Как-то раз работникам отдела по надзору за рассмотрением гражданских дел в судах пришлось разбираться в таком деле. Женщина предъявила иск о признании отцовства. Она упорно утверждала, что отцом ребенка является такой-то. Но тот категорически отрицал это. И вдруг появляется другой мужчина, он заявляет: «Отец — это я». Прямо скажем, не из легких была задача установить, кто же из двоих действительно отец ребенка.

Не менее запутанными являются подчас споры о наследстве. Иногда наследование бывает многоступенчатым. Какой-либо дом делится на двадцатые, на сороковые доли. Как мухи на мед, кидаются на дележ имущества иные люди. Деды вступают в конфликт с внуками, внуки с дедами, племянницы с тетками. Так спор о наследстве показывает порой истинное, далеко не благовидное лицо человека.

Случается, что конфликты возникают в связи с обменом жилой площади. Не понравилось жилье, которое люди обменяли, и появляется на свет заявление с просьбой признать обмен недействительным. А ведь он бывает многократным! При этом затрагиваются интересы не одной семьи, не двух, а пяти, шести и даже больше. Тут не так-то просто принять правильное решение.

А лишение родительских прав? В каждом таком случае судьям, работникам прокуратуры приходится сталкиваться с глубоким нравственным падением людей, недостойных носить звание отца или матери. Некто Носовы, проживающие во Фрунзенском районе Ленинграда, имели пятерых детей. Из них трое — несовершеннолетние. За недостойное поведение в быту, пьянство народный суд лишил супругов родительских прав. По этому же делу ответчицами проходили и две взрослые дочери Носовых. Они уже сами матери. У одной — двое ребят, у другой — один. Но яблоко — увы! — недалеко падает от яблони. Дочери тоже вели себя недостойно, не занимались воспитанием детей. Суд и их лишил родительских прав. В прокуратуре подобного рода факты анализируют, обобщают, доводят до сведения соответствующих органов…

Следующий отдел, в который мы с вами зайдем, — отдел по надзору за рассмотрением уголовных дел в судах. Здесь следят за тем, чтобы каждый судебный приговор был строго обоснован законом, чтобы ни один человек не был осужден незаконно и чтобы в то же время ни один преступник не ушел от ответственности перед законом.

Говорят, что, входя в свой кабинет, прокурор или следователь должен оставить все эмоции за порогом. Но это не значит, что за служебным столом восседает черствый и холодный человек. Плох тот юрист, который лишен таких качеств, как чуткость, внимательность, участливость. Только любящий людей, глубоко переживающий за их судьбы человек способен быть хорошим юристом, проницательным и справедливым. Можно привести немало примеров, показывающих активную позицию прокурора по тем или иным делам. Вот лишь один из них. Как-то раз в отделе по надзору за рассмотрением уголовных дел в судах столкнулись с фактом неправильного осуждения инженера З. Об этом прокурор узнал даже не из жалобы (осужденный никуда не жаловался), а из попавшей к нему на стол папки с документами так называемого «наблюдательного производства». Прокурор самым внимательным образом изучил дело, понял, что тут имеет место юридическое недоразумение, разволновался и сказал: «Я должен вмешаться, это мой долг…»

Что же, однако, произошло? Инженер З., вполне положительный, уважаемый человек, попал в категорию… убийц. Не думайте, что он действовал топором или каким-либо другим орудием. Ничего злоумышленного он не совершил. Виной всему была неосторожность. Да и неосторожность ли?

З. жил в коммунальной квартире. В этой же квартире проживал некто Смирнов — пьяница, скандалист, дебошир. Не было дня, чтобы он не приходил домой в нетрезвом состоянии. Во хмелю Смирнов был буен, ругался, бросался на людей с кулаками. Он терроризировал всю квартиру. Жильцы спешили закончить к его приходу все дела на кухне и уходили в комнаты, только бы не встречаться с хулиганом, от которого всего можно было ожидать.

Инженер тоже старался избегать встреч со Смирновым. Но в тот злополучный день ему крайне понадобилось выйти на кухню. Там находился, не зная, куда девать свою пьяную энергию, Смирнов. Увидев инженера, он стал приставать к нему, оскорблять, угрожать расправой.

Что оставалось делать инженеру? Ничего, кроме того, что он сделал и что, наверное, сделал бы каждый. Когда, дыша инженеру в лицо водочным перегаром, Смирнов слишком назойливо полез к нему, тот оттолкнул его от себя. Пьяница, а так еле державшийся на ногах, от толчка упал, ударился головой об пол и тут же скончался. Врачи констатировали: «Смерть насильственная». Это значит, что падение произошло, как говорилось в акте, в результате «применения внешней силы». Правда, шатаясь от опьянения, нетвердо стоя на ногах, Смирнов мог упасть и сам, причем последствия могли быть точно такими же. Но тогда бы, как гласило то же самое медицинское заключение, это случилось бы без «применения внешней силы», что меняло бы дело. Словом, инженер З. был привлечен к уголовной ответственности и приговорен к лишению свободы за неумышленное убийство.

Но прокурор, на стол к которому попало «наблюдательное производство», никакой вины за осужденным не усмотрел. Тщательно анализируя все обстоятельства дела, он пришел к выводу, что З. действовал правомерно, в пределах допустимой самообороны. Не желая стать жертвой хулигана, так как тот вцепился в него, он, чтобы освободиться, применил минимальные усилия — толчок. Так можно ли было его за это наказывать? Говорят, что инженер не должен был толкать Смирнова, и уж во всяком случае ему следовало предвидеть возможные последствия толчка. Но позвольте, что же получается? Выходит, хулиган мог оскорблять З., а тот не должен был «обижать» хулигана? Где же логика?

И прокурор встал на защиту попранной справедливости. Он решил добиваться освобождения З. от наказания. Немало препятствий оказалось на этом пути. Но прокурор не отступил и добился правоты. Представление, которое по его настоянию сделала прокуратура города, было поддержано Генеральным прокурором СССР. Инженер З. был полностью реабилитирован и освобожден. Так было сделано очень большое дело, исправлена юридическая ошибка. Каждому, наверное, понятно, что это такое. Это значит вернуть человеку веру в справедливость, добро, не дать слепому случаю восторжествовать над здравым смыслом.

Неизвестно, знает ли инженер З., кому и чем он обязан. Ведь ни он, ни прокурор ни разу не встречались. Связующим звеном между ними явилось то самое «наблюдательное производство».

Но, вступаясь за людей во имя справедливости, прокурор нередко выступает и как государственный обвинитель. Судебные речи, отличающиеся особенно глубоким анализом доказательств, убедительностью фактов, публикуются в специальных сборниках, издаваемых прокуратурой СССР. Расскажем об одном таком деле.

…Это произошло в Стрельне. Был тихий вечерний час, когда люди, придя после работы домой, закончив все дела, отдыхают. Тогда-то и была убита выстрелом из охотничьего ружья гражданка О. Другим выстрелом были ранены ее дочь и свекор. Убийца стрелял с улицы через окно в тот момент, когда семья сидела у телевизора, смотрела передачу. Многочисленными уликами было установлено, что убийство совершил муж О.

Преступник виновным себя признал. Свои действия он объяснял ревностью. Дескать, жена изменяла ему, вот он в состоянии аффекта и выстрелил в нее. Однако свидетели, хорошо знавшие убитую, опровергли его доводы. Они заявили, что преступник клевещет на свою жертву. Его жена не давала никаких поводов для ревности. Это была тихая, скромная и к тому же болезненная женщина. Причина расправы мужа с женой в другом. А вот в чем — об этом рассказал в своей речи государственный обвинитель.

Несколько лет назад подсудимый увлекся религией. Он приобрел поминальник, изучал молитвы, всегда носил при себе икону, кропил «святой водой» детей, а также находившиеся в доме предметы. Родственникам своим он объявил, что является баптистом. Постепенно он начал утрачивать интерес ко всему. Бросил достраивать дом, который возводил в той же Стрельне, стал хуже работать на производстве, возненавидел соседей, перенес враждебное отношение к людям даже на близких — жену и детей. Нередко выгонял их из дома, и они вынуждены были проситься на ночлег к соседям. По ночам подсудимый исступленно читал молитвы, что не мешало ему тут же, у тускло мерцающей серебром иконы, наносить побои жене, истязать ее, требуя, чтобы и она ходила с ним в молельный дом.