Бет чуть ли не с вызовом скинула туфли и подняла руки к застежке на платье, но это не сработало, ничего не дало, ибо он спокойно произнес:

— Занна Холл здесь.

Бет замерла, отвернувшись от него. Ее сердце перестало биться. Сейчас он скажет ей то, что она не в силах услышать. Он продолжил тем же сдержанным низким бархатистым голосом:

— Со своим сыном Гарри. Ему два года. Они останутся на несколько дней.

— Правда? — Вопрос прозвучал безразлично, но она ничего не могла поделать. Она сейчас способна лишь сделать вид, что ее это не волнует.

Вспоминая прежнее, она должна быть ему благодарна, что он никогда не говорил ей о своей любви к ней. Не произносил слов, которые она больше всего хотела бы услышать, которые исторгли бы у нее признание в ее собственной глубокой страсти. Если бы она оказалась настолько глупа, настолько беззащитна, то этот уик-энд оказался бы еще унизительней, еще страшнее. Если только это возможно.

— Ты не хочешь спросить почему?

Он приблизился. По звуку его голоса Бет догадалась, что теперь он стоит совсем рядом, и поспешила ответить:

— Нет, — так как прекрасно знала, почему Занна здесь, с сыном Чарльза. Не нужно, чтобы он говорил ей это.

Она, не глядя, выбрала в шкафу первое попавшееся платье, по-прежнему не поворачиваясь к нему лицом. Ей не хотелось прочесть окончательное решение в его глазах. А вдруг он скажет, что она ему больше не жена?

Он тихо, почти неслышно выругался, а Бет, прижимая платье к груди, как щит, наконец распознала первые интимные нотки в его голосе.

— В силу неких причин, известных только ей самой, миссис Пенни отказалась приготовить комнату для Занны и маленького Гарри. — Обостренным слухом Бет различила теплые нотки в голосе Чарльза, когда он упомянул ребенка. Своего ребенка. Ребенка, которого он так хотел. Сына, которого она оказалась неспособной ему дать. А теперь он собирался попросить ее устроить их, обеспечить им комфорт. В это с трудом верилось! Она оказалась права. Он прочувствованно продолжал: — Я хотел спросить, если ты не возражаешь?..

— Я же сказала, что сейчас не смогу ничем заниматься, — эти слова были заготовлены заранее, она прибегала к ним часто с тех пор, как он дал ей почувствовать свою растущую неприязнь. Удобная защита. — Ты же сам пригласил их сюда, сам и найди, где им ночевать, — меня это не волнует. Это твое дело. — И она быстро, скованно прошла через всю спальню в ванную, дергаясь, как марионетка, и все еще прижимая к груди платье.

Как только она умудрилась так холодно произнести эти слова, когда крик рвался у нее из груди, а сердце бешено колотилось. Очутившись в ванной, она захлопнула за собой дверь и заперла ее на задвижку. И только тогда с облегчением прислонилась к гладкому темному дереву двери.

Разумеется, Чарльз даже не попытался войти вслед за нею. После того выкидыша он перестал проявлять к ней интерес. С тех пор они вели себя как чужие. Только сегодня вечером он изменил привычному отчуждению, все углублявшемуся с той ужасной ночи трехмесячной давности. И нет смысла спрашивать почему, с гневом подумала она, дрожащими руками стягивая с себя одежду.

— С тобой все в порядке?

Меньше всего Бет ожидала от него этого редкого теперь проявления внимания, смягчившего его резкие грубоватые черты. Но сразу после этого, потянувшись за кофейным подносом, она решила, что он чувствует себя виноватым перед ней. А это ей нужно меньше всего.

— Я в порядке. А почему бы нет? — откликнулась она и тут же пожалела о своих словах, потому что не хотела давать ему повода ответить, почему она может чувствовать себя плохо. Тот ужин был мукой, которую она предпочла бы поскорее забыть. Чувственная красота Занны, ее непринужденное остроумие обеспечивали ей всеобщее внимание. Один только Бог знает, о чем думали Кларки. Доналд Кларк давно был знаком с Чарльзом, еще до его бурного романа с Занной. Она жила в те времена в Южном Парке, то уезжала, то приезжала, устраивала приемы по уик-эндам, такие же, как этот. Должно быть, Доналд и Мавис сгорали от желания уединиться в своей комнате и обсудить скандальное возвращение Занны. Они вряд ли забыли неистовую страсть Чарльза к женщине, которая имела на своем счету сотни разбитых сердец. Они не могли не помнить и его отчаяние, когда Занна оставила его.

— Я подумал, что у тебя, наверно, опять приступ головной боли, — заботливо, хотя и скованно, пояснил Чарльз, — ты выглядишь такой бледной.

Он взял у нее поднос и придержал перед женой дверь, пропуская ее на кухню.

— Спасибо, — пробормотала Бет, имея в виду его вопрос, а не стремление помочь ей с подносом. Действительно, с тех пор как в результате несчастного случая она лишилась ребенка, она страдала от страшных головных болей, происходящих не из-за физической травмы, но от тоски. Но может, он при этом хотел обратить ее внимание на то, что по сравнению с яркой красотой его бывшей любовницы, матери его ребенка, она выглядит бледной, анемичной мышью…

— Если ты устала, я извинюсь за тебя перед гостями, — предложил он, когда они пересекали пустой холл. Бет подозрительно взглянула на него и прищурилась, но вместо сарказма и желания избавиться от нее, отослав в постель, увидела лишь сочувствие. Ей пришлось отвернуться, чтобы скрыть слезы. Она понимала, что потеряла его уже давно и обманывала сама себя, цепляясь за несбыточную надежду. То, что он пригласил Занну Холл с сыном, означало, что все кончено.

Он стоял так близко, высокий, мускулистый и широкоплечий. Дорогие брюки подчеркивали его чувственно узкие бедра, и это вызвало у нее в груди судорогу и заставило непроизвольно всхлипнуть. Поставив поднос на один из столиков, он обхватил ладонями ее лицо и с нежностью взглянул на нее.

— Мне очень жаль, Бет. Меньше всего я хотел обидеть тебя, — тихо сказал он. И в тот миг она поверила ему. Его страсть к Занне стала почти легендой и все еще не угасла.

Может, он и сам не хотел этой страсти, но она была. И он ничего не мог с этим поделать: существование их ребенка делало сопротивление бесполезным.

Огромным усилием Бет взяла себя в руки переборов желание броситься ему на грудь и прорыдать о любви, которую она потеряла, так и не обретя. Если бы он знал, как болит ее сердце, то пожалел бы ее еще больше. А этого она не смогла бы вынести. Поэтому она ответила сухо, откинув голову, словно его прикосновение вместо того, чтобы успокоить, раздражало ее.

— Я поверю тебе, хотя многие бы не поверили! — Пусть понимает это как хочет. Главное, чтобы он не понял правды: что она любит его настолько сильно, что готова умереть за него, если понадобится. — Думаю, мне лучше лечь. — Она отвернулась, не глядя на него. — Буду благодарна, если ты извинишься за меня.

Незачем говорить, что она не заснула и даже не пыталась. Она раздумывала о своей развалившейся семье, глядя, как угасает жаркий июньский день, то любя, то ненавидя своего мужа.

Любовь началась с детского увлечения. Ей было пятнадцать лет, когда она обратила внимание на обворожительного Чарльза Сэвиджа, кумира деревенских девчонок. Недавний выпускник Оксфорда, обладатель диплома с отличием, он лихо водил машину и каждый уик-энд появлялся с новой подружкой — по крайней мере так казалось. Его мать давно умерла, отец совсем утратил вкус к жизни. У него был еще младший брат Джеймс. Но он отказался заниматься убыточным семейным бизнесом, предоставив Чарльзу трудиться на благо их семьи и Южного Парка.

Уставившись из своего одинокого окна на лиловый диск, Бет спрашивала себя, где теперь Джеймс. Последнее, что она слышала о нем от Чарльза, было известие о смерти жены Джеймса, Лизы. Где-то за границей. Бет следовало бы уделить этому больше внимания, написать ему, выразить соболезнование. Она не была знакома с Лизой. Джеймс с женой даже не присутствовали на их с Чарльзом свадьбе два года назад. Что-то произошло между братьями, так что Чарльз отказывался от любых разговоров о младшем брате. У нее есть оправдание: в то время она тяжело переживала потерю ребенка. И все же ей надо было хоть как-то выразить сочувствие…