— Космос, — начал названный профессор. — Что вы хотите знать? Я путешествовал… лишь раз.

За этот день это была его крупнейшая ложь, не считая всей жизни в этом городе.

— Всё. Вы давно обещали.

— Да, — кивнул Сим. — Как Вы путешествовали, когда, куда? Как это происходит?

— Гвир Кастгод, может, вы расскажете? Вы вероятно путешествовали не раз.

— Увы, профессор. Я не покидал Нирдалон даже на время учений.

— Хорошо, — он поднял глаза к расплывшимся облакам, за которыми совсем скоро должны заблестеть звёзды. — Как это проходит? Вы, думаю, считаете, что полёты это интересно. Вы правы. Даже одна галактика безгранично велика и удивительна, но почти всё время придётся провести во сне. И это — самое страшное в космосе.

— А как же звёзды, червоточины, туманности, радиация? — затараторила девочка. Для своего возраста она неплохо знала об опасностях Вселенной.

— Это тоже. Но страшнее всего — время, — он зашагал медленно, в такт неспешной речи. — Порой ты прибываешь на планету, чуть больше родной, и разница в гравитации и атмосфере почти не заметна, и всё же, закон изменчивого времени сработает даже так. И пока вы будете жить в одном мире, ваши дети уже могут состариться в своём. Увы, для космических странников время растягивается до безумия.

— Неужели червоточины не помогают? Или двигатели, или капсулы?

— Пока корабль разгонится и доберётся до ближайшей червоточины, может пройти ни один год. Да и в капсулах организм застывает. Пока все живут на планетах, экипажи кораблей спят и ждут момент прибытия. Так проходят космические полёты.

— Кошмар! — воскликнул Сим на людском. — Простите, я бы не хотел в этом участвовать.

Взгляды вцепились в Ханшэса. Слова вертелись на языке, но прерывались мыслями, воспоминаниями. Эти дети были совсем иными, нежели он в их возрасте. Они жили иначе, мечтали о другом и боялись другого. И Сим, этот светловолосый мальчик с блестящими золотыми глазами, вряд ли пошёл бы в рекруты при первой возможности. Их окружил недолгий покой, и никто из них, казалось, и не думал рваться в бой.

— Всё не так страшно, — разорвал короткую паузу Ханшэс. — В космосе начинаешь забывать об этом: об оставленном прошлом и неясном будущем. Перестаёшь бояться. На Нирдалоне в сутках двадцать шесть стандартных часов, на моей родной планете — двадцать три. Экипажу до погружения в капсулы нужно отдыхать, и их сутки разделены на тридцать часов. В таком цикле, спустя какое-то время, перестаешь думать обо всём, кроме того что происходит сейчас. Исчезает всё, кроме этих тридцати часов настоящего.

— А теперь звучало интересно, — дослушав переводчик, выпалила Рагци’Ку. — Что же такое? Так полёты эти интересные или страшные, я запуталась!

— Думаю, если вы стремитесь к другим мирам — ничто не сможет остановить, — гвардеец улыбнулся. — В мире много страшных вещей, но мы продолжаем жить. Мы — часть великой Империи. Она — часть великой Вселенной.

— Кажется, мы пришли.

Оглянувшись, Ханшэс убедился, что позади осталась облепленная статуями башня, один из уровней которой охвачен был гигантской дорогой.

— И правда.

Перед ними раскинулось широкое здание, сотни балконов которого пестрили вывесками, переключавшимися меж языками рас Империи. Колоссальные двери были постоянно открыты, зазывая в окаймлённое четырьмя башнями строение.

Ханшэс, следом за детьми, проскользнул под роскошной аркой. В тот же миг он ощутил удар фильтрованного воздуха и мягкий, чуть тёплый климат, много приятней, чем снаружи. Над головой его пронёсся один из тысяч дронов, круживших под высокими потолками.

Рагци’Ку, увлекая за собой Сима, понеслась к центральной платформе, от которой вверх и вниз тянулись перестраивающиеся лестницы, крытые узорчатой решеткой. Ханшэс с Кастгодом нагнали детей лишь на подъёме. Гладкие ступени слегка прогибались под их стопами, после выталкивая вперёд и вверх посетителей, отчего шаги не ощущались вовсе. Лестница удлинилась, открыв солдату и всем шедшим перед и за ним ход на третий этаж.

— Там! — воодушевлённо крикнула девочка.

Посмеиваясь, она побежала мимо многоцветных толп под заострённый свод арки, края которой украшали переводящиеся с одного на другой язык надписи «еда, напитки, наполнители». За узорчатыми стёклами блестели изображения разных вкусностей, переливающихся яркими цветами. От их вида даже Ханшэс почувствовал лёгкое урчание в животе.

— Полагаю, стоит следовать за ними, — трескучий звук переводчика, повторившего за подошедшим гвардейцем, вырвал его из мыслей.

— Вы правы.

Они двинулись ко входу, когда путь преградил наблюдательный дрон. Плоское устройство опустилось из-под потолка и упёрлось тёмным глазом в лицо семиолоида. Тот провёл возле груди двумя левыми руками, после чего дрон отлетел назад и вновь поднялся кверху.

— Проверка?

— Мы редко заходим в подобные места. Дал понять, что здесь не из-за угрозы.

— Понятно, местная охрана беспокоится. Да что же, надо идти, эти двое уже что-то выбирают!

Ханшэс проскочил через окружённый множеством угловых ламп холл к одной из сотни капсул, корпус которой тянулся от пола до потока. Возле окружавшей прозрачное устройство панели стояли дети, перелистывая изображения сладостей. Эти двое толкались, споря на семиолоидском языке и тыча то в одну голограмму, то в иную.

— Вы уже что-то выбрали? — спросил он, пытаясь прервать спор и пересилить глухой шум.

— Да! — на родном языке воскликнула Рагци’Ку.

— Lei[4], — Сим ответил на общеимперском. — Я не хочу эту дрянь, как такое можно есть?

— Это любимая сладость императора Алцуэма Седьмого! Император не мог любить дрянь, не говори так!

— Ты не Императрица, так что не важно.

— А может, и буду. Вдруг моя семья отличится, мы станем аристократами, и после меня заметят представители семьи Ниривин!

— Да не мечтай!

Сим пихнул её, она толкнула в ответ и дети вновь залились спором.

— Хватит, — Ханшэс разнял их и, прокрутив сияющий список, ткнул во что-то. — Я куплю это, я вам покупаю.

— Ну и ладно, — девочка две руки скрестила у груди, две же спрятала за спину.

Механические клешни внутри капсулы начали оживлённо создавать заказанную сладость, напоминавшую застывшую, но двигавшуюся воду.

Причудливый десерт. Ханшэс за десяток лет так и не привык к местной пище. Первый год он питался одними лишь энерго-инъекциями, настолько продукты чужой Империи казались ему безвкусными. Чужой Империи.

Слова же об Императоре Алцуэме, Императоре Уничтожителе, напомнили ему, кто он. Напомнили, что смеяться детям здесь осталось недолго. И что скоро в Гвардии на этой планете не будет нужды.

— Выкажите же благодарность, — легко проговорил Кастгод, едва механизм выдал детям еду.

Те, переглянувшись, кратко поклонились и отвернулись. Казалось, они всё ещё спорят, но уже мысленно. В руках у них красовалось по бесформенному угощению, отражавшему в себе блистательный свет зала.

— Вы добры, профессор.

— Я привык к ним.

— Себе брать что-либо не желаете?

— Себе? — Ханшэс оглядел устройство. Он не смотрел сейчас на детей, на стража порядка, только пустым взглядом окидывал механизм. — Не думаю. Здесь нет того, что мне бы хотелось.

— Вот как, для людей редкость — когда не хочется ничего.

— Прошу не судить обо всей расе, — он выдавил на лице улыбку. — Пожалуй, я просто не голоден.

Вновь отведя глаза, солдат сказал своё желание, но только про себя.

— Вам, вероятно, пора, — теперь гвардеец обратился к девочке.

— Да, всё равно нужно прийти. Но корабль уже улетел.

— В порту их много.

— Думаю, вам следует поспешить, — вырвался из мыслей Ханшэс. — Идите тогда к порту, всё равно дальше не по пути.

Дети опустили взгляды, замолчали. Гвардеец отошёл в сторону, призывая следовать за ним, но тишина сковала всех среди шума разновидной толпы.

— Знакомство было приятным, профессор, — в итоге сказал семиолоид, поправив острый шлем. — Империи важны такие, как Вы.