легко было вообразить этот темный лес невозбранно простирающимся по горам и долам куда-то в бесконечность! Черные и серые, посеребренные инеем, зимние деревья казались еще более мрачными и суровыми из-за пестрых карнавальных облачений гостей Парка Приор. Люди расположились небольшими группами по берегам искусственного озерца, а некоторые уже бродили по его поверхности. Дабы поддержать дух маскарада, все уже облачились в разноцветные наряды, и рыжеволосый юрист в черном костюме был единственным напоминанием о современной эпохе.
— А почему вы еще не переоделись? — возмущенно спросила Джулиет. Ее прелестное личико обрамлял рогатый эннен — башнеподобный головной убор, какой носили в четырнадцатом веке. Выглядело это потрясающе. — Мы все уже с головой окунулись в средневековье. Даже мистер Брэйн нацепил какую-то коричневую хламиду и заявил, что он монах. А мистер Фишер нашел в кухне пару старых мешков из-под картошки и сшил их — стало быть, он тоже монах. Что же до князя, то он просто великолепен в пурпурной мантии! Он изображает кардинала и выглядит так, будто запросто способен отравить всех и каждого. И вы тоже просто обязаны кем-нибудь стать!
— Я обязательно кем-нибудь стану, — отвечал мистер Хэддоу, — просто чуть позже. А сейчас я ни кто иной, как поверенный вашего семейства, — ну и еще любитель старины. И в этом качестве мне необходимо срочно обсудить с вашим братом пару юридических вопросов и мелкое расследование, которое он мне поручил. Отчитываясь об юридических делах, я и должен выглядеть, как юрист.
— Но братец уже стал совсем другим человеком! — воскликнула девушка. — И преображение вышло удачным. Если так можно выразиться, он прошел этот путь до конца. Кстати, а вот и он! Сейчас обрушит на вас все свое великолепие.
Сиятельный лорд и впрямь величественной поступью шествовал к ним. Он был облачен в великолепный пурпурно-золотой костюм шестнадцатого века, шляпу украшал плюмаж, на поясе висел меч с позолоченной рукоятью. В самом деле, сейчас в движениях лорда Балмера проскальзывало нечто большее, нежели обычная для него экспансивность и выразительность жестов, словно бы плюмаж с его шляпы превратился в боевое знамя, вьющееся над головой. Полы отороченного золотым шитьем плаща плескались на ветру, словно крылья короля эльфов из театральной постановки. Его светлость даже изволил небрежным жестом обнажить меч и сейчас помахивал им, как ранее тростью. В свете последующих событий многие утверждали, будто в этой пышности уже тогда виделось нечто темное и зловещее; то, что духовидцы назвали бы обреченностью. Но увы — тогда многие всего лишь задались вопросом: может, лорд изволил выпить лишку?
