– Эта свинья Дэйна и выдал меня этим нелюдям, – с горечью сказал я.

– Не судите его строго. Если б он этого не сделал, то и сам оказался бы на вашем месте, как и вся его семья.

Полковник армии САСШ Джон Аластер Кинг, комендант Нового Орлеана

– Сэр, – запыхавшийся и запыленный вестовой отдал мне честь, а затем протянул мне запечатанный конверт. – Это передали вам с поста у Метери. Говорят, от майора Инграма.

– От этого предателя? – хмыкнул я. – Ну что ж, посмотрим, что он там написал…

Вообще-то Инграм был для меня до всех этих событий если не другом – все-таки он был моим подчиненным, и дружбой это назвать сложно, – но человеком, которого я уважал и считал подающим надежды офицером. Но не так давно мне стало известно, что он перешел на сторону конфедератов. И потерял в моих глазах все уважение.

Конечно, я подозревал, что в Мобил вошли цветные полки, которые решили там порезвиться. У меня произошло то же самое – и я не только самым жестоким образом прекратил это непотребство, но и приказал повесить всех, кто в нем участвовал. Конечно, приведший их подполковник Мерривезер попытался возмутиться, ссылаясь на приказ генерала Говарда. Но он добился лишь того, что ему и командирам его рот пришлось сменить место обитания.

Когда-то в отеле «Сент-Луис», или, как его называют креолы, «Сен-Луи», устраивались аукционы рабов, и зарешеченные помещения, где несчастные ожидали своей участи, как нельзя лучше подошли под временное обиталище для командиров этих нелюдей. А личный состав очутился в пустующем каменном здании с зарешеченными окнами, в котором некогда содержали вновь прибывших рабов – причем о двусмысленности ситуации я подумал уже после того, как они там оказались.

Местное население стало после этого относиться к нам намного лучше, чем раньше, но мы для них все равно были чужаками. Я помню, как мэр города Эдвард Пиллсбери спросил у меня, зачем мы ввели войска. Когда я ему сказал, что это было сделано исключительно для усмирения бунта, он ответил мне:

– Полковник, мы ведь даже и не думали бунтовать. После шестьдесят пятого года большинство из нас уже свыклись с идеей, что нам придется жить в САСШ – особенно после конца того ужаса, который у вас именовали Реконструкцией. И объявление Второй Реконструкции было для нас всех весьма неприятным сюрпризом. А ввод цветных батальонов – тем более.

– Но ведь некоторые из ваших людей отбыли в Гуантанамо, где вступили в некий Добровольческий корпус.

– Да, это так. Но большинство в городском совете, и тем более я, были против этого. Как бы то ни было, я могу пообещать, что мешать вам не буду. То же самое могу сказать и про городской совет.

– Помогать, наверное, тоже…

– Увы, именно так. Иначе и мы станем оккупантами в глазах горожан.

Так что отношение к нам было хотя и удовлетворительным, но, как мне дали понять, Вторая Реконструкция, впрочем, равно как и первая, ни к чему хорошему не приводила. И когда стали поступать сообщения о том, что сначала пали Чарльстон и Мобил, а потом и Вашингтон, я понял, что непонятно кем начатая авантюра терпит полный провал. Особенно когда стало ясно, что конфедератам помогает эта проклятая Югороссия.

Но ударом для меня послужило известие о том, что Инграм перешел на их сторону и что Мобил стал плацдармом Конфедерации. Именно тогда я лихорадочно начал готовиться к обороне Нового Орлеана. Срочно оборудовались позиции на подступах к городу, наблюдательные посты по всему периметру – им я передал всех имеющихся у меня голубей. И наконец я запросил хотя бы парочку вооруженных пароходов. Но мне ответили, что их база находится в Батон-Руже и командование не видит необходимости переводить пароходы в Новый Орлеан.

Первую попытку с ходу взять город мы остановили без особого труда. Но как оказалось, эта попытка была обманным маневром – одновременно к нам поступило паническое сообщение из Батон-Ружа. Город пал, и в качестве трофеев врагу достались огромные военные склады и та самая база военных пароходов. Стало ясно, что шансов удержать Новый Орлеан у нас мало. Еды-то в нем хватало, а вот боеприпасов у нас было маловато – мне в свое время в них тоже отказали, когда я предложил перевезти хотя бы их часть в Новый Орлеан.

Первое предложение о сдаче пришло вчера утром – мне передали депешу, из которой я понял, что Вашингтон пал и что президент Уилер согласился на перемирие с Конфедерацией. Я в это не поверил, да и Уилер, насколько я знал, был смещен со своего поста Сенатом после импичмента в Палате представителей. Но я все равно отверг это предложение и стал дожидаться появления неприятеля.

И вот сейчас к городу подошли те самые пароходы, но уже под флагом Конфедерации, а также части Добровольческого корпуса, которые двигались к нам по нескольким направлениям. Стало хрустально ясно[85], что долго продержаться у нас не получится. А теперь поступило предложение Инграма поговорить, понятно о чем.

Моей штаб-квартирой был тот самый отель «Сент-Луис», самый фешенебельный в стране до Мятежа, а ныне влачивший жалкое существование. Но в его фойе до сих пор стояли удобные мягкие кресла, и бар, по моему распоряжению, тоже работал.

– Майор, чем обязан? – спросил я у Инграма, когда тот вошел. Он все еще был в синем мундире, но с белой повязкой на левом рукаве.

– Полковник, сэр, – он отдал мне честь.

Я нехотя козырнул обратно[86].

– И к чему весь этот цирк, майор?

– Полковник, я не мог поступить иначе после того, как увидел, что происходило в Мобиле, когда туда ввели цветные войска.

– И теперь служите нашим врагам.

На что Инграм протянул мне бумагу, на которой неизвестным мне образом был отображен приказ бывшего – или все же не бывшего? – президента Уилера – его почерк я знал. В нем он писал, что в связи с перемирием с Конфедерацией и надеждой на крепкий мир в будущем всем частям армии Североамериканских Соединенных Штатов предписывалось немедленно прекратить всякие боевые действия. Кроме того, Вторая Реконструкция объявлялась преступной и недействительной.

– Майор, это еще ничего не доказывает, – проворчал я. – Уилера сместили за содомию.

– Тогда, полковник, – сказал он, – почитайте еще и это, – и он протянул мне листовку со статьей знакомого мне еще по Калифорнии Сэма Клеменса.

Я было подумал, что и Сэм на службе у врага, пока не увидел фотографическое изображение убитого в президентской спальне. Он был полностью одет, хотя газеты писали, что был обнажен и потому мог быть лишь любовником Уилера. Я поднял глаза и мрачно произнес:

– Теперь мне все стало понятно, майор. Мне тоже казалось, что импичмент пустили по железной дороге[87]. Не было ни прений сторон, ни возможности подготовить защиту, да и Уилера-то, насколько я понял, никто не представлял.

– Добавлю, что в Сенате находились вооруженные люди Хоара.

– Понятно… – Я надолго задумался. Получалось, что именно он, Инграм, в своем праве – а я, получается, выполняю преступные приказы. – Хорошо, майор, если все обстоит именно таким образом, то я готов выполнить приказ президента и сложить оружие. Но скажите, что будет с моими людьми?

– С теми, кто не воевал с мирным населением, – ничего. Вашего слова будет достаточно, хоть это и превышает мои полномочия.

– Всех, кто посмел поднять руку на местных, уже повесили по моему приказу, а их командование сейчас находится под замком, равно как и оставшийся личный состав цветного полка. Их я передам вам.

– Это даже больше, чем то, на что я рассчитывал, сэр, – кивнул Инграм. – Тяжелое вооружение придется сдать, после окончательного мира вы его получите обратно. Личное оружие можете оставить.

Я подозвал своего адъютанта, дежурившего чуть в стороне.