– Ваша честь, я требую прекратить! – снова подскочил Шамаш. – Это переходит всякие границы! Вы же сами видите: частный детектив постоянно прибегает к откровенным провокациям!

Ницану в конце концов надоел бывший обвинитель и бывший однокурсник. Он собрался осадить Шамаша, но тут судья, вконец заинтригованный услышанным, рявкнул на следователя:

– Заткнитесь, прах вас побери! Я хочу выслушать госпожу Баалат-Гебал и разобраться, наконец, во всей этой истории! Лишаю вас слова до конца слушаний, – подкрепив это распоряжение небрежным движением жезла в сторону обвинителя. Отныне Омри мог лишь беззвучно раззевать рот, что он и проделывал время от времени, забывая о наложенном запрете.

Между тем госпожа Баалат-Гебал продолжила:

– Так вот, я и устроила такой скандал. Тем более, что основания имелись: этот крючкотвор по моей доверенности перевел деньги в коммерческий банк Ир-Лагаша, для приобретения лекарств. А лекарства так и не поступили. Как вам это нравится?

– Я уже рассказывал об этом факте суду, – сказал Ницан. – Прошу вас, переходите к дальнейшим событиям.

– Да? А, ну хорошо. Так вот. Я легла спать, а сплю я, господин судья, весьма чутко. Поверите ли, приходится глотать всякую гадость от бессонницы... Так вот, разбудили меня какие-то звуки у входной двери. Я прислушалась: так и есть! Кто-то что-то пытался то ли снять с моей двери, то ли наоборот, повесить. А так как кроме магических амулетов на моей двери отродясь ничего не висело – записочки от поклонников, цветочки всякие остались в далеком прошлом, – то я и поняла: Ницан оказался прав!

– И вы, конечно, вышли в коридор? – подсказал судья.

– Я конечно не вышла в коридор, потому что именно об этом меня просил Ницан, – язвительно отрезала престарелая дама. – В отличие от вас, уважаемый, он понимал, что от меня осталось бы мокрое место, если бы я вышла во двор. Каким местом вы обычно думаете, судья, и каким местом думали те, кто назначил вас на э т о место?

Странно, судья нисколько не обиделся на замечание Баалат-Гебал, а благодушно махнул рукой и даже улыбнулся.

– Как и велел Ницан, – повторила престарелая дама, – я дождалась утра, а потом, когда все наши опекуны, – она кивнула в сторону неподвижно сидевших жрецов Анат-Яху, – когда все эти преподобные господа уехали в суд, я вышла и сняла с двери охранительные печати. И привезла их сюда, – она замолчала, торжествующе глядя на судью. Ницан зааплодировал. Госпожа Баалат-Гебал величественным кивком поблагодарила его.

Некоторое время судья молчал, переваривая услышанное.

– Ничего не понимаю, – расстроенно произнес он. – Ни-че-го! Если все было так, как рассказал господин Ницан Бар-Аба, вы, госпожа Шульги, должны были умереть нынче же ночью. Но вы, хвала небесам, живы и здоровы, и это очень хорошо, но еще больше запутывает и без того запутанную историю!

– Вовсе нет! – воскликнул Ницан. – Все очень просто. В отличие от несчастных Алулу-Бази и Энненет Сэрэн-Лагаши, госпожа Баалат-Гебал традиционалистка. Как и прочие представители Дома Шульги. Иными словами, носит амулеты на теле и на руках. Поэтому замена печатей над дверью ничего не дала убийцам.

В подтверждение этих слов госпожа Баалат-Гебал медленно подняла руки вверх. Широкие рукава платья упали, продемонстрировав всем присутствующим полтора десятка заговоренных браслетов – от запястий до плеч. Величественная дама побренчала браслетами и медленно опустила руки.

Тишину разорвал скрипучий кашляющий смех. Это смеялся подсудимый. Он буквально заходился от хохота, утирая выступившие на глазах слезы.

– Ну вот, – сказал Ницан. – А теперь мы можем воспользоваться помощью госпожи Баалат-Гебал и проверить, что представляли собой печати, подмененные на ее дверью сегодня ночью, после размолвки с храмовым казначеем. Надеюсь, здание суда заговорено от проникновения Ламашту-насылающей-болезни и ее демонов?

– Разумеется, – буркнул судья.

По знаку Ницана госпожа Баалат-Гебал сошла с помоста, подошла к столу вещественных доказательств, выложила из своей сумочки три амулета и скромно отошла в сторону.

– Прошу мага-эксперта Лугальбанду определить, существует ли связь между подсудимым и этими амулетами.

– Не надо, – сказал вдруг Балак, перестав смеяться. – Ваша взяла, господин сыщик. Я признаю, что изготовил эти печати – именно так, как вы сказали, заменив сердолик камнем-хамелеоном эльмешу. Но устанавливал их не я.

– Кто же? – недоверчиво спросил судья.

Балак пожал плечами.

– Этого я не знаю, – ответил он. – Я ни разу в жизни не видел заказчика. Получал задания анонимно. Сначала об изготовлении печатей для спальни господина Алулу-Бази. Потом – для спальни госпожи Энненет. Правда с их использованием он несколько задержался – приказал мне сначала изготовить голема и убить начавшего о чем-то подозревать Сивана. Потом приказал дать показания в суде против этого человека, – он указал кивком на Ницана. А прошлой ночью я сделал печати для спальни госпожи Баалат-Гебал.

– Вот подлец! – громыхнула дама.

Балак сдержанно улыбнулся, словно его похвалили.

– Вы наложили заклятье, чтобы лишить меня памяти о той ночи? – спросил Ницан.

– О, это было комплексное заклятье! – с видимым удовольствием ответил Балак. – Я горжусь им. Оно содержало, во-первых, воздействие на Сивана, побудившее его вечером прийти на площадку для собранного урожая, во-вторых, воздействие на вас – чтобы вы тоже пришли туда, сразу после убийства и попытались выдернуть из раны кинжал. Наконец, оно же заставило полицейских изменить свой маршрут и явиться прямо на место преступления. Они, конечно, ничего не помнят. И объяснить не могут. Изюминка в том, что каждая фаза должна была включаться в строго определенное время.

– Поведение овец объясняется именно этим заклятьем? – спросил Ницан.

– Овец? Ах да, – по лицу мага мелькнула тень раздражения. – Это побочный эффект. А что? Это вызвало у вас подозрение?

– Не сразу. В совокупности с остальными событиями, – ответил сыщик. – Вернемся к личности вашего заказчика. Значит, вы его никогда не видели.

Балак покачал головой.

– И даже не представляете, кто это был?

– Зачем это мне? Платил он исправно. И еще хочу заметить, что я всего лишь выполнял его распоряжения.

– Что же, – Ницан отошел от подсудимого. – Похоже, он действительно не знает, кто стоял за всеми этими преступлениями... Зато знаю я, – с этими словами сыщик медленно приблизился к скамьям представителей храма Анат-Яху.

Казначей Кислев вскочил.

– Клянусь всем, клянусь посмертным воздаянием! – истерично закричал он. – Я не виновен в смертях этих людей! Я ничего не сделал и ни в чем не виноват! Не подходите ко мне, вы чудовище!

– Я ни в чем вас не обвиняю, успокойтесь, – мирно заметил Ницан. – Я знаю, что вы этого не делали. Я просто хочу вам задать один вопрос. Повторите еще раз, кому вы передавали доверенности, когда получали их от обитателей дома престарелых?

Кислев беспомощно оглянулся.

– Кому – что? Ах, передавал... Да, конечно. Преподобному Хешвану, – пролепетал Кислев. – Он их заверял у верховного жреца и передавал на следующий день мне...

– То есть, в течение суток доверенности находились не у вас? – уточнил Ницан.

– Это так, – подтвердил старший жрец, спокойно глядя на сыщика. – Таковы правила. Может быть, вы хотите теперь обвинить во всех этих преступлениях меня? – надменная усмешка чуть искривила его тонкие губы.

Ницан ответил не сразу. Он задумчиво посмотрел на преподобного Хешвана.

– Скажите, преподобный Хешван, что вы делали у апартаментов госпожи Сэрэн-Лагаши в то утро, когда она умерла? – спросил вдруг он. – И почему после этого вы молили богиню Анат-Яху уберечь вас от болезней, насылаемых демоницей Ламашту и демоном Эррой?

– Что-о?! – возмущению преподобного Хешвана, казалось, не было границ. – Как вы смеете?! Я...

– Я был там, преподобный, – негромко сказал Ницан. – Я стоял за статуей богини и видел, как вы вышли из правой галереи, где находятся покои госпожи Сэрэн-Лагаши. И слышал вашу молитву. Правда, смысл ее стал мне ясен лишь после того, как я узнал о причинах смерти госпожи Энненет.