Третьей особенностью исторического момента была надвигавшаяся опасность ересей. Об этой опасности ап. Павел предостерегал пресвитеров Ефесской Церкви, прощаясь с ними в Милете (Деян 20:29-30). Такой же смысл имеет, по всей вероятности, и предостережение 2 Кор 6:14-7:1. Похоже на то, что иудаистическая агитация пробудила в Коринфе и другие центробежные силы, дотоле дремавшие. Ссылка на тьму, которая противополагается свету, на Велиара, противостоящего Христу, на идолы, для которых нет места рядом с храмом Божиим, не может относиться к пропаганде иудаистов. В это же время, в послании к Римлянам, ап. Павел поставил вопрос о немощных в вере (14-15). Пищевые ограничения, которым они себя подвергали, не были связаны, как в Коринфе, с опасностью идоложертвенного. Немощные, повсей вероятности, связывали себя предписаниями закона Моисеева (ср. 14:5-6), но своеобразное вегетарианство, которое наблюдалось среди римских христиан (14:2, ср. стт. 6, 21), шло дальше того, к чему обязывало соблюдение закона. Мы присутствуем уже не при реакции иудейства, а при реакции язычества. Выше было указано, что в эллинистическо-римскую эпоху почитание восточных богов получило распространение и на Западе. Это была пора религиозного синкретизма, сложного скрещения разных религиозных верований. В этот поток было вовлечено и иудейство, а, в конце концов, и христианство. Осложнение религиозного синкретизма элементами христианства вызвало к жизни пестрые религиозные системы, которые обозначаются в науке термином гносиса или гностицизма. Это и были те первые христианские ереси, зарождение которых чувствовал ап. Павел. В дни его третьего путешествия гностицизм был в самом зародыше. Впрочем, первым гностиком можно считать Симона Волхва, упоминаемого в Деян 8. Как бы то ни было, и в пятидесятые годы мы присутствуем только при начале процесса. Когда ап. Павел был в узах, процесс обозначился с большею ясностью. Мы об этом заключаем из послания к Колоссянам. В последние годы ап. Павла, его послания к Тимофею и к Титу показывают, что гностическое движение вылилось уже в конкретные формы. В четвертый период Апостольского Века гностическая опасность составляет главную заботу Апостолов. С нею считаются Петр (ср. 2 Пет), Иуда и Иоанн (ср. 1-2 Ин, Апк. 2-3). Зарождение гностических ересей говорит о начале новой эпохи.
Ожидания Павла оправдались. В Иерусалиме его действительно постигли узы. По совету Иакова и пресвитеров, он принял участие в обете четырех иудеохристиан. Распущенный в народе клеветнический слух вызвал возбуждение толпы. Вмешательство римлян спасло апостола от самосуда. Препровожденный в Кесарию к прокуратору Феликсу, он оставался в узах два года, дождался смены прокуратора и, в конце концов, потеряв надежду на освобождение и при новом прокураторе Фесте, апеллировал к кесарю. Обо всех этих событиях с большими подробностями повествуется в отрывке Деян 21:17-28:31, который начинается со встречи Павла, и Иакова и кончается описанием морского пути Апостола с зимовкой на Мальте, его прибытием в Рим, разрывом с римскими иудеями и двухлетним пребыванием в римских узах. По теперешним понятиям, ап. Павел находился в Риме под домашним арестом (ср. Деян 28:16, 30-31) и пользовался относительною свободою. Но узы его, которые он упоминает во всех своих посланиях этого периода (Ефес Филипп. Кол., Филим.), надо понимать буквально. Он был прикован цепью к тому солдату, который был к нему приставлен. Эта цепь тянулась от руки солдата к руке узника. Так как солдаты сменялись, то Павел имел все основания сказать в Филипп. 1:13: «узы мои о Христе сделались известными целой претории и всем прочим». Под Преторией он здесь разумел Римскую преторианскую гвардию. Сменявшиеся солдаты были преторианцы.
Два вопроса требуют нашего особого внимания. Первый касается отношения Иерусалимской Церкви к судьбе ап. Павла. Ближайшею причиною его заключения было его участие в обете четырех иудеохристиан, который он принял по совету Иакова и пресвитеров. Побуждения, которые заставили Павла последовать этому совету, для нас ясны. Мы уже имели случай поставить образ действий Павла в Иерусалиме рядом с обрезанием Тимофея (Деян 16:3) и обетом в Кенхреях (Деян 18:18). Павлом руководили соображения икономии. Внутренне не признавая обязательности закона даже для иудеохристиан, значит и для себя, он делал все, что только мог, для поддержания мира. Именно эта забота заставляла его быть для иудеев, как иудей, для подзаконных, как подзаконный (1 Кор. 9: 20). С своей стороны, Иаков и пресвитеры держались буквы Иерусалимского соглашения. Они считали, что Павел должен исполнять закон, и им было важно получить от него перед народом наглядное доказательство. В это время они еще не сознавали временного значения закона, и их связь с окружающей иудейскою средой оставалась непоколебленною. Замечательно, что в Деян после 21:25 Иерусалимская Церковь более не упоминается. Мы ничего не знаем о ее общении с ап. Павлом после его заключения в узы. Сделали ли что-нибудь ее руководители для облегчения его положения? Забота племянника (ср. Деян 23: 16-22), может быть, и не христианина, оттеняет молчание братьев. В критической науке 19-го века были сделаны попытки возложить ответственность за судьбу ап. Павла на Иерусалимскую Церковь, с Иаковом во главе. Для обоснования этого обвинения мы не имеем никаких данных. Напротив, все, что мы знаем о нравственном облике Иакова и его ближайших сотрудников, делает это обвинение совершенно невероятным. Можно сказать со всею решительностью, что они не могли быть против Павла. Но они не были и за него. Самая их ссылка на букву соборного постановления (ср. Деян 21:25 в контексте) показывает, что они не разделяли его оценки заключенного между ними соглашения. В это время они едва ли понимали Павла. И внутренне был ли он им ближе, чем их братья по плоти, не вошедшие в Церковь? Узы Павла, по вине иудеев, были его личной трагедией. Но еще в большей мере они были трагедией иудеохристианства. Для Павла его узы были узы во Христе (ср. Филипп. 1:13). Трагедия иудеохристианства была в том, что, оставшись в стороне, члены Иерусалимской Церкви не могли разделить их сладостной тяжести.
