Пугающая закономерность. Такие истории здесь стандартны. Сюда никто не приезжает меньше чем на три месяца. Потом индийский образ жизни затягивает, и трудно заставить себя отказаться от сказки, вернуться к суете и каменным оковам города. Сначала я удивлялась, почему все так загадочно улыбаются в ответ, узнав, что моя поездка продлится с четыре недели… Обычно с этих слов и начинается жизнь в новом измерении…
После нескольких минут разговора Андрей с удовольствием делился впечатлениями и планами:
– Я завтра собираюсь в особенное место. Там нет туристов, о нем вообще мало кто знает из непосвященных, но тем оно и хорошо, что индийский колорит стопроцентен. От компании не откажусь.
Я как раз хотела своими глазами увидеть шаманов, а если удастся, сломать свой скептицизм и увидеть новые горизонты. Значит, едем.
Дело было вечером. Мы приехали в город Гокарна в сопровождении питерского фрика. На улице было уже темно, и мы шли по берегу океана с очень маломощными фонариками, пытаясь найти именно тот куст, за которым должен был находиться наш домик. Так как это был городок не для праздных туристов, а для йогов, их учеников и прочих избранных, то условия, в которых нам предстояло жить ближайшие несколько дней, были скорее романтично-аскетические, нежели привычный после Гоа люкс. Здесь люди жили духовной жизнью, сводя все материальное до самого необходимого, и мне еще только предстояло узнать, что такое индийский минимализм. Нашим новым жилищем была глиняная мазанка с маленьким окошком, глиняной кроватью с циновкой в лучших традициях тибетских монахов и торчащей из потолка лампочкой, которая как раз не работала. Впечатления лились через край, а у меня с непривычки не в самой цензурной лексике. Ночь, отсутствие всякого света, два чемодана и две растерянных пары глаз. В этот момент дверь нашего домика приоткрывается и из образовавшейся щели появляется рука со свечой (видимо, реакция на чересчур эмоциональное заселение, которого там уже давно не слышали).
Когда свеча перешла к нам, спасительная рука так же неожиданно исчезла. Этой руке, а точнее – ее владельцу, суждено было стать моей путеводной звездой.
Более близкое знакомство с ним произошло уже утром. Он пробегал мимо меня с каким-то аппетитным блюдом в руках и, увидев любопытный взгляд в тарелку, сразу же пригласил присоединиться к своему завтраку. Я, уже пропитанная индийской атмосферой простоты и всеобщего единства, сразу же согласилась.
Это был высокий мужчина необычной внешности. У него были черные-черные глаза, но не зловеще-черные, а с теплой загадочной чернотой квадрата Малевича. Они светились редким спокойствием и какой-то гармонией с самим собой, которая сразу располагает и раскрепощает. Кроме того, они всегда улыбались, даже когда не двигались губы. А ведь глаза – это самый точный показатель внутреннего состояния души. Волос на голове не было, а на затылке задорно болталась маленькая косичка. Очень правильные черты лица. Звали его Георгом. Возраст непонятен, и хотя по дальнейшему нашему разговору у меня появились кое-какие догадки, назвать цифру вслух язык все равно не повернется, настолько этот возраст не вяжется с его спонтанностью, умением радоваться мелочам и абсолютной неразочарованностью в жизни.
Не успела я проглотить первый откусанный кусочек лакомства, как вдруг четко поняла, что нахожусь в это время, в этом месте и с этим человеком неспроста. Как будто все произошедшее со мной ранее имело цель свести именно с ним, как конечная точка длинного пути. Предчувствие не подвело. Георг был не случайным пассажиром, а нехватающим элементом, способным вернуть баланс на мой тонущий корабль.
Георг был уникален тем, что за свою жизнь сменил три рода занятий, в каждом достигнув небывалых высот. Георг с детства стал профессионально заниматься футболом, играл в юношеской сборной Германии. Во многом этот род деятельности и задал ритм его жизни: с детства он был в постоянных разъездах, часто жил в других странах по году, по два, когда по контракту его приглашали играть за зарубежные команды. К восемнадцати Георг уже объехал полмира, знал пять иностранных языков. Тогда он и почувствовал, что жизнь становится однообразной, и поступил в университет на журналиста. Естественно, рядовым журналистом он после этого не стал, а работал на одном из главных центральных каналов ведущим «Новостей», написал несколько книг, участвовал во множестве неожиданных проектов. Но любая профессия рано или поздно исчерпывала себя, и журналистика не стала исключением. Георг подался в кулинарию. Несколько лет он ездил работать учеником к самым умелым, на его взгляд, поварам. Конечно же, скоро и сам открыл ресторан, где фирменным знаком было смешение множества традиций разных стран в одно блюдо, находя неожиданные вкусовые сочетания. Проверено на себе. Когда светская суета надоела, Георг приехал жить в Индию. Здесь он купил мазанку с плоской крышей, чтобы разместить на ней кровать и спать под звездным небом, и полгода проводил в медитациях, прогулках, кулинарных экспериментах (уже для самого себя) и в общении с заезжими экземплярами. Когда начинался сезон дождей, он выбирал любую интересующую страну и опять на какое-то время возвращался в цивилизацию.
Наши разговоры не содержали особого смыла, времени вдвоем мы проводили немного, но я сразу почувствовала, что в мозгу что-то щелкнуло, что-то перевернулось, заблокированный ранее коридор открылся, как будто кто-то резко сдернул пелену с окружающей действительности. Георг поразил меня тем, что в существующих рамках и догмах социума не боялся каждый раз начинать жизнь с чистого листа. Не каждый способен после определенных достижений в одном не побояться все бросить и спуститься с вершины к нулю другого дела. К тому же он достиг гармонии в отказе от беспрерывного денежного потока, от привычных рельсов материализма. Откровением стал факт состояния вне категорий: Георга нельзя назвать аскетом или жертвой цивилизации, он периодически существует то там, то здесь, но с единой идеологией для обеих сред.
Может, в этом и заключается истина наполнения жизни смыслом, а не в нелепом следовании сложившимся устоям, как это происходило со мной все эти годы?.. Вырваться из череды однообразных будней и раскрасить жизнь красками можно копанием внутри, экспериментами, легкостью и гибкостью ума. А я всегда боялась изменений, ценила надежность выше новых неизведанных горизонтов, поэтому и замыкалась в круге предсказуемости…
Утро началось в восемь. Здесь царила такая атмосфера, такой чистый морской воздух, что достаточно было четырех часов для сна и бодрости. Я выбралась из нашей мазанки и с удовольствием заново родившегося человека воспринимала все вокруг. В свете индийского солнца мир казался прекрасным. Душ с холодной водой из бочки и маленьким ковшиком казался верхом совершенства. Я настолько чувствовала себя частью природы, что комфортабельная ванна выглядела кощунством. Завтрак на берегу под шум волн. Я забралась в разноцветный гамак прибрежного кафе в ожидании фруктового салата в йогурте, свежевыжатого сока из киви и земляники и овощного омлета.
Георг уже вовсю бодрствовал: расположился на песке с закрытыми глазами и медитировал. Когда процедура была закончена, он решил составить мне компанию.
– Не возражаешь, если я возьму твою руку?
Конечно, я не возражала. Про шаманские штучки я была наслышана, но относилась ко всему весьма скептически.
Моя рука оказалась между ладонями Георга без лишних касаний, и что-то случилось. Я чувствовала теплоту и еле заметную боль, а он смотрел на меня и улыбался.
Впервые мистика (к этому относилось все за гранью понятного) материализовалась. Как мне было объяснено позже, Георг разговаривал со мной через энергетику.
В какой-то момент его лицо изменилось, к своему ужасу и удивлению, я поняла, что теперь он все знает…
Георг что-то говорил, расковыривал, как доктор, мои старые душевные травмы, а я не могла сдержать слезы от точечных ударов, и они лились по щекам. Вещи, которые ни с кем никогда не обсуждались, сейчас вытаскивал незнакомый мне человек, возвращал к ним мое внимание, тем самым освобождая от накопившейся тяжести.
