Наконец незнакомец распрямился и повернулся в профиль к окну. И все еще задыхающаяся и кашляющая Мария узнала лорда Ханса Кристиансена. Того самого лорда Ханса, который сопровождал Нордвига в Бритарию. Мужчина, стоявший на расстоянии пары метров от нее поспешно сделал шаг в сторону королевы…
Глава 37
Сопротивляться, разумеется, Мария пробовала. Только делать это было бесполезно: в данном случае противником ее была не тощая служанка, а здоровый крепкий мужик ростом на голову выше. Мария до крови расцарапала лицо о какую-то металлическую бляшку на его груди, прежде чем поняла, что убивать ее лорд не собирается. Он крепко прижимал ее к своей груди, надежно обхватив одной рукой рот, а второй так же надежно удерживая обе руки королевы вместе.
Сердце Марии скакало так, что толчки отдавали прямо в горло. Однако нос ее был совершенно свободен для дыхания, и лорд просто стоял, не давая ей двигаться, но и не пытаясь свернуть шею. Когда соображение немного вернулось, и она перестала бессмысленно дергаться, продолжая злобно сопеть носом, лорд шепотом, прямо на ухо ей прошипел:
— Не кричите, ваше величество. Я не причиню вам зла.
Лорд дал королеве еще минуту, чтобы прийти в себя окончательно и так же шепотом проговорил:
— Сейчас я отпущу вас и все объясню. Если вы поняли меня, кивните.
Мария несколько раз судорожно дернула шеей, потому что лорд держал ее слишком крепко, и настоящий кивок сделать не получалось. Еще через несколько секунд хватка ослабла, и огромный мужик тихо и плавно сделала шаг назад. Единственное, что он успел произнести, было:
— Не нужно меня бояться, я буду защищать вас любой ценой. Никто не должен знать о моем участии, ваше величество. Сейчас я заберу тело этой дряни и спрячу…
В коридоре хлопнула дверь спальни, оба насторожились, и голос Виты, почти заглушенный толстыми стенами, издалека позвал:
— Госпожа! Вы где, госпожа?!
Времени оставалось даже не минуты, а жалкие секунды. Массивный Кристиансен гибким кошачьим движением подскочил к столу, схватил один из стульев, поставил его недалеко от головы лежащей на полу Хилтруд и, как огромная анаконда, скользким движение исчез в каком-то потолочном люке. Беззвучно закрылась крышка, и уже через мгновение распахнулась дверь кабинета.
Вита со словами: «Госпожа, куда же вы делись…», — шагнула в комнату, неся в руках канделябр на три горящих свечи и благоразумно прикрывая их от сквозняка ладошкой. Договорить собственную фразу горничная не успела. Взгляд ее упал на лежащий на полу труп, и она завизжала с какой-то нечеловеческой силой…
Совершенно машинально, не слишком понимая даже, что и зачем делает, Мария перешагнула ноги покойной девицы и торопливо села на тот самый стул, что остался стоять посередине комнаты. Это было кстати: её собственные ноги тряслись так, что она вполне могла упасть.
Через минуту в кабинете было светло, как днем, от доброй дюжины принесенных сюда свечей. Сбежались все: и охрана, и конюхи, и заспанный скотник. Последней, расталкивая толпу, как атомоход «Ленин», прошла тетка Берготта, а в кильватере за ней, неся еще одну скромную свечку, продвигалась ее помощница.
Картина предстала лицу зрителей столь однозначная, что никто даже подумать не мог о каких-то других вариантах. На полу тело Хилтруд с ножом в груди, а на табуретке посередине кабинета — бледная как смерть королева с расцарапанным в кровь лицом. Всем было ясно, что это самое настоящее покушение на королеву!
Тишина воцарилась такая, что слышно было, как потрескивает чья-то свеча, у которой, похоже, слегка отсырел фитиль. Понимая, что все считают ее убийцей, и не слишком соображая, что именно нужно сказать, Мария вяло указала рукой на тело и хрипло произнесла:
— Она хотела меня убить… Душила, а я сопротивлялась…
Первой очнулась тетка Берготта. Смачно плюнув на труп, она пробасила:
— Собаке — собачья смерть! Госпожа, миленькая вы наша, как же это вы с этакой гадюкой справились?!
Охнувшая Вита заговорила следом:
— О-о-осподи, спаси! Это же она вам лицо попортила! — горничная подскочила к королеве и сильными руками обхватила ее под мышки, пытаясь куда-то утащить.
Свой канделябр Вита успела впихнуть в руки одному из охранников, и теперь, волоча королеву сквозь раздвигающуюся толпу, скомандовала:
— Ступай за нами! Не хватало госпоже в темноте сидеть! Да повыше подними, нам свет нужен.
В спальню Марии охранник так и не зашел. Топтался в распахнутых дверях, держа на вытянутой руке канделябр, пока Вита, возмущенная Берготта и молчаливая ее помощница хлопотали вокруг королевы. Миска с каким-то травяным отваром появилось будто по волшебству. Ссадину на лице обмыли, бурно обсудили и пришли к коллективному выводу, что все заживет и следа не останется.
Затем Берготта, погремев ключами, куда-то исчезла на пару минут и вернулась с большой бутылью мутно-зеленого стекла. Крепко стукнув по толстому дну, выбила пробку и смочила жидкостью из бутылки очередную чистую тряпицу. В воздухе резко завоняло спиртом, и Мария дернулась от неожиданности, когда этой обжигающей рану тряпицей Берготта ловко провела ей по ссадине, приговаривая:
— От так! Оно малость пощиплет, зато никакая зараза на это зелье не пристанет!
Мария все еще находилась в несколько шоковом состоянии, не способная связно думать и размышлять. Зато она поняла главное: никто не собирается обвинять ее в убийстве служанки. Напротив, это убийство, которое все считали делом рук королевы, как будто добавило ей в глазах окружающих плюсов: она казалась им сльной и невольно вызывала уважение.
Когда женщины почти закончили возиться, охранник, так и не ушедший от дверей, торопливо переговорил с кем-то, кого Мария не видела за распахнутой дверью, и, буркнув: «Дай сюда. Я сам…», шагнул в комнату, почтительно остановившись недалеко от Марии.
— Госпожа, нож ваш куда прикажете девать? — пробасил он. — Ульф его почистил. Сталь знатная, негоже ей грязной кровью мараться. — В руках охранник держал тот самый кинжал, который Мария опознала по рукояти: навершие украшал черный королевский обсидиан.
Наверное, Мария сильно побледнела, потому что тетка Берготта заворчала на охранника:
— Куды ж ты, паразит этакий, с железяками своими суешься?! И так бедной госпоже досталось, не приведи Господь! — машинально перекрестила она при упоминании Бога. — Отстань уже, а лучше ступай и карауль под окнами. Как-то же эта гадина в форточку протиснулась, а вы все зады в тепле греете. А госпожу, не ровен час, в её же спальне и прикончат!
Побагровевший охранник по большой дуге обогнула суетящихся в комнате женщин, аккуратно положил нож где-то за спиной Марии, наверное, на стол, и, неловко поклонившись, сбежал из комнаты. Вита презрительно хмыкнула ему вслед и тихонько сказала поварихе:
— А госпожа-то наша какова! Я бы, кажись, от страху померла, ежли б на меня с ножом кидались!
— Не кидалась она на меня с ножом, Вита, — впервые попробовала заговорить Мария и невольно поморщилась. Горло, казалось, обтянуло изнутри наждачкой, и слова проходили с трудом. Однако во избежание последующих вопросов, Мария продолжила говорить, морщась от боли и держась за шею: — Не так она хотела меня убить. Думаю, надо проверить все продукты, что хранятся в кабинете. Вряд ли девица… — Мария так и не вспомнила ее имя, — собиралась биться со мной в рукопашную.
Тетка Берготта схватилась за массивную грудь, нащупывая сердце над мощным бюстом, и переглянулась с Витой:
— Давай тут сама… А я схожу проверю, что оно там и как…
Отсутствовала Берготта долго, и ее доклад Мария выслушала только утром. Сама она к тому времени говорить не могла совсем: резь в горле становилась невыносимой. Да и жгучая мазь, которую нанесла Вита под повязку на горле, не добавляла хорошего настроения. Однако, чем меньше слабости показываешь этим людям, тем больше тебя будут уважать. Эту простую мысль Мария осознала уже давно и потому слушала доклад поварихи с каменным лицом, молча кивая в нужных местах.
