– Как Элла себя чувствует? – спросил я. – С ней всё в порядке?
– Да-да, к счастью, всё в порядке. Только что доктор ушёл. Он её осматривал. Она так вымотана и потрясена, что уже уснула. Это такой ужас и кошмар, что просто не укладывается в голове. Я до сих пор осознать произошедшее не могу. Вы даже не представляете, через что мы все прошли. Врач посоветовал ей несколько дней оставаться в полном покое.
– Думаю, вам этот совет тоже не помешает, – понимающе улыбнулся я. – Я не планировал вас беспокоить, но ваш супруг настоял.
– Что вы, Александр, какое же это беспокойство.
– Это я настояла, – раздался дерзкий и немного хриплый голос от двери.
– Эллочка, ты зачем поднялась? Тебе же доктор…
– Да всё нормально, мама. Подростковая психика очень гибкая, врач же сказал.
Я хмыкнул. Подростковая. Ей восемнадцать, вообще-то. Студентка меда. Уже не лялька. Хотя, на вид ещё дитя. Она стояла в коротком шёлковом халате, выставив напоказ загорелые стройные ноги, и выглядела очень даже ничего. Привлекательно выглядела. Я вдруг почувствовал интерес. Давненько, как говорится не брал я в руки шашки.
Я оглядел её с головы до ног и подмигнул. Она только плечиком повела, смотрите какая. Вошёл глава семейства, успокоенный после пересчёта билетов государственного банка СССР.
– Ну, что же, Александр, присаживайся, – показал он на стул за столом. – Ада, давай будем ужинать. Элла, я так понимаю пришла в себя, достаточно, чтобы присоединиться. Переоденься пойди.
Девушка вспыхнула, покраснела, но перечить не стала, молча повернулась и вышла, причём, плавные покачивания бёдрами я принял исключительно на свой счёт. Вскоре она появилась в ещё более короткой джинсовой юбке и футболке, надетой на голое тело.
Кофман крякнул, но ничего не сказал, а она победно улыбнулась. Действительно гибкая психика, почти такая же, как девичий стан. Хоть она и просидела в холодном подземелье всего один день, меньше суток, тем не менее, реакция была весьма странной. Впрочем, она, как мне показалось, не верила, что с ней могло случиться что-то плохое.
Отец Эллы подробно расспросил кто я такой и что делаю в Москве. Узнав, что я москвич, но по распределению работаю на швейной фабрике в Сибири, а здесь сейчас нахожусь в командировке, успокоился, решив, что с моей стороны его дочери ничего не угрожает. В смысле, никаких амурных глупостей, на фоне внезапной любви к рыцарю-освободителю не предвидится. Банально, в силу нешуточного расстояния.
Ещё его крайне интересовал вопрос, не связан ли я с милицией или прокуратурой. Но узнав, что я занимаюсь вопросами снабжения, кажется, успокоился. И уже ничто не мешало нам сосредоточиться на еде.
Кормили в этом доме отменно. Увидев обильный стол, я понял, насколько голоден. Пирожок, проглоченный на вокзале, давно уже превратился в смутное воспоминание. Ели курицу и рыбу фиш, баклажаны и что-то ещё вроде хумуса. Ну и, разумеется, заморские деликатесы на столе тоже присутствовали. Ветчина, финский сервелат, и даже наш отечественный торт «Птичье молоко».
– Яше сегодня из «Праги» прислали.
Ну, ещё бы. Яша – величина.
В конце вечера завмаг завёл меня к себе в кабинет и прикрыл дверь.
– Александр, я хочу сказать тебе пару слов. Это, естественно, слова благодарности.
– Да, вы уже сказали, – кивнул я.
Удивительно, этот дядя был младше меня, но сейчас я чувствовал себя очень молодым человеком.
– Сказал, да. Но не всё, что хотел. Ты показал себя честным и бескорыстным человеком. И благородным. Не позарился на деньги, а деньги были немалые. Это характеризует тебя вполне определённо. Поэтому я хочу выдать тебе небольшую премию.
– Да вы что, мне не надо, – покачал я головой. – Я ведь не из-за денег.
Просто я знал, чем дело кончится и не мог не попытаться помешать.
– Не из-за денег, но деньги никому ещё не повредили в этой жизни. Держи. И вот ещё что, если что-то понадобится, обязательно дай мне знать, чем смогу всегда помогу.
Он протянул мне две пачки сотенных.
– Держи, не робей. Бери-бери, я от чистого сердца.
Мне было и неловко, и не особенно приятно, но он буквально запихнул мне деньги в карман пиджака.
– Ещё хочу попросить… Элла девочка горячая, с фантазией, может нафантазировать неизвестно чего, а ты парень уже зрелый, с пониманием…
Я хмыкнул и кивнул.
– С пониманием, не без этого.
– Ты хороший человек, но ей пока учиться надо, а не…
– Слушайте, Яков Михайлович, вы не беспокойтесь. Я и без денег понять могу.
Я полез в карман, чтобы вытащить его награду.
– Не обижай, – серьёзно помотал он головой. – Это не отступные. Это просто премия.
В итоге бабки остались у меня.
– Я могу рассчитывать, что всё произошедшее останется в тайне?
– Естественно, – подтвердил я. – Я не болтливый и не слишком любопытный.
– Это хорошие качества. Мужские.
Мы вышли в прихожую.
– Сашенька, – улыбнулась мама Эллы. – Большое вам спасибо. Вот возьмите, это торт и шампанское. И вот, мимозу ещё. Бабушку с праздником поздравите, а то вы ведь сегодня не успели ничего купить.
– Спасибо, – улыбнулся я. – Действительно, вечер уже.
Блин, встречу с бабушкой я не планировал. Подобная перспектива меня не радовала. Собственно, я пока вообще ничего не планировал, хотя и стоило бы. Ещё как стоило. Впрочем, чего там планировать, нужно было попытаться вернуться обратно в своё время, пока весь этот пипец не зашёл чересчур далеко.
– Забегай, когда в Москве будешь, – пожала плечами Элла и подмигнула, возвращая моё собственное подмигивание.
Она сложила руки на груди, отчего тонкая ткань футболки натянулась, чётко обрисовывая острые шишечки на её выпуклостях. Я усмехнулся. Хороша злодейка.
– Ладно, забегу. Ты смотри, больше не попадайся в лапы к бандитам.
– Теперь с ней всегда мой человек будет ходить, – хмуро заметил её отец.
– Ну, папа! – возмущённо воскликнула она, резко поворачиваясь к отцу.
Я едва заметно усмехнулся. Про судьбу Толоконникова и его подельника я не спрашивал. Тут мне было всё более-менее понятно.
Ребята Кофмана довезли меня до Ленинградского шоссе. До того места, где, собственно, всё и началось, до сто двенадцатого дома дробь один, корпус один. На лавочке у подъезда сидел понурый человек. Я остановился и присмотрелся, потому что он показался мне смутно знакомым.
Надо же, это был тот самый бомж, которого не так далеко отсюда прессовали патрульные. Усталый, пыльный и несвежий.
– Здорово, отец, – кивнул я, присаживаясь рядом с ним. – Ты чего здесь мёрзнешь сидишь? Ты кто?
– Я? – осклабился он. – Бывший интеллигентный человек. БИЧ.
– И чего тут делаешь? Бичуешь?
– Бичую. Чего мне ещё делать. А ты кто?
Я поставил коробку с тортом рядом с собой, положил букет, откинулся на спинку и втянул свежий, слегка морозный московский воздух. Советский. Советский воздух. Бодрящий, наполняющий энергией и оптимизмом. А оптимизма в моей жизни давно уже не хватало…
– Хороший вопрос, – покивал я. – Только отвечать больно долго.
И не известно что.
– Пока сам себе не ответишь, кто ты есть, будешь болтаться, как говно в проруби.
– Или я хороший человек, или оно все-таки тонет, – усмехнулся я.
– Юморист, – прохрипел растянулся в улыбке бич.
– Ну, типа, – согласился я. – Я много кто так-то. Например, десантник, которому в восемьдесят седьмом полноги оторвало. Подойдёт такой ответ?
Он поморщился.
– Мне всё подойдёт. И что ты без ноги делал в своём восемьдесят седьмом?
– Бухал, батя. Крепко бухал.
– А потом?
– А потом перестал, – вздохнул я. – В школу пошёл работать. Друзья пристроили, труды вести. Потом универ закончил, стал дерзким салабонам литературу преподавать. Хотел в бизнес, да не получилось у меня. Деньги занял, да не отбил. Снова бухал.
– Хех, – усмехнулся бомж, – эк завернул. В бизнес.
– Точно.
– Так щас учитель, что ли?
