Гальюн располагался там же, где и на катере — слева по борту, в сторону кормы от нашей крошечной камеры. Был он поменьше, и без отдельного душа. Зарешеченное отверстие в полу свидетельствовало, что для мытья предлагается использовать все помещение — и не бойся намочить окружающие предметы. Раковина представляла собой еще более примитивную конструкцию, чем на катере, зато канализация оснащалась чуть меньшим вариантом того же электронного унитаза, с такой же хитроумной панелью управления. Я мысленно поздравил себя: накопленный на катере опыт не пропал даром, и теперь не придется заново постигать премудрости сложной техники. Судя по всему, устройство установили совсем недавно. Когда я упомянул об этом Джулио, он с отвращением отмахнулся.

— На посудине имелся отличный сортир, но его, понимаете ли, соорудили до принятия новых правил, так что мисс Лорке пришлось истратить пару тысчонок, дабы не нарушать закона.

— Да, — заметил я, — сразу видно законопослушного гражданина.

— Убирайся в каюту, — рявкнул он, однако гнев был скорее притворным.

Успело изрядно стемнеть, но электрическое освещение в нашей каюте работало вполне исправно — я проверил это заранее. Над каждой койкой имелось по лампочке. Я включил свою. Тут же с палубы донесся крик и в дверь застучали.

— Выключи свет, ты освещаешь передние паруса и мешаешь управлять яхтой.

— Прости, выключаю.

Я вновь прикоснулся к выключателю и в темноте откинулся на койку, прислушиваясь к тихому плеску воды за бортом. Быстрое беззвучное движение судна создавало странное, но приятное ощущение. Глядя через заливаемый водой прозрачный пластиковый люк, я мог видеть передние паруса, слабо обозначенные цветными габаритными огнями — что бы ни задумала на этот раз Серина Лорка, незаконной невидимости яхты это не требовало. Картина вырисовывалась довольно ясная: она мстила за свою погибшую возлюбленную точно так же, как отец мстил за дырку в голове. Оставалось выяснить лишь последние подробности ее мести, и инстинкт подсказывал мне, что очень скоро она сама обо всем нам расскажет. Проблема гениев преступного мира в том, что если ты провернул удачную операцию и держишь язык за зубами, никто так и не узнает, какой ты молодец. Большинство из них рано или поздно этого не выдерживает. Меня не оставляло предчувствие, что нас выбрали на роль благодарных слушателей, которым мисс Лорка поведает о своих деяниях.

— Мэтт. — Голос Элеоноры слабо пробился сквозь доносящиеся снаружи звуки.

— Как ты там? — отозвался я. Я уступил ей безопасную койку с подветренной стороны, тогда как мне досталось ненадежное место напротив. Чтобы не упасть, на койке имелось хитроумное брезентовое приспособление, но я предпочел не лишать себя подвижности до такой степени.

— Мэтт!

В голосе у нее прозвучал внезапный страх, и я понял, что она не расслышала мой ответ. Я приподнялся с койки, огибая ведро на полу, подсел к Элли, отыскал в темноте ее плечо. Она накрыла мою руку ладонью, на мгновение судорожно сжала и отпустила.

— О Господи, какая же я малодушная трусиха! — пробормотала она.

— Совершенно верно, — согласился я. — И еще грязная уродина. Не забывай о грязной уродине.

— Черт бы тебя побрал, Мэттью Хелм!.. — я услышал, как она отрывисто рассмеялась в темноте: — Ладно, доктор Хелмштейн. Будь по вашему. Продолжайте свою шоковую терапию. Но ведь я и в самом деле являю жалкое зрелище, разве не так? Господи, как меня тошнило! Ужасно, когда тебя выворачивает наизнанку, а внутри уже ничего не осталось. От меня сильно воняет?

— Есть запашок, — ответил я. — Но терпеть можно.

— Очень жаль. Но если меня еще можно выносить, не мог бы ты... сжать зубы и обнять меня? Если, конечно, можешь находиться рядом с таким вонючим отвратительным существом.

Произнести эти слова для нее было равнозначно громкому крику с просьбой о поддержке и утешении. В то же время она решилась на достаточно смелый шаг, если принять во внимание то, что с ней произошло и последствия этого события. Разумеется, в случае, если я откликнусь на ее просьбу, проводилась четкая грань между дозволенным и недозволенным, но тем не менее, я счел подобное обращение обнадеживающим знаком.

— Мне лучше лечь с низкой стороны, — сказал я. — Так я по крайней мере не раздавлю тебя, когда яхту встряхнет в очередной раз... Ох, это еще что?

— Извини, кажется, я задела тебя своим каблуком.

— Господи, до сих пор не сбросила босоножки? Твою сиделку нужно уволить. Дай-ка я...

— Не беспокойся.

— Разгуливать по судну на высоких каблуках не рекомендуется, мэм.

— Брось, Мэтт. Тебя никогда не ударяли высоким каблуком? По-настоящему, изо всей силы? Решительная женщина может сделать каблук грозным оружием. Пускай считают, что я не заслуживаю ни малейшего внимания, даже босоножки не удосужилась снять.

Позже, когда мы лежали рядом, я почувствовал, как она борется с собой. Близость моего тела заставляла ее напрягаться, пытаясь выдерживать между нами определенное расстояние, но качка препятствовала ей, прижимая нас друг к другу не менее плотно, чем селедок в бочонке. Постепенно я почувствовал, как ее тело начало расслабляться.

— Это не слишком честно по отношению к тебе, правда, Мэтт? — прошептала она. — Но мне не хотелось бы сейчас... Вряд ли я смогу... Мне просто нужен... человек рядом.

Не стану утверждать, что я никак не реагировал на присутствие маленького теплого тела в моих объятиях. По непонятной причине мне припомнилась другая недавняя ночь, когда я повел себя аналогичным образом по отношению к другой женщине. Правда, тогда мы находились в разных комнатах, а стало быть, атмосфера была менее интимной. Однако я счел, что подобными размышлениями не стоит делиться с моей нынешней спутницей.

— Я постараюсь обуздать клокочущую страсть, мисс Брэнд, — пообещал покорный слуга.

— Расскажи мне о Марте.

Просьба застала меня врасплох, хотя я только что думал о Марте Дивайн. Что ж, никогда нельзя сбрасывать со счетов телепатию. Особенно, когда находишься с женщиной в одной кровати, даже если вы одеты.

— Что именно? — спросил я.

— Зачем она неожиданно появилась в Майами? Ведь ни ты, ни ее отец явно не ожидали ее увидеть.

— Понятия не имею, зачем. Спроси у моего шефа, ведь это же его дочь.

— Ты лжешь, дорогой, — заявила она.

— Совершенно верно, — согласился я. — Лгу. Последовала короткая пауза.

— Ладно, — тихо проговорила она. — Я чересчур любопытна и меня это не касается, верно?

— Верно.

— Ты ее любишь, Мэтт?

— Разумеется. Послушать тебя, так я люблю половину человечества. Всю женскую половину. С какой стати делать из бедняжки Марты исключение? Последовала еще одна пауза.

— Ладно, тогда расскажи, что произошло во время вашей ночной экспедиции. — Голос ее прозвучал слегка обиженно. — Если это тоже не попало в разряд секретной информации.

— Прости, но именно туда и попало. Во всяком случае, материал не для публикации. Если тебе и в самом деле хочется знать, расскажу, но строго между нами. Слово чести и тому подобное. — Чуть помолчав, я продолжал: — И раз уж мы об этом заговорили, боюсь, придется просить тебя забыть всю эту сумасшедшую историю: затонувшие суда и прочее.

Я почувствовал, как она мгновенно напряглась.

— Ты с ума сошел, Мэтт! Отказаться от материала меня не заставит и сам Президент Соединенных Штатов!

— Что ж, вполне с тобой солидарен. Но ведь просит даже не государственный секретарь.

— А... а если я откажусь, что тогда?

— Перестань, малышка. Это была просто просьба. Если тебе хочется, могу добавить «пожалуйста». Никаких угроз или карательных санкций. Решать тебе.

Какое-то время она молчала, затем сухо произнесла:

— Расскажи мне о вашем ночном походе. Конфиденциально.

Я выполнил просьбу. Когда же закончил, Элеонора сказала:

— С тобой не просто иметь дело, правда, Мэтт?

— Стараюсь исправиться, — заверил я. — Но почему-то никак не получается. Прости.