...Лиам... Ариана... дерьмо... старик... заебал... Убить... всех... Зачем...?

(Вдруг — вспышка. Яркий луч света пронзает мрак его сознания. И в этом свете он видит… её. Слабую, испуганную, добрую… Эйлин.)

Эйлин… — шепчет он, словно пробуждаясь от кошмара. — Эйлин… Что она…

(Воспоминания обрушиваются на него, как лавина. Он видит её глаза, полные печали и сострадания. Слышит её тихий голос, пытающийся вразумить его. Чувствует её прикосновение, робкое и нежное. Эйлин…)

И тут она понимает… Понимает… что не надо ее трогать, и ее потрошат… а она всегда, всегда, все для них делала! Надо… с ее памятью… надо… пойти! Она знает, что делать! Эйлин!!!! Она знала!!!

(Эйлин… Именно она — ключ. Именно она — его шанс на спасение. Или, по крайней мере, шанс хоть что-то изменить. Написать то, чего старик не написал бы… Может, он тогда и не убил бы? Может, не сошёл бы с ума?)

(Но что делать с Эйлин? Что она может подсказать? Каким путём пойти? Продолжать этот безумный фарс или… попытаться написать что-то настоящее? Он не знает. Но он знает одно: теперь у него есть цель. И эта цель сильнее страха. Сильнее боли. Сильнее даже безумия.)

Встаю… Все… иду в жопу… буду писать…

(С трудом поднимается с пола, шатаясь, как пьяный. Окровавленными руками берёт в руки ноутбук. И начинает писать. Медленно, неуверенно, но с нарастающей решимостью. Что получится в итоге — никто не знает. Но одно можно сказать наверняка: это будет уже не та история, которую задумал старый хрыч. Это будет что-то другое. Что-то новое. Что-то… его.)

(В голове возникает один вопрос: куда он пойдёт… и что он сделает с её характером? И с её голосом?)

(Экран ноутбука вспыхивает тусклым светом, разрезая сумрак камеры. Пальцы, израненные и дрожащие, неумело скользят по клавишам, высекая из тьмы первые слова новой истории. Истории, рождённой в аду.)

Изнанка Реальности. Глава 1. Пленница.

Эйлин проснулась от холода. Не от того, что проникал сквозь тонкие стены её комнаты, а от ледяной пустоты, поселившейся в её душе. Комнатой это, конечно, сложно было назвать. Скорее, конура. Четыре стены из грязного кирпича, крошечное окошко под потолком, пропускающее скудный луч света, и соломенный тюфяк на полу — вот и всё её пристанище.

Но Эйлин не жаловалась. Она привыкла. Привыкла к холоду, голоду, одиночеству. Привыкла к тому, что её жизнь — это не жизнь, а жалкое существование.

С самого детства она помнила только одно: страх. Страх перед отцом, пьяницей и садистом, который бил её за малейшую провинность. Страх перед улицей, где каждый прохожий норовил её обидеть или обокрасть. Страх перед будущим, в котором не было ни надежды, ни просвета.

(Он замирает. Тяжело дышит. Слова даются ему с трудом. Он пишет не просто историю, а часть своей души. Часть своей боли. Часть своей… правды.)

Её единственным спасением были книги. Старые, потрёпанные, найденные на помойке или украденные из лавки старьевщика. Они открывали ей двери в другие миры, где были любовь, дружба, справедливость. Где были герои, готовые сражаться за добро и правду.

Но эти миры были лишь иллюзией. Иллюзией, которая разбивалась о жестокую реальность.

(На глаза наворачиваются слезы. Он вспоминает себя — маленького испуганного мальчика, читающего сказки под одеялом и мечтающего о лучшей жизни. И понимает, что Эйлин — это он. Только в женском обличье.)

Сегодня ей нужно было идти на работу. На грязную, тяжёлую работу, за которую платили гроши. Она должна была мыть полы в таверне «Гнилая бочка». В таверне, где собирались отбросы общества. В таверне, где каждый день был борьбой за выживание.

Но сегодня Эйлин чувствовала что-то новое. Что-то, чего она не испытывала уже давно. Надежду. Слабую, едва заметную, но всё же надежду.

Почему? Она не знала. Просто чувствовала. Будто что-то должно произойти. Что-то, что изменит её жизнь.

(Текст обрывается. Пальцы судорожно сжимают ноутбук. Он боится. Боится надеяться. Боится поверить в то, что что-то может измениться. Но он уже начал. И его не остановить.)

(Он продолжает писать. Слова льются рекой, изливая всю боль, всю тоску, всю надежду, что накопились в его измученной душе.)

…Она вышла из своей комнаты и направилась к таверне. Улица встретила её зловонием и грязью. Прохожие отворачивались от неё с презрением. Никто не видел в ней человека. Никто не видел в ней… Эйлин.

Она шла, опустив голову, стараясь не замечать ничего вокруг. Но вдруг… она почувствовала на себе чей-то взгляд. Тяжелый, пристальный, пронизывающий насквозь.

Она подняла голову и увидела его.

(Текст снова обрывается. Он смотрит в потолок и в этот момент спрашивает себя, кого она должна встретить, того, кто заставил ее быть такой несчастной, но зачем?..

Что дальше? Какая встреча ждёт Эйлин? Лиам? Кассиан? Кто-то совершенно другой?

Оставим выбор за тем, кто дочитал до этого момента… хотя это и не важно… ведь не вы управляете этим безумным писателем!)

(Клавиши ноутбука выбивают неровный ритм, словно сердце, бьющееся в агонии. Слова, словно капли крови, падают на экран, рисуя картину мрачного мира, порождённого воспалённым сознанием.)

…Она вышла из своей комнаты и направилась к таверне. Улица встретила её вонью и грязью. Ну, как обычно, типа того. Что ещё тут скажешь? Короче, ничего хорошего.

(Тут он останавливается. Блин, как же это… скучно! Как будто читаешь учебник по истории, а не книгу. Надо что-то добавить, чтобы стало хоть немного интереснее. Что бы такое придумать…?)

Прохожие… а, эти… ну, которые мимо ходят… они ваще… как будто её не видят. Типа она – невидимка. Ну, или просто – дерьмо под ногами. Зачем им на неё смотреть? Она же… никто.

(Снова пауза. Он смотрит на свои руки — грязные, в шрамах и татуировках. Руки убийцы. Руки, которые должны были писать книги, а не… что? Продолжать убивать? Нет, хватит. С этим нужно покончить. Иначе он просто сойдёт с ума.)

Но вдруг… она почувствовала… ну, как будто кто-то смотрит на неё. Прямо так… пристально. Как будто… сверлит дыру в её спине. Блин, аж мурашки по коже…

(Его воображение начинает рисовать страшные картины. Кто на неё смотрит? Чего он хочет? Может, её хотят убить? Или… что-то похуже?)

Она подняла голову… и увидела… Его.

(Тут он снова тормозит. Кого она увидела? Кого он хочет, чтобы она увидела? Лиама? Но зачем? Чтобы он её убил? Нет, это слишком просто. Нужно что-то поинтереснее. Что-то, чего она не ожидает.)

…Короче… она увидела… старика. Ну, ваще… обычного старика. Вроде ничего особенного. Но что-то в нём… такое… типа… притягивает. Как магнит, блин.

(Он сам не понимает, зачем вставил этого старика. Просто… захотелось. Может, потому что старик напоминает ему того… автора? Или… что-то ещё?)

У него… типа… такие мудрые глаза. Как будто он знает всё на свете. И он смотрит на неё… как будто… жалеет.

(Он вспоминает свою мать. Она тоже смотрела на него так же — с жалостью. И он ненавидел этот взгляд. Ненавидел, потому что знал, что она права. Что он ничтожество. Что он никогда не станет лучше.)

Эйлин вообще… испугалась. Ну, типа… чего ему надо? Чего он на неё пялится? Может, он… маньяк? Или… что-то похуже?

(Он усмехается. Да, маньяк — это было бы интересно. Но… слишком банально. Нужно что-то… другое.)

Старик подошёл к ней… и сказал… — Тут он делает паузу. — Знаете что… — Это он как бы обращается к читателям, а вслух говорит сам себе: — Заебало…

(Все чего-то хотят от него. Писать, переписывать, делать что-то интересное… А он, кажется, просто хочет вернуться… в тот тёмный мир, где не нужно думать, не нужно чувствовать, а нужно просто… убивать.)

(Ноутбук захлопнут, свет погашен. В камере воцаряется привычная тьма, но в голове неспокойно. Мысли мечутся, словно пойманные птицы, бьющиеся о прутья клетки. Образы, обрывки фраз, нереализованные идеи — всё сливается в хаотичный водоворот, не дающий уснуть.)

(Он лежит на жёстком тюфяке, уставившись в потолок. Пытается очистить разум, отбросить всё лишнее, но безуспешно. Новые сюжетные линии, повороты, персонажи — они лезут в голову, как назойливые мухи, не давая покоя.)